Ученый напряженно слушал барона, а тот заговорил заметно громче, забыв о всякой осторожности, чтобы бешеный стук колес не заглушал его голос:

– Это первый этап – то, что проходит с Кьюлаком. Я не видел его, но мне уже страшно! Я должен что-то сделать, чтобы не дать своему другу стать таким же, как наш враг из прошлого. Только вот я не знаю, как обернуть аданейский процесс. Нейлур сказал, что Фред пошел на это осмысленно и что небеса позволили. Как они могли позволить?! Они знают, что будет! Знают! А я лишь с ужасом предполагаю.

– Предполагать и знать – не одно и то же, – примирительно сказал Кристоф, коротко сжавшись от боли, чего барон не заметил. – Вы увидите Тэаса, поговорите с ним и тогда будете делать выводы.

– Не представляю, как нужно было его довести, чтобы он добровольно сдал свою душу и магию искре!

– Лучше сядьте и успокойтесь, – посоветовал Лантеги. – Так будет безопасней для нас обоих.

– Кроме нас, здесь никого нет.

      В ответ на это ученый огляделся и немного выждал, стараясь прислушаться к ощущениям, затем предупредил:

– В этом времени опасность всегда рядом. Зря вы отказались возвращаться домой, потому что Тэас в любом случае не вернется. Ему запрещено.

– Что? – Карнелий замер в замешательстве.

– Ему запрещено, – тихо повторил Лантеги. – Он сам мне сказал. Условие его возрождения – забыть о прошлой жизни и никогда не возвращаться к ней. Поэтому он не любит, когда называют его настоящее имя. Ему непросто, когда напоминают о родном времени, которое он все равно никогда не увидит. Вы опоздали, барон. Даже когда он руководил нами без вмешательства искры, он был Тэасом Мойро, а не Фредриком Гаусом. Он прожил в этом времени много лет, добился звания детектива. У него была квартира, друзья-коллеги, многих из которых он потерял, за которых и начал войну с аурой. Он создал банду своими руками. Спас нас тогда в Рудрете. Убедил, что знает, как верно поступить. Сумел повести за собой. И этот человек не Фредрик Гаус, а Тэас Мойро – его я знаю лучше, чем вы. Он бы никогда не бросил здесь все на произвол судьбы. Он сам сказал, что в прошлом он покойник. Теперь здесь его реальность и его настоящее. И он, в отличие от вас, смирился с новой жизнью и сражается за нее, полагаю, так же отчаянно, как делал это в прошлой жизни.

– Да, теперь и вопрос отпал, – намного увереннее заговорил Карнелий. – Условие возрождения, говорите. Отлично. Вот и ответ, почему он здесь. Потому что его не спрашивали, чего он хочет на самом деле, а поставили перед фактом.

– И что вы ему предложите? – полюбопытствовал Лантеги, ощущая себя не очень хорошо, но всеми силами свое состояние не демонстрируя. Ученый был очень терпелив и отчасти барона понимал, но только отчасти. – Хотите уговорить Тэаса нарушить условие возрождения, вернуть его в могилу? Хотите, чтобы он предал тех, кто доверился ему тут? Всех бросил на погибель?

– В нашем времени вы еще на свет не появились. Ничего не будет проиграно или брошено. А то, что Фредрик делает сейчас, не может быть правильным. Как то, что он демон с черной магией, может быть правильным?

И тут Лантеги подловил его:

– Вот именно. Сейчас есть только Кьюлак, а не Тэас. Мы с вами с ним не знакомы, но Рендел рассказал достаточно, чтобы понять, насколько он опасен. Разумно ли мешать ему, когда мы даже плана Тэаса на искру не знаем?

      Карнелий прикрыл глаза и пообещал себе, что повторит свою позицию в последний раз, ибо не видел смысла и дальше говорить об одном и том же.

– Я здесь, – с расстановкой начал он, – чтобы бороться за душу своего друга. Мне все равно, какую роль ему тут придумали и под чьи приказы он тут гибнет. Ваш враг меня не интересует. Это не моя война и не его. Я докажу это. Всем тут важен в первую очередь результат. Все рассуждают, что, если искра справится с аурой лучше, пусть будет она. Все довольны, кроме души Фредрика. А что будет с ним в конце? О, я скажу вам, что будет. Искра постепенно испепелит душу, сотрет ее из существования. Поэтому Фреду и нельзя домой. Чтобы использовать его и уничтожить, как должны были до воскрешения. Я не сужу небеса, Кристоф. Я почитаю их и могу ошибаться во многом, но другу так ужасно сгинуть я не позволю, раз уж я здесь.

И, в последний раз задержав на Лантеги решительный взгляд, барон объявил, что хочет пройтись и подышать ночным воздухом на внешнем балкончике в конце последнего вагона. А заодно как следует все обдумать.

– Воздухом? – Лантеги даже привстал от такого заявления, но Карнелий сразу же напомнил, что человек он простой, магии лишенный и для врага, скорее всего, бесполезный, после чего купе все же покинул.

Оставшись в одиночестве, Кристоф тут же провел рукой по взмокшему лбу. Состояние его было хуже, чем он показывал, поэтому уходу Карнелия он даже порадовался. Лантеги отлично понимал, что именно с ним происходило. Магическое поле было разорвано, и магия спонтанно блуждала по его телу, иногда обжигая различные участки кожи. Этот процесс Лантеги совсем не контролировал, но жаловаться барону не стал: гордость не позволила, да и толку от Нериана в такой ситуации было бы мало. Когда Карнелий ушел, Кристоф сквозь зубы простонал и стал шевелить пальцами левой руки, пытаясь избавиться от жжения. В итоге из ладони его вырвался клубок созданной им же магии, и Лантеги поспешил открыть окно, чтобы этот клубок из поезда выбросить. Сгусток послушно вылетел наружу и развеялся. Кристоф с облегчением выдохнул, подставив лицо ветру, сопровождавшему поезд, а потом попытался вдохнуть, но вместо приятного глотка чистого ночного воздуха с трудом втянул в себя что-то другое.

– Нет, – прохрипел он, разразился кашлем и подался назад в вагон, быстро закрыв окно.

Первые секунды после этого он пытался откашляться и приготовиться, но потом в купе вспыхнула настенная магическая лампа. Кристоф схватил саквояж Карнелия и со всей силой ударил им по стеклянному кругу, в котором вился магический шар светильника. Последовал хлопок, и купе окунулось в темноту. Кристофу тогда казалось, что биение его сердца было громче стука колес. Он бросился к двери и распахнул ее. Магические лампы горели повсюду, и Лантеги на секунду даже растерялся, глядя на многочисленные источники света в коридоре, пока что не тронутые врагом.

А аура на этот раз проявилась не туманом. Магические потоки стали липнуть к стеклам поезда, напоминая серые, мутные и густые капли. Жидкостью они, разумеется, не были, но довольно быстро закрыли все окна. Поезд сильно затрясся, и Кристоф стал разбивать светильники первым, что попалось ему под руку. Дикий треск услышали пассажиры. Кто-то попытался открыть дверь своего купе, однако Кристоф не позволил. А всего через пару секунд в коридоре взорвались окна.

Всюду мелькали осколки – острые и меткие. Ученый пытался защититься, но не смог. Вместо защиты получил удар от своего собственного поля. В глазах Кристофа даже потемнело, и он рухнул на колени, больно поранив руки о битое стекло. Поезд мотало из стороны в сторону, и Лантеги никак не мог подняться.

– Не смейте высовываться! Здесь банда! – закричал он так сильно, как смог. Что еще ему оставалось – бесполезному калеке, которого била собственная сила. Как он мог кого-то спасти, когда не способен был помочь даже себе.

Между тем магия проникала в поезд через разбитые окна уже в виде тумана, а Кристоф, стоя на коленях, с трудом водил по осколкам руками, тщетно пытаясь подняться. Ученого спас тогда сыщик-наблюдатель по имени Белотур Констант. Вбежав в коридор, он помог Кристофу подняться и велел ему закрыться в своем купе. Лантеги был бы и рад помочь своему спасителю, да был скорее обузой, чем помощником, поэтому какое-то время лишь слушал через дверь, как в коридоре с аурой борется служитель закона. Когда же чересчур громкий стук колес стал единственным звуком, доносившимся из лишенного окон коридора, Лантеги вновь открыл дверь и огляделся. С пола тут же поднялся вроде бы живой сыщик и развернулся лицом к ученому. Увы, на этот раз Кристоф увидел глаза оболочки, а не живого человека. Наблюдатель Белотур Констант был потерян, а аура в его теле собиралась наброситься на Лантеги. Появился Карнелий и со всей силой толкнул тело сыщика в спину. Барон надеялся выбросить оболочку через пустое окно наружу, но тело повисло на раме. Тут-то Нериану стоило бы отступить и помочь Кристофу, но барон не привык дела не доделывать, поэтому приблизился к повисшей оболочке и попытался вытолкнуть ее наружу.