Мы выехали во второй раз, нашли нужного человека и дали ему аванс. После чего тот исчез, и мы больше не увидели ни аванса, ни машины. Вторая поездка обернулась полным фиаско, и мне пришлось покрыть свою долю потерь. Я все равно оставался с наваром, но на этом моя торговая деятельность закончилась. Надо заметить, что у нас в доме торговля, спекуляция считались «западлом», недостойным занятием. Отец больше уважал инженеров, музыкантов, писателей. Поэтому мне торговая жилка никогда не прививалась, и то, что у любого одессита в крови, мне было чуждо.

Литва всегда отличалась своей антисексуальностью. Хотя у меня случалось много романов с московскими девочками, у литовок я не пользовался успехом, так как они не ценили мои качества. Они любили только высоких, стройных, пусть даже тупых, но обязательно красивых ребят. Всех этих достоинств я не имел, но зато был остроумным, спортивным, умственно более развитым.

Однажды, загорая на пляже в Паланге, я увидел красавицу блондинку с огромными голубыми глазами, появившуюся на пляже с молодым парнем, который пел песни под гитару, собирая вокруг себя толпу слушателей. Мне сегодня почти 70 лет, но никогда в жизни я больше не встречал такой красивой и нежной девушки. Помню лишь, что говорила она таким хрипловатым голосом, а вот имя ее уже забыл.

Пока парень бренчал на гитаре, я начал обхаживать его девушку, вести какие-то беседы. Оказалось, что она дочь министра, жила во Львове, где связалась с каким-то очень богатым картежником-аферистом, но развелась с ним и уехала в Палангу отдыхать. Я понял, что с ее спутником роман еще не вступил в серьезную стадию.

Беседуя, мы ушли далеко от нашего пляжа, незаметно оказались на какой-то тропинке и неожиданно упали на землю и стали страстно целоваться. От оргазма, который я имел с этой девушкой, я просто потерял сознание. И тогда решил остаться в Паланге на целый месяц, как было предусмотрено, а снять роскошную квартиру и прожить три дня, но зато с этой девушкой и на всю катушку. И это были три самых счастливых дня в моей жизни.

Но однажды я допустил стратегическую ошибку. У меня был товарищ, по имени Амос Перес, который считался самым красивым мужчиной в Каунасе. В то время как я был всего лишь студентом университета, он уже учился в аспирантуре и имел автомобиль «запорожец». Амос предложил нам пойти на совместную рыбалку, а моя любовь должна была прихватить свою довольно страшненькую подругу. Когда мы сели в машину, я оказался на заднем сиденье с этой подругой, а мою красотку Амос посадил рядом с собой. Я лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации, так как понимал, что теряю свою любовь.

Добрались до места. Амос, профессионально раскрутив свои спиннинги, посадил всех в лодку. А я, сославшись на то, что рыбы никогда до этого не ловил, сказал, что буду удить с берега. Пока они плавали, я узнал у прохожих литовцев, где поблизости можно купить рыбу. Побежал к рыбакам и приобрел у них связку живой рыбы, включая щуку почти в человеческий рост, которая еще билась на цепи. Но сразу появиться с таким уловом я не мог, поэтому какое-то время полежал в кустах в грязи, как будто в тяжелых условиях добывал эту рыбу.

Когда мои спутники подплыли и увидели добытые мной трофеи, они поняли, что дальнейшая ловля уже не имеет смысла. Мы с Амосом несли рыбу на плечах на перекладине, девушки шли по бокам, а вся Паланга восхищалась нашей щукой.

Улов мы отдали друзьям из Вильнюса, и вечером нас пригласили на фаршированную рыбу. Состоялась большая пьянка.

Мы все наелись и напились, и вдруг моя красотка подошла и сказала своим голосом с хрипотцой: «Абель, мне с тобой было очень хорошо. Я любила тебя, но ты не обижайся, сейчас я полюбила Амоса». В тот момент мне показалось, что сердце мое разорвется. Я напился еще больше и с какой-то группой ребят пошел плавать. Море в тот вечер сильно штормило, но я заплывал далеко, совершенно не боясь утонуть. Однако никак не мог протрезветь и расстроенный и пьяный вернулся домой.

По утрам мы все обычно собирались на пляже, похмелялись пивом, покупали на пирсе угря. На следующий день, после полудня подошел туда и Амос с моей бывшей любовью. Она чувствовала себя неловко передо мной, но в какой-то момент мы стали опять разговаривать. Опять, беседуя, куда-то пошли и вдруг обнаружили, что идем по тому же маршруту, которым шли в первый день, и дошли до того же места, где стали целоваться в первый раз. И мы опять упали, снова испытав то блаженство, которое уже пережили однажды. Когда мы вернулись, Амос сообщил, что они уезжают в Ригу. Он чувствовал свою вину передо мной, но в то же время опасался, что она вернется ко мне. Мы расстались. Спустя какое-то время Амос рассказал мне, что она бросила и его.

С разлучником Амосом мы встречались потом еще много раз, в основном по делам спортивным, так как я организовал футбольную команду «Маккаби Вильнюс», а он – «Маккаби Каунас». Мы часто устраивали футбольные матчи (даже играли с евреями Минска), за что неоднократно вызывались на беседу в КГБ. Интерес гэбистов вызывало такое израильское название наших команд. Но никакого сионизма в этом не было, мы все делали ради шутки. Перед началом матча игроки снимали трусы, и судья проверял, все ли обрезанные. Хотя, конечно, не все были иудеями – на воротах, помню, стоял поляк, но, чтобы рассмешить зрителей, мы совершали такой ритуал.

В Паланге у меня случались и другие романы. Как-то в Палангу приехала с ребенком красотка – преподавательница из Московского университета. Она была внучкой человека, ездившего на охоту с Лениным, и женой посла в Джакарте. Ее компанию составляли кандидаты наук из Москвы, и я видел, что она всем нравится. Я познакомился с этой компанией, играл им на гитаре, пел, возил в разные места. Как-то отвез в Дарбены, небольшой очень живописный городок недалеко от Паланги, где работал врачом мой приятель Яша Пулеревич. Он организовал нам совершенно невероятный отдых с пьянкой, да еще и продлил отпуск, выдав всем больничные бюллетени.

Фокус с больничными справками Яша проделывал для моих друзей довольно часто, и в бюллетенях всегда стоял один и тот же диагноз – катар верхних дыхательных путей. Его отец тоже был врачом и довольно известным сионистом. В дальнейшем Яша стал первым литовским врачом, эмигрировавшим в Израиль. В израильской армии он служил доктором на подводной лодке «Дакар», которая была потоплена, и вся команда погибла. Потеряв единственного сына, Яшин отец сошел с ума. Яша был чудным человеком, веселым, добрым, отзывчивым, он очень любил все мои затеи и помогал в них.

Это было небольшое отступление в память о друге. А тогда в Дарбенах мы веселились в красивом месте с огромными качелями между двух сосен. Марина (так звали мою москвичку) была довольно пьяна, и мы в поисках грибов ушли далеко вместе с ее дочуркой. Слышали, как нас искали, звали, но умышленно не отзывались. В конце концов все разъехались, зная, что мы как-нибудь доберемся сами. Я уложил ее ребенка спать, и трудно описать те поцелуи, те объятия, те чувства, которые мы с Мариной испытали тогда. Я обычно влюблялся в красавиц и рассказываю здесь только о результате. А сколько мне приходилось вложить в это изобретательности, сколько труда, знаю только я сам.

Наступила уже ночь, и я несколько километров нес спящую дочку Марины на руках. Мы вернулись в Палангу страшно уставшие. Наутро ее друзья подозрительно оглядывали нас, смотрели на Марину осуждающе, но мы делали вид, что ничего не произошло. На следующий день я улетел в Вильнюс.

Прямых рейсов из Паланги в Москву не было, и Марина сообщила мне дату прилета в Вильнюс. Не мог дождаться этого дня! Встретил Марину, и не знаю, каким образом оказался рядом с ней в самолете на Москву. Марине, конечно, нравилась такая моя дерзость, но вдруг пришел пассажир, которому я должен был уступить место. Тут-то нам и пришлось спуститься с небес на землю. Когда стюардесса потребовала мой билет, я понял, что нужно уходить. Попрощавшись с Мариной, я вынужден был просто побежать, спасаясь от преследования.