В моей комнате плодилось такое количество клопов, которого больше нигде мне увидеть не довелось. Я ложился спать и вскакивал от ощущения, что меня чем-то обклеили. Просыпался, резко включал свет и обнаруживал на своем теле мириады мерзких кровососов. Меня научили, как с ними бороться: нужно было залить какую-то жидкость, оставив дырочку в стене, через которую клопы убегали к соседям. Потом соседи делали то же самое, и клопы прибегали обратно ко мне. Мама моего приятеля меня жалела и часто приглашала поесть с ними. Ее звали Рахиля Захаровна. Помню, как она ложкой почешет голову, а потом той же ложкой наливает мне суп. Я ей всегда привозил из Вильнюса подарки, и даже потом, покинув их коммуналку, продолжал дружить с этой семьей.

Мой ленинградский приятель Зиновий был намного старше меня, что не мешало ему быть во многих вопросах наивным, а в сексуальной области получокнутым. Он все время рассказывал о каких-то эротических точках и утверждал, что сможет добиться любви любой девушки, если она разрешит ему до них дотронуться. На самом деле у него в жизни еще никогда не было секса с женщиной, а когда такая возможность выпала, он спросил меня, как пользоваться презервативом. Я объяснил с юмором: мол, надо сначала презерватив надуть, а потом быстро надеть. Но он принял мои слова всерьез, и на следующий день упрекнул меня в том, что у него ничего не получилось. На свидании Зиновий поступил, как я учил, презерватив улетел, а девушка ушла, потому что подумала, что Зиновий – дурак.

Однажды я познакомился с евреем – начальником отдела снабжения ленинградского ресторана «Националь». У того была дочь, и он все порывался меня с ней познакомить. Когда я увидел эту дочку, у меня потемнело в глазах. Тогда я решил вместо себя подсунуть ей Зиновия. Отец девушки ухватился за эту идею и предложил устроить знакомство в их квартире. Мы с Зиновием купили цветы и отправились на встречу. Там присутствовали бабушка, мать, отец и, наконец, появилась очень уродливая невеста. Семья накрыла потрясающий стол, и мы вели непринужденную беседу.

Потом приступили к обеду, выпили. Обычно люди, занимающие такие должности, как наш хозяин, много не пьют, потому что голова у них всегда должна быть свежей. Я, таким образом, сконцентрировал внимание на закусках. И тут увидел посредине стола подозрительный торт, смазанный не кремом, а майонезом. Я придвинул торт к себе, аккуратно вырезал острым ножичком треугольник и обалдел от того, что увидел. В торте было несколько слоев: осетрина, черная икра, затем красная рыба и красная икра. И так эти слои повторялись пять-шесть раз.

А сверху они были покрыты тонким слоем легкого майонеза.

Вкус этого торта я помню до сих пор. Не понимаю лишь, почему не подбил никого приготовить такой торт в Америке. А там, в Ленинграде, я отрезал все новые и новые кусочки и, наконец, привлек внимание Зиновия, который тоже любил пожрать. Мой приятель отвлекся от невесты и начал усердно поедать торт вместе со мной. Мы его съели, попрощались и ушли. Больше Зиновий никогда не захотел появиться в том доме, и даже слоеный торт не соблазнял его. Мне было стыдно встречаться с отцом девушки, потому что в роли свата я полностью провалился. Впоследствии я неоднократно бывал сватом. Во-первых, потому что хотелось сделать доброе дело, а во-вторых, поучаствовать в хорошем застолье тоже было соблазнительно.

В университете организовывали вечера студентов. На встречу первокурсников с выпускниками и старшекурсниками я пришел со своим соучеником, русским пареньком, которого угощал деликатесами из вильнюсских посылок. Однажды я дал ему сочную, спелую грушу, которую тот съел и удивленно спросил: «Что это такое?» Оказалось, что, как ни парадоксально, этот житель Магнитогорска никогда в жизни не ел груш. Он был неглупый парень, и с тех пор мы подружились.

На вечере мы, конечно, немного выпили и встретили группу выпускников, среди которых находился аспирант, мой партнер по теннису. Он пришел с еще двумя аспирантами, один из которых, как выяснилось потом, уже женился на югославке и должен был уехать в Югославию.

Мы стояли, облокотившись на спортивные теннисные столы, разговаривали, и вдруг этот будущий югослав заявил: «Я вас, евреев, ненавижу. Ненавижу за ваш ум, за вашу пронырливость, за ваш успех в жизни и за ваш обрезанный член». Я просто опешил, а он тут же резко ударил меня, да так, что я перекинулся через стол, упал и, пока очухался, они все убежали.

Я затаил обиду и стал искать этого югослава, потому что всю свою жизнь всегда старался отомстить за нанесенное оскорбление. Искал долго, и как-то мне подсказали, что мой обидчик находится в общежитии физмата. Поехал туда, нашел его комнату, в которой жило восемь человек. Мой обидчик спал пьяный. Я навалился на него и стал так сильно бить и душить, что он начал орать, как сумасшедший. Сбежались люди, и меня оттащили, иначе я бы его просто убил. Я осуществил свою месть, и впервые в жизни мне за это ничего не было.

В Вильнюсе жил ученый-математик Петя Фридберг, крепкий молодой человек, прославившийся тем, что мог давать уроки математики десяткам людей разного уровня знаний.

Он очень любил математику и деньги, поэтому зарабатывал частными уроками. Я тоже брал у него уроки, когда перескакивал классы школы. Петя испытывал ко мне какое-то особое уважение, как к человеку, который не знал математику, но был очень шустрым.

Когда я поступил в Ленинградский университет, у нас снова возник контакт. Я уже учился на втором курсе, когда Петя сообщил, что, будучи аспирантом университета, приезжает в Ленинград для защиты кандидатской диссертации. В день защиты он мне позвонил, сообщил, что все прошло блестяще, и пригласил меня и нескольких моих друзей в шашлычную. Среди приглашенных была девушка, с которой я в то время встречался.

Мы договорились отметить событие в шашлычной «На пяти углах», которую я любил и часто посещал. Обычно я заказывал там суп «чунахи», съедая перед этим пять-шесть кусков хлеба с горчицей. Завершал трапезу люля-кебабом – самым дешевым блюдом.

Я знал, что мой приятель был довольно скупым человеком, и, наверно, банкет для своих коллег устраивать не стал – зажал, как говорится, но как-то отметить защиту ему все же хотелось.

В шашлычной мы вкусно поели, выпили, и я съел свой обычный хлеб с горчицей, суп и две палки люля-кебаб – все очень вкусное. Вдруг виновник торжества спросил: «Ребята, кто хочет еще что-то заказать?» Я был сыт по горло, но мне страшно хотелось наказать его за скупость и поэтому я вызвался поесть еще. Петя спросил: «Сколько люля-кебабов ты съешь?» Я ответил, что осилю еще четыре порции, а это восемь мясных палок с картошкой. Тогда Петя решил усложнить мое задание. «Сколько ты с этими кебабами выпьешь водки?»

Я заказал бутылку самого дорого в этой шашлычной армянского коньяка. Я давился, но ел. Выручила меня знакомая официантка, которая хорошо ко мне относилась. Она посоветовала: «Не спеши пить, жидкость всегда найдет место в животе». У нее был опыт, потому что она наблюдала много таких споров. Я шутил, но чувствовал, что меня вот-вот вывернет. Последний кусок кебаба застрял в горле, и хоть убей, я не мог его протолкнуть дальше. Не знаю уж, как мне это все же удалось.

Я направился в туалет, а мой приятель-аспирант двинулся за мной. Он хотел убедиться, что меня не вырвет, потому что в этом случае за все пришлось бы расплачиваться мне. Мы ушли вместе, и напоследок я бросил умоляющий взгляд на оставшихся друзей, надеясь, что кто-то из них отопьет из двух налитых мною стаканов коньяка. Когда мы вернулись, я понял, что к коньяку никто не притронулся.