Однако, даже в окружении льда и воздуха, где их некому было подслушать, он не нашел, что возразить брату. Рэйф признавал, что в самом деле упрям. А еще отлично понимал, зачем Ксандер притащил его к небесному мосту в такую рань, по крайней мере на двадцать минут опередив прибытие их свиты.

– Не стану я этого делать, – пробормотал Рэйф.

Ксандер громко вздохнул, но не удивленно, а скорее раздраженно.

– Ты должен.

– Нет, не должен. И не буду.

– Рэйф, сейчас не самое подходящее время…

– Время самое что ни на есть подходящее, Ксандер. Единственно подходящее.

Кронпринц ощетинил свои крылья цвета полуночи, но тут же сделал глубокий вдох и снова стал спокойным, сдержанным братом, неуклонно следующим намеченному плану. Шагнувший вперед Рэйф, напротив, пребывал во власти чувств. Ноздри его трепетали, крылья широко раскинулись в стороны, как бы он ни старался их обуздать.

– Ксандер, – протестующе произнес он.

Характерными чертами Ксандера были терпение и непреклонная настойчивость, поэтому, не обратив на Рэйфа внимания, он вытянул скрытую под кожаным плащом цепь с висящим на ней большим перстнем.

– Ты должен взять его, – не терпящим возражений голосом заявил он.

Про себя Рэйф называл этот тон брата королевским, и он не сулил ничего, кроме неприятностей. Все же он посмотрел на протянутую к нему ладонь, на которой лежал серебряный перстень с выступающим обработанным обсидианом – королевской печатью. Рэйф всю жизнь положил на то, чтобы убедить воронов в отсутствии у себя намерения украсть трон кронпринца. Тем не менее сейчас, накануне самой важной недели Ксандер просит его именно об этом.

Подняв глаза, он в упор посмотрел на брата. Разница в возрасте у них составляла четыре месяца, и родились они от разных матерей, но, тем не менее, были похожи, как близнецы, за исключением цвета глаз: королевская лаванда у Ксандера и небесная лазурь у бастарда Рэйфа.

– Не проси меня об этом, брат, – прошептал он. – Что угодно, только не это.

Хоть взгляд Ксандера и казался мягким и сострадательным, он мог при необходимости выказать неколебимую твердость. Взгляд истинного короля.

– Я обсудил этот вопрос со своими советниками, и все были единодушны. Дом Шепота может принимать и любить меня таким, какой я есть, но перед другими домами я обязан продемонстрировать силу.

– Ты и так силен, – запротестовал Рэйф.

– Словами, да. И действиями тоже. И преданностью своему народу, – закончил за него Ксандер. – Однако для победы в брачном турнире требуются иные качества.

Рэйф пытался выдержать взгляд брата гордо и не моргая, но тут потупился сам Ксандер. Рэйф проследил глазами за тем, куда он указывал, – на свою отсутствующую правую кисть руки.

– Это испытание физических возможностей, – сказал Ксандер, подняв наконец глаза. Любой другой мог бы обмануться искусным безразличием во взгляде Ксандера, но Рэйф слишком хорошо знал брата и понимал, как больно и стыдно ему от своего изъяна. Для этого не было никаких оснований, но дела не меняло. – На время турнира ты должен занять мое место и притвориться мной перед другими домами, чтобы наши люди в кои-то веки получили такой союз, какого заслуживают.

Рэйф знал, какие сплетни витают в темных коридорах их дворца. Что бог-покровитель воронов теряет силу, что они впали в немилость у других богов, что они прокляты. Дому Шепота удалось заключить брачный союз лишь на одном из пяти последних турниров. Соотношение принцев и принцесс в королевских семьях семи домов не было равномерным: чаша весов кренилась то в одну, то в другую сторону. Однополые союзы по любви допускались только среди простых людей, а монархи обязаны производить на свет наследников по крови.

На протяжении четырех поколений воронам не везло, они возвращались с состязаний с пустыми руками и вынуждены были выбирать пару из собственного дома, а не из другой королевской семьи. Так было до последнего турнира, когда мать Ксандера, тогда еще кронпринцесса, стала парой для второго сына, сокола из Дома Охоты, обладавшего не острым, но блуждающим взором. Король-консорт должен был доказать, что боги снова благосклонны к воронам, но вместо этого совершил чудовищное преступление. И Рэйф, живое свидетельство этого преступления, отлично понимал, какое давление приходилось выдерживать брату в борьбе по устранению последствий прошлого.

– Неужели ты в самом деле считаешь, что Таетаноса порадует такой способ завоевания его расположения? – спросил Рэйф, скользя взглядом по небесному мосту и простирающейся на другой стороне до самого горизонта тундре, в снежных складках которой находился Дом Мира.

– Он не только бог смерти, брат, – возразил Ксандер, по-прежнему глядя на Рэйфа, – но также судьбы и фортуны. Именно он подарил нам одного отца и почти одинаковые лица. Он даровал мне мою судьбу, а тебе – твою. Он выбрал для нас определенные роли и сдал карты, которыми предстоит играть.

Слушая из уст брата эти неопровержимые истины, Рэйф чувствовал, как по позвоночнику ползет холод – первый морозный укус чужой страны.

– А королева что думает? – спросил Рэйф, решив зайти с другой стороны. Мать Ксандера, как и многие другие, ненавидела его и все, что он собой воплощал. Она ни за что не одобрила бы этот безумный план, хотя бы из нежелания признавать, что Рэйф подготовлен к испытанию лучше ее собственного сына. Честно говоря, Рэйф разделял ее мнение.

– Она понимает необходимость этого шага.

Рэйф с трудом заставлял себя оставаться на месте, хотя хотелось раскрыть крылья пошире и улететь прочь. В поисках убежища. Чтобы убежать от роли, которую он никогда не желал играть, – юноша даже не мечтал об этом.

– Вот, значит, как? Все уже решили помимо моего желания?

– Ты будешь носить королевскую печать до последнего дня турнира, а перед самым оглашением заключенных союзов мы поменяемся обратно. По традиции, ты все равно будешь в маске, а я стану держаться в тени. Никто ничего не заподозрит. В конце концов, всем запомнится именно мое лицо, так что тебе нечего опасаться.

Рэйф нахмурился.

– Легко тебе говорить.

– Ага, – усмехнулся брат.

Рэйф нахмурился сильнее.

– Чем ты будешь заниматься все это время?

Ксандер пожал плечами, и в уголках его лавандовых глаз блеснули искорки.

– Буду изображать тебя, конечно же. Преданного, спокойного, готового услужить старшему брату. И исполняющего любое его требование.

Глядя на брата, Рэйф изогнул дугой бровь, а Ксандер весело повторил:

– Исполняющего любое требование своего старшего мудрого брата.

Рэйф вздохнул.

И сдался.

Он знал, что так и будет. Чувствовал еще до того, как они покинули родной дом. Теперь, глядя в уверенное, доброе лицо брата с застывшей на нем мольбой, он понял, что не может ответить отказом. Ведь только благодаря Ксандеру у него, Рэйфа, есть место, которое он называет домом. Когда умер их отец, именно Ксандер вымолил у королевы позволение Рэйфу остаться во дворце. Брат слишком многим рисковал.

«Кого я обманываю? – подумал Рэйф, чувствуя, как теплеет у него на сердце, несмотря на морозный воздух. – Я слишком сильно его люблю, чтобы сказать нет».

– Я возьму печать после того, как прибудем в Дом Мира, – заключил Рэйф. – Это ты должен пройти по небесному мосту как кронпринц и законный наследник, а не я.

Ксандер поспешил воспользоваться ситуацией.

– Возьми сейчас, пока не передумал. И пока представители других домов не увидели… – Он не договорил, снова указав взглядом на культю правой руки.

Рэйф отпрыгнул, задев сапогом край хрустального моста.

– Потом.

– Нет, сейчас.

– Потом.

– Ты хоть раз меня послушаешь? – смеясь и вздыхая одновременно, воскликнул Ксандер.

Рэйф с ворчанием протянул левую руку, и Ксандер уронил перстень ему в ладонь. Надев цепь на шею, Рэйф до глубины души проникся весом обсидианового камня-печати, с которым ничто не могло сравниться по тяжести. Но ради брата он готов на все.