Зайцев М. Ф. И радости, и печали: стихотворения Свет небесный В середине девяностых годов прошлого века я работал в штате Волгоградской писательской организации. Зарплата была мизерной, и я подрядился подрабатывать в качестве завхоза в НДР, в политическую партию, штаб волгоградского отделения которой базировался в одной из писательских комнат. Жизнь шла своим чередом, и вдруг – телефонный звонок из Москвы – в Волгоград вылетает лидер партии Виктор Степанович Черномырдин. Всё сразу закружилось, завертелось, как в гоголевском «Ревизоре». Я начал драить полы, протирать электрические лампочки, снимать даже невидимые паутинки. Словом, к назначенному времени порядок везде был наведён, «Пушкинский зал» блестел и сверкал, стулья расставлены полумесяцем, стол для президиума накрыт бархатной скатертью, микрофон на трибуне ожидал вещих слов. Но вот вновь телефонограмма: Виктор Степанович уже прибыл в волгоградский аэропорт, но планы у него изменились, потому встреча будет не более десяти минут, и не в зале, а на улице. Мне тут же чиновниками от партии было приказано мыть асфальт у входа в писательскую организацию. Я схватил ведро с тёплой водой, тряпку, выбежал на улицу. Времени было в обрез. Мокрая тряпка скользила по песку в пробоинах асфальта, от чего он становился ещё грязнее. Обильно намочив её, я шлёпал тряпкой по асфальту, песок промокал на всю глубину, и это давало результаты. Но люди уже подходили к назначенному сроку. Нарядные, торжественные. Обходили меня, елозящего на корточках, улыбались. Кто снисходительно, кто жалеючи, кто и вовсе брезгливо. Я сгорал от стыда. Многие знали меня как поэта, многих я знал как чиновников при власти, ведь большинство приходящих на встречу было не из простого люда, а из «элиты». Душа моя разрывалась, плакала от унижения и беспомощности. Я был на грани срыва, готов был бросить в сердцах тряпку на асфальт и уйти. И вдруг какая-то неведомая сила заставила меня поднять голову и посмотреть в небо. С небес шёл свет. Кроме этого света ничего больше не было. Добрый, мягкий, тёплый, он объял мою душу и всю мою плоть, и мне стало легко-легко, и я с гордым восторгом продолжил свою работу. И не было никакого стыда. Я вдруг ощутил себя частицей этого света, необходимой частицей единого вселенского организма, частицей земли и неба. С этим ощущением я и живу. Под небушком высоким «Вдруг под небушком высоким…» Вдруг под небушком высоким, Близким-близким и далёким, В путь последний соберусь. Что ж, бывает горькой правда: В путь последний – ну и ладно! В путь последний – ну и пусть! Только б дети жили справно, Улыбались внуки славно, Стих мой пели наизусть. Ах, друзья, союз наш редок! Сдвинем чарки напоследок И отбросим разом грусть. Мне пора! Но, бога ради, Не подталкивайте сзади — Сам тихонько доберусь… «Дерево упало – стало больше света…» Дерево упало – стало больше света! Только ветер взвился, ветви шевеля. Поглядел направо – вертится планета, Влево глянул – крутится матушка-Земля. Подрубил другое под могучий корень. Ветер жарким пламенем на меня дохнул. Поглядел я в небо – оказался вровень С облаками лёгкими, солнцу подмигнул. К третьему примерился – подкосил, играя. Приволок три дерева в связке на село. – Что одна встречаешь, жёнка молодая, Где мои три сына? – Ветром унесло… «Взмахну веслом, упруго оттолкнусь…»
Взмахну веслом, упруго оттолкнусь От берега, заросшего травою. Захлопает в кустах — тяжёлый гусь Бесшумно пролетит над головою. Очертит круг над озером, слегка Качнётся, высотою насладится. И, проскользнув по глади озерка, Почти у самой лодки приводнится. Не шелохнусь. Гляжу с восторгом я, Как он плывёт, как распрямляет перья. Наверно, чует, в лодке нет ружья… И всё же страшно от его доверья! «Смотреть с любовью в небеса…» Смотреть с любовью в небеса На божью благодать, Шагать полями и овса Рукою гладить гладь. И принимать душою свет, И видеть далеко. И по ступенькам зим и лет Шагать светло, легко. И восходить на небеса, И взгляд с них устремлять На землю, полюшко овса, На божью благодать. «К вечеру, стихнув и подобрев…» К вечеру, стихнув и подобрев, Став низовым колыханьем, Ветер ласкает листву дерев Неощутимым дыханьем. Ну а деревья, встряхнув суму С жёлтой осенней листвою, С робкой улыбкой подносят ему Яблоко золотое. «Если б каждый из нас и любой не из нас…» Если б каждый из нас и любой не из нас Повторял себе вновь и вновь: «И вовеки веков, и вчера, и сейчас Да умножатся мир и любовь», Как бы наша родная праматерь-земля Расцвела, И кормила бы с ложечки нас, И за это бы с нас ни гроша не взяла И вовеки веков, и сейчас! «Один вдоль берега иду…» Один вдоль берега иду И у крутого мыса Пленяю раннюю звезду Восторженною мыслью. Но, удаляясь от земли, Лукавая плутовка Из метко брошенной петли Выскальзывает ловко. Я, опечаленный, бреду Вдоль пенистого бережка. И вижу: на волне звезду Катает море бережно. …Иду тихонечко по дну Невидимой дорожкой И отражённую звезду Ловлю, ловлю ладошкой. |