– Так точно.

Мысли Дубовых вернулись к только что пережитому:

– Кто это был?

– Людоеды, – всхлипывая, ответила Хельга.

– А отчего такие тупые?

– Национальная особенность… А еще они умеют оглуплять свои жертвы. Это способ охоты.

– Ишь ты, загогулина, – подивился прапорщик. – Ну, эти-то слишком тупые оказались. А ревешь-то чего?

– Я себя помню! Там, наверху. Я тупая-тупая была… Стыдно! – женщина снова разревелась. – Не то, что ты. Ты какой был, такой и остался!

Палваныч гордо обнял Хельгу.

– Только я не пойму, почему ты не вызвал своего рогатого слугу? – спросила колдунья.

– Его-то?.. – замялся прапорщик. – Ну… Решил дать парню выходной.

Коля Лавочкин лежал на полу, беззвучно стеная от боли. Дыхание постепенно возвратилось. Парень встал на четвереньки, потом поднялся на ноги.

«Дурак, – казнил себя солдат, – потерял Катринель по такой глупости! Мало тебе эти особисты двинули, нужно было еще по чайнику врезать…»

Он в растерянности блуждал взглядом по комнате, соображая, что делать дальше.

Из коридора донеслось шуршание и чей-то глубокий вздох.

– Ну, отпустите же, – раздался голос Катринель.

Лавочкин выскочил из комнаты и увидел застывших в нелепых позах шпиков. На плече одного висела барахтавшаяся принцесса.

«Фильм „Кавказская пленница“, стопкадр, – подумал Коля. – Но что вообще случилось-то?!»

Постепенно до парня дошло: он, барахтаясь на полу, просипел: «Стоять, ни с места», касаясь упавшего знамени! Работает магический артефакт, еще как работает.

Лавочкин помог Катринель слезть с замершего шпика, привел ее в комнату.

– Что там произошло? – принцесса махнула рукой в сторону выхода.

– Я немножко колдун, – пояснил Коля.

Он поднял знамя. Подошел к выходу. Распорядился:

– Эй, вы, двое! Ну-ка бегом ко мне!

Бойцы особого королевского полка четко исполнили приказ.

– Зашли в комнату, живо. И к стенке.

Шпики снова повиновались.

Коля запер дверь.

– Катринель, мотаем!

– Ты имеешь в виду, связать их? – захлопала глазами девушка.

– Нет, бежим. Быстро собираемся и двигаем отсюда. – Солдат обернулся к плененным шпикам: – А с вами-то что делать?.. Во! Ложитесь-ка спать. Отбой до завтрашнего утра!

Бойцы улеглись на кровати и мирно засопели.

Было в этом зрелище нечто устрашающее. Принцессу аж передернуло:

– Как мертвецы!

Парень ничего не ответил, запихивая по мешкам вещи. Девушка опомнилась и присоединилась к сборам.

– Умеешь на лошади ездить? – спросил солдат.

– Конечно.

– Тогда одевайся для верховой прогулки. Поедем на моей Кобылке.

Лавочкин быстро нацарапал записку Всезнайгелю: «Вынуждены продолжить путь. Причины см. на кроватях. Николас».

Было странно смотреть на нерусский текст, только что написанный собственной рукой. Цокнув языком, солдат положил записку на стол.

Коля и Катринель закрыли комнату.

Принцесса была в шапке-невидимке.

– Блин! – спохватился парень, спускаясь по лестнице. – Где, интересно, третий шпик?

– Может, уехал с докладом? – предположила девушка.

– Пожалуйста, ни слова больше, тебя же нету! – шепнул Коля.

Они направились в конюшню. Лавочкин быстро оседлал лошадь, помог невидимой Катринель занять место в седле. Уселся сам.

За воротами Кобылка чуть не сбила с ног шпика, наблюдавшего за окном. Глаза бойца-соглядатая расширились от удивления. А Коля дотронулся до закрепленного сзади знамени и сказал:

– Следуй за нами.

Кобылка зашагала к околице, шпик топал следом. Прохожие не обращали на них внимания.

Лавочкину было приятно: принцесса обнимала его за торс, чтобы не упасть с лошади.

Но девушке было не особенно удобно. Ногам мешали притороченные к седлу мешки, а древко знамени чувствительно терло бедро. Еще принцессе было не по себе в присутствии пленного с остекленевшим взглядом.

– Долго ты его собрался водить? – шепотом спросила она, щекоча губами Колино ухо.

– Выедем из села, спрячем. Пусть поспит, как и его друзья.

Коля прислушался к своим ощущениям. Не к тем, которые возникали при невольном касании губ Катринель, когда она шептала. И не к тем, что он испытывал, ощущая объятия принцессы. Солдат вдруг понял: ему нравится пользоваться возможностями, даваемыми знаменем. Манипулирование бойцами особого королевского полка доставляло удовольствие.

«А я, оказывается, маленький фюрер, – подумал Коля. – С этим надо бороться».

За околицей начались яблоневые сады. Ветви деревьев свисали под тяжестью зеленоватых плодов.

– Иди вон к той яблоне, садись под ней и засыпай. Проснешься в полночь, – приказал солдат соглядатаю.

Шпик послушно потопал к дереву.

– А не замерзнет? – заволновалась Катринель.

– Скорей упарится, – усмехнулся парень. – У вас в стране теплынь несусветная. Значит, жалеешь его. А ты знаешь песню про их вояку Ремборднунга? «Первая ты моя кровинушка» называется.

– Да.

– Помнишь, чем там резня закончилась?

– В полк его вернули, кажется…

– Именно. Чувствуешь размеры опричнины? Он штабелями народ укладывал, но вообще не был наказан.

– Да он же не виноват! Это Законник первый начал!

– Ха! Вот и грохнул бы Законника. Ну, у вас, дворян, и понятия: не виноват, так выкоси хоть половину солдатни, да?

– Куда едем? – спросила принцесса, помолчав.

Лавочкин верил: Всезнайгель их найдет, как только разберется с делами. Но надо ли им двигаться к границе с Наменлосом? Сидели бы себе в компании спящих особистов, дожидались бы Тилля.

«Занервничал, – признался себе парень. – Испугался… А ведь у меня же знамя!»

– Николас, куда мы едем? – повторила принцесса.

– К границе. До нее еще два дня трепыхаться. Всезнайгель нас догонит.

Яблоневые сады сменились дубравой. Коля вспомнил наказ Тилля: необходимо избавиться от флейты. Парень высмотрел дерево помощнее, с дуплом.

– Катринель, я должен спрятать дудку, – промолвил солдат. – Но сперва надудим еды.

– К чему? Я недавно поела.

– А я давно. Да и ты захочешь через час или два. Две курочки в седельной сумке еще никому не мешали.

– Мне и так неудобно из-за твоих мешков. А древко натирает ногу…

– И это говорит Пестрая Шкурка, несколько дней шатавшаяся по лесу! – изумился Коля. – Если мешает, сядь по-другому. Ишь ты, принцесса выискалась!

– Да, я принцесса, господин барон! Чего ты от меня хочешь?

– Чтобы ты помолчала, – раздраженно сказал парень, спрыгивая со знаменем с лошади. – Слабо?

Девушка не ответила.

– Ну и дуйся, – сказал Коля невидимой принцессе.

Он подошел к дереву, вынул из-за пазухи флейту. Дунул пару раз. Прицелился и закинул инструмент в дупло.

«Вот такая дубовая у меня жизнь, – подумал солдат. – В двух первых дубах нашел по магическому предмету, в третий сам прячу…»

– Катринель, будешь пиво?

Принцесса молчала.

– Ладно, не обижайся! Прости. Ты устала, я нервничаю… Давай! Вот, я себя наказал!

Коля отвесил себе подзатыльник.

– Что, мало?! Вот еще!

Парень повторил. Никакой реакции…

Тогда он подошел к Кобылке, осторожно протянул руку и… никого не нашел.

– Катринель! – закричал парень. – Катринель, ты где?

На портрете, висящем в покоях принца Наменлосского Петера, Катринель была печальной. Художник, нарисовавший принцессу Вальденрайха по специальной просьбе Петера, отлично передал образ грустной красоты. Если бы этот художник увидел девушку сейчас, он бы порадовался: она выглядела точно так же, как и на картине.

Но ни мастер-портретист, ни кто-либо другой не мог лицезреть Катринель, бегущую прочь от обидчика Николаса. Она хотела ответить ему колкостью, но не сумела вымолвить ни слова. И девушка поняла: барон грубо и беспардонно наложил на нее заклятие молчания.