В неясном предрассветном тумане, облизавшем влажным языком скорбное прапорщицкое лицо, Палваныч наконец очнулся. Обрадовался вожжам в руках, горшкам под задним местом, лошадям, телеге, дороге, туману. Стал оживать, гоня от себя мутные воспоминания о странной брачной ночи.
– Прочь, прочь от меня вся чертовщина! – вслух взмолился Палваныч.
Где-то позади черт с молчаливым смирением исполнил и эту волю Мастера. Нечистый мог явиться на зов хозяина, где бы ни пропадал. Магия, однако.
– Все сон! – продолжил самодеятельный аутотренинг прапорщик. – Не было никаких разбойников, хотя я точно помню крошку Трину… Тьфу! Не было разбойников, и Трины, и беса тоже не было… Я спокоен… Я найду подлого Лавчонкина… Я брошу пить… О, нет!.. На это я не согласен…
Когда туман рассеялся, Дубовых совершил открытие, вернувшее его в ряды нормальных людей. Счастье было двойным: Зачарованный лес в очередной раз кончился, выпустив путника живым, а впереди, под холмом, сверкала новой арочной вывеской вожделенная деревня:
Жмоттенхаузен
(деревня, славная подвигами Николаса Могучего)
Проехав под дубовой триумфальной аркой, Палваныч обратился к первому же встретившемуся селянину:
– Гражданин колхозник, разрешите задать вопрос?
Мужичок обернулся, полагая, что обратились не к нему. Но никого больше не было.
– Товарищ, я вам, вам говорю, – сказал прапорщик.
– Скорее всего, мил человек, вы обознались, я не ваш товарищ по имени Колхозник, – вежливо ответил местный.
– Один черт! – в сердцах бросил Палваныч.
– И правда, черт!.. – пробормотал мужичок, уставившись на Аршкопфа, возникшего за повозкой, и тыча в него крючковатым пальцем.
Прапорщик испуганно обернулся, но нечистый стоял за коровой, и его не было видно.
– Да ни черта! – прорычал разгневанный Палваныч, желая задушить глупого крестьянина.
– Но я же… только что… – пробубнил тот, протирая глаза.
– Пить меньше надо! – поделился мудростью Дубовых. – Ты мне лучше скажи, у кого узнать о Николасе.
– Это который сын свинопаса? – спросил крестьянин.
– Это Могучий, идиот! – проорал прапорщик.
– Ах, Николас Могучий! Вам нужно к старухе Малеен. Дальше по улице до дома старосты и направо.
Рассерженный Палваныч схватил горшок и метнул в тупого крестьянина. Тот ловко поймал предмет:
– Ай, спасибо, мил человек, за подарок!
Скрежещущий зубами прапорщик тронул поводья.
Он без труда отыскал жилище Малеен по резной мемориальной дощечке: «Здесь останавливался Николас Могучий, победитель великана и избавитель от дракона».
– Хозяйка! – крикнул Палваныч.
Из домика вышла морщинистая большеглазая старушка в чепце и черном платье.
– Кого вам, добрый человек? – приветливо начала она, но вдруг осеклась, смотря на путника расфокусированным взглядом.
Прапорщику был неприятен этот взор.
«Они тут что, все чокнутые?» – подумал Дубовых.
– Сына ищу. Николаса. Одет как я… Со знаменем красным…
– Слушай, добрый человек, – низким грудным голосом заговорила старушка. – Зло за твоим плечом, страшное зло. Остерегайся.
– Ась?!
Тут бабка, похоже, пришла в себя:
– Так вы – отец Николаса? Ай да новость! Эльза, детка! Тут отец Николаса!
На пороге дома появилась миловидная девушка с большими зареванными глазами.
– Вот, – пояснила бабка. – О вашем сынке все тоскует.
– А что с ним?
– Ушел! Ушел подвигов искать пять дней тому назад. Вы проходите, проходите в дом… Эльза, бегом к старосте. Встретим почетного гостя всем миром.
Прием Палванычу оказали действительно королевский. Сводили на холм, объясняя, что сюда отважный отпрыск увлек за собой великана и поборол, – правда, никто этого не видел.
Потом долго рассказывали историю отношений деревни и дракона. Тыкали пальцами в сторону противоположного берега, описывая плевательную дуэль.
– И что, громко плюнул? – переспросил прапорщик.
– Да, да, скажи, Эльза! – заголосили селяне. – Эльза там была.
Девушка подтвердила.
– Хочу туда попасть, – пожелал отец героя.
Переправили.
Там перед удивленными сопровождающими прапорщик долго рассматривал землю и даже ползал по траве.
Потом что-то нашел, оттер и радостно завопил:
– Да, это он!!!
Крестьяне радовались тому, что папа узнал следы сына.
А прапорщик был счастлив видеть гильзу от патрона к автомату Калашникова.
С учетом уровня интеллекта Палваныча, он показал себя настоящей мисс Марпл в военной форме.
«Вот хлюст! – кипел Дубовых. – Салага салагой, а всех тут облапошил. Про великанов с драконами навешал, а они и съели дезинформацию! Этот хитрец может и знамя полковое на сувениры продать, надо бы его арестовать побыстрее…»
Почетного гостя прокатили на лодочке обратно к Жмоттенхаузену. Закатили сельскую пирушку. Прапорщик поразился, насколько ему везет с застольями.
Поставили слабый эль, немного колбасок, вареных кур, сыра и хлеба. Первым взял слово староста:
– Друзья! Сегодня нас посетил отец героя. Вот он – простой мужик по имени Пауль… Знал ли он и его жена, когда ложились… – староста ойкнул, получив тычка от бдительной супруги. – Я говорю, знали ли они, когда растили Николаса, что вскоре он станет Николасом Могучим? Наверняка знали! Так выпьем же за то, чтобы отец нашел сына и обнял его!
Выпили. Закусили. Потребовали ответного тоста.
Прапорщик встал.
– Ну, я что хотел бы несколько очертить… В сущности, диспозиция вот какая. Эль – это не выпивка, а напиток. Он нужен не для того, чтобы выпивать, а для того, чтобы напиваться. Так выпьем несколько раз, чтобы напиться!
Возражений не последовало.
– А сынок-то в батю выпивоха, – прошипела жена старосте. – Если устроишь с папашей такую же долгую попойку, как с Николасом, выгоню из дома, старый бочонок!..
Заиграли музыканты, закружились в парах молодые селяне.
Прапорщик сожрал несколько копченых колбасок и остался доволен. Уперся локтем в столешницу, наблюдая за пляской да слушая вполуха трепотню мужиков.
– …Недоброе место этот Зачарованный лес. Вот давеча два парняги поседевшие шли мимо нашего села. Сказывают, видели в лесу саму костлявую гостью. Насилу, мол, ноги унесли. Еще ходят слухи, в округе воспряли ведьмы. Нагло себя ведут, бегают зачем-то утром и вечером, тяжести поднимают по много раз… Пророчат людям приход своего повелителя… Выйдет, дескать, из леса и воцарится… А кто ему сто поклонов не отдаст (или еще что-то такое не сделает, тут разные версии), тому гореть в геенне огненной…
– Ничего, с Николасом Могучим, защитником первейшим, нам сам дьявол не указ!..
«Ух, подлюка, как дело обставил, аж завидно!» – подумал Палваныч, допивая четвертую кружку эля.
Заголосили песни. И вдруг прапорщику выпало новое испытание.
– Кстати! – воскликнул после заунывной песни староста. – А ведь Николас Могучий изрядно удивил нас музицированием на лютне и пением! Его техника игры до сих пор занимает умы наших умельцев, а проникновенный голос бередит сердца девушек. Отец героя наверняка обладает бы хоть частью его талантов. Спойте, господин Пауль, просим!
– Просим! Просим! – подхватили крестьяне.
Эль уже слегка разогрел Палваныча. Вояка встал, откашлялся и сказал:
– Я не готов вот так сразу, тем более что все вы прибегаете здесь к говорению словами неизвестного буквенного состава. Мне с непривычки будет несподручно, особенно петь. И нот я не знаю. Тут уж, как говорится – не можешь играть, не мучай лютню. Значится, сейчас я доведу до вас песню методом а капеллы. А капелла – это типа без музыкального прикрытия. Не взыщите.
Откашлявшись, прапорщик запел. Запел по наитию, ожидая извлечь из себя первую строчку, а уж дальше будь что будет. Перед началом он колебался между двумя песнями – веселым маршем о Родине и грустным романсом об одиночестве. Таково было в последние дни настроение Палваныча: хоть плачь, хоть смейся. Душевное перепутье подвигло его на прелюбопытнейший марш-романс: