«Протарахтела повозка…» Протарахтела повозка, Просвиристела чека. Так же лениво и просто Лета тончает черта. Кончилось наше сиденье, Снова берёмся за гуж. Пенье, свиданья, виденья — Милая сельская глушь. Вряд ли навеки запомнишь, В сердце с собой заберёшь Крыши зелёный околыш, Красный её козырёк. Вряд ли надеяться надо, Что угадал наизусть Повесть вишнёвого сада, Плёса кукушечью грусть. Ветрена память. Но всё же Соком крестьянских корней В чём-то ты станешь моложе, Чём-то природе родней. Может, не только для виду И не за модную блажь Родину эту в обиду Своре продажной не дашь! Околица
От гульбы, от долгих песнопений Возвращусь в родную колею, Лету на зелёные колени Положу головушку свою. И оно мне с нежностью великой Поднесёт малиновый настой И прикроет веки повиликой, И омочит волосы росой. И чтоб снам таинственным присниться, Чтоб меня прохладой не вспугнуть, Золотого жара медуницы Мне насыплет вечером на грудь. Я усну, как в омуте, глубоко, И меня, забытого в траве, За глаза просватает сорока Молодой волнительной вдове. Я не ждал от родины иного. И, когда вернусь из забытья, Прошепчу я лиственное слово Про тебя, околица моя. Потому что с отческой любовью В целом свете можешь только ты Положить мне землю в изголовье И к ногам медвяные цветы. Потому-то, смладу торопливый, От напастей разных и от бед Я лечу на зов твой терпеливый, Как шальная бабочка на свет! Летник Какое счастье – посерёд степи Увидеть лес глухой и разномастный. Он топору с пилою неподвластный, И ты в него торжественно вступи. О, как вольготно стонут дерева И заяц держит ушки на макушке, Да собирают ушлые старушки Сплошной сушняк с прикидкой на дрова. Затеют лоси ль громогласный гон, Витютень ли запутается в кроне, Ведун-лесник спокоен на кордоне, Он звероватый гонит самогон. К нему по старой памяти зайди — Пройдёшь на крепость славную проверку, Совет получишь, как тебе жалмерку Пригреть на обмирающей груди. И, будто бы подслушав разговор, Лес зашумит тягуче и согласно, И ты бредёшь обратно безопасно, Качнув кипрея ветреный вихор. Осинки впрямь мурашково знобит, Поддатый дуб скрипит, как старый сплетник. Укромный лес с прозваньем здешним – летник, Как хорошо, что он полузабыт, Что понапрасну тень не растоптал, Взаправду пахнет свежестью и летом, Что на опушке с ржавым бересклетом Тебе свистит разбойный краснотал… Дерево Зароют меня в землю по колено, Побрызгают водою из горсти, И буду я, качаясь и колеблясь, Весь век у палисадника расти. Живительные соки чернозёма Наполнят меня силой до краёв, Душистая апрельская истома Впитается в подножие моё. На пальцах станут веточки ветвиться И к солнцу подниматься щекотно. Цветущей белоснежной рукавицей Царапаться я буду об окно. Забудутся досужие заботы, Застенчивость мальчишеской любви. По осени засыплю я заборы Багряными сугробами листвы. Зимой в объятьях висельной метели Усну с мечтой о будущей весне… И с каждым новым обручем на теле Большая мудрость скажется во мне. Среди высоких шелестных соседей Я буду сам осанист оттого, Что людям легче дышится на свете От чистого дыханья моего. Реки Ну, конечно, с жизнью не играют, От игры – мурашки по спине… Даже реки русло выбирают, Где положе, глаже и вольней. У реки всего одна дорога, Никаких обочин по бокам, Балабонь от самого порога И до моря синего пока… Но бывает – реки колобродят, Ледовой разламывают плен, И босыми на берег выходят, И целуют вербы до колен. На приколах бьются плоскодонки, Носят волны брызги на рогах… А потом для большего удобства Реки снова входят в берега. Трутся тихо щёками о камни, Смирных рыб пугают острогой, И текут, играя желваками, В пиджаках зеленых берегов. И растёт над реками капуста, И шумят цветистые луга… Не хочу изысканного русла, Не хочу вложиться в берега! «Я был у Дона…» Я был у Дона, на излуке Дона, В степи моей, так странно дорогой, И вдруг звезда мигнула с небосклона Серебряной казаческой серьгой. И мне приснилось в девственную полночь, Что всю-то жизнь в скаку и на бегу Фетис – мой прадед, иже Парамоныч, Таскал на ухе знатную серьгу. В бою смелы, в гульбе подчас угрюмы, Но, свято чтя предания свои, Его оберегали односумы — Последнего заступника семьи. И он не подкачал! Воспрял из чуней И взял своё у песенной судьбы: Спроворил чад и ласковых чадуний, По всей округе вырастил сады… Как жалко мне, что я, уйдя из круга В небрежные превратности строки, Не продырявил трепетного уха Для оберега – то бишь для серьги. Но иногда в душе легко и празднично — Не всё ж волне крутые берега! — Звенит серьгой задиристого прадеда Донской излуки вечная серьга. |
