Ну и ладно. Утро вечера мудренее.
***
Теоретическое отступление.
Волкулак.
Нечисть. Степень опасности — 3. Разумность — 3.
Место обитания: распространен повсеместно.
Низшая форма оборотня. Имеет два лика, человечий и звериный. Ведет ночной образ жизни. В человечьем облике пребывает в основном, днем, когда отсыпается в укрытии. Зверем обращается ночью, но по желанию. В полнолуние превращение идет против воли.
Может говорить, понимает простую речь, но сохраняет звериное чутье и повадки. (Пометка на полях: В человечьем облике достигает четвертой степени разумности)
В зверином облике напоминает волка с темной шерстью и коротким хвостом. Глаза отсвечивают желтым. Будучи зверем, теряет навыки общения.
Популяция пополняется как естественным способом, так и через заражение. Жертва волкулака, которую он не успел добить, тоже становится волкулаком, но случается это редко.
В питании предпочитает мясо, но в целом всеяден. На людей нападает редко, от крайнего голода или самозащиты. (Примечание на полях: В основном, жертвы — дети или слабые путники. Потому третья, а не четвертая степень опасности)
Волкулаки прячутся в логовах поодиночке, иногда парами, но на охоту по возможности собираются в стаю.
Оружие: клыки. Охотничьи повадки волчьи — волкулаки загоняют жертву, изматывают, после окружают и нападают.
Уязвимость: горло и живот. К магии восприимчив.
Бестиарий, Глава первая. Учебник по неестествознанию за 936 год.
***
— Хочу пойти в охотники!
Знахарка отрывается от обрезания листьев у растения в кадке, и смотрит на посетителя. Я отряхиваюсь от снега на пороге, в мужской одежде и обрезанном мужском плаще. Обкорнанные вихри во все стороны торчат из-под натянутой на уши шапки, щеки и нос покраснели с мороза так, что даже редкие веснушки почти не различишь.
Женщина опускает взгляд на оставшийся после меня сугроб, начавший потихоньку таять.
— Заявление похвальное. А кто ты такая, и откуда?
— А есть разница? — Нахально переспрашиваю я.
— Да вот думаю, с чего ты вообще решила, что можешь стать охотником? — Она не спеша отщелкивает ножницами новый листик. Бережно укладывает к остальным, на расстеленную ткань.
— Потому что я ведьма. — Я бросаю дорожный мешок на лавку у стены и сажусь, со стоном облечения протягивая ноги.
— И я узнала, как это делается. В обучение кого попало не берут. Туда ж часто идут за приключениями да бессмертием. Думают, что все так легко. Поэтому сначала нужно обратиться к ведунье, которая проверит человека и сообщит, может ли он стать охотником. После чего скажет о нем старейшинам в училище, и те его примут. Да? — Я жадно смотрю на женщину. Ее поиски заняли у меня месяц, и вот я у цели.
Путь до границы, несмотря на опасения, оказался наименее трудным. Он занял у меня меньше недели. Ночной порой удалось пересечь ее, не попавшись никому на глаза. Потом я пробиралась по околицам, скрываясь от посторонних глаз и совершенно не владея своей силой. Дрожала от страха, свернувшись в клубок под елью в лесу и слыша чей-то хриплый вой, или в переулке за грудой хлама пряталась от пьяных выкриков. Из оружия был только отцовский нож, длиной лезвия всего с ладонь. Им же я обрезала волосы, чтобы сойти за мальчика.
Часто пряталась в телегах торговцев тайно от них самих, ибо платить за подвоз было нечем. Точнее, они-то нашли бы подходящий способ, но мне проще удушиться своим рваным шарфом. Довелось и ночевать по подворотням, складывая костерки из старых досок. Хотя я пыталась попадать в таверны, где под лестницами можно было устроиться, взамен вымыв хозяину посуду. Путешествие запомнилось надолго, да.
А все потому, что после того как родные узнали, что я ведьма, житья мне дома не стало.
— Все так — кивает ведунья. — А в школу магов тебе, значит, не надо?
— Ну… Оно же там все рядом, могу и к ним пойти. Но не хочу. В охотники пойду!
Она вздыхает, словно слышала это тысячу раз, и смотрит на меня с жалостью.
— Ты хоть понимаешь, что это значит, воробушек?
Я непреклонно качаю головой.
— Не надо меня отговаривать! Я все обдумала. И про охотников знаю. У них очень тяжелые тренировки, они постоянно пьют зелья, а потом всю жизнь ездят и дерутся с нечистью. Ни минуты покоя, никакой семьи. Знаю. Меня с сестрой они спасли. Я потом у людей одних расспросила, а они охотников лично знали. Так что я смогу!
А сама так и сжимаюсь внутри, стараясь держать лицо. Если она сейчас откажет, скажет, что я ошиблась… просто не знаю, что тогда делать. Идти некуда и не к кому, за спиной ничего — ни прошлого, ни имущества.
— Ладно, подойди сюда. — Решает старушка. — Бесполезно разубеждать. Ты у меня за этот месяц четвертая.
Я встаю на ватные ноги. Нерешительно стягиваю шапку и оставляю лежать на лавке.
— И все были неудачи?
— Да. Ломитесь, не зная куда…
Пара шагов… Я стою перед ведуньей, вместо нее видя богиню судьбы, сплетающую нити жизни в единый ковер. Куда ты вплетешь мою? С какими нитями совьешь? В какой цвет окрасишь?..
Она шепчет что-то и кладет теплую ладонь мне на лоб. Прикрывает глаза. И я задерживаю дыхание.
Вдруг все перед глазами плывет, и я падаю в глухую темноту…
Время будто отщелкнули ножницами. Миг — и я уже открываю глаза, лежа у нее на лавке. Кашляю от запаха бодрящего зелья, которое она держит под моим носом.
— А-а-а… — Хриплю я как простуженная. — Ой, голова болит!
— Еще бы она не болела. В разум тебе еле влезешь, от природы крепкая защита.
Я дергаюсь и пытаюсь встать, хватаясь рукой за бревенчатую стену.
— Что… что вы видели? Вы увидели!?
Женщина успокаивающе кивает.
— Успела я. Ты не как те. Сможешь. Хотя так и не сказала бы… Будет трудно, но если выживешь, то выдержишь. Так что я объясню дорогу. И даже могу дать на нее денег. Но ответь еще на один вопрос: ты уверена, что знаешь, куда идешь, и что там ждет?
— Нет. — Я шмыгаю носом, кляня холод и свою простуду, и спешу добавить — То есть, я же не знаю точно, чему там учат. Конечно, трудно будет, и больно, наверное, но… Я всю жизнь мечтала, что сделаю жизнь других лучше. Что…
— Я видела. — Признается ведунья. — У тебя убили отца. И теперь ты хочешь сделать так, чтобы у кого-то отец остался жив. Этого не осуждаю. Но я не зря сказала «если выживешь». Ты знаешь, что не все ученики успевают получить метку? Когда ты ступишь на порог и заявишь о том, что пришла на обучение, обратной дороги не будет. Только в охотники. Или в могилу.
— А я понимаю. — Говорю я тихо. — Только все равно пойду. Там от меня будет какой-то смысл. А не здесь.
Она только рукой машет.
— Ты сама выбрала. Жди. Сейчас отправлю послание, чтобы ждали…
Снова темнота. Словно черный занавес перед глазами, словно кто-то спрашивает: а ты готова увидеть, что за ним?
Не знаю, готова или нет. Но не прятаться же от собственного прошлого.
…На крыше холодно. Только недавно с земли сошел снег, оставшись лежать во впадинах и оврагах грязными комками, и несмотря на солнце, здесь, на крыше корпуса, до костей пробирает промозглый ветер. Солнце медленно катится к закату.
За толстыми каменными стенами, окружившими громадный, вымощенный камнем внутренний двор, простирается пустырь, еще прошлым летом выкошенный от травы. Слева он уходит до самой реки, далеко блестящей под солнцем. А впереди пустое место заканчивается, и начинается лес. Он густеет, поднимает кверху кроны массивных сосен, и тянется до самого горизонта.
Над лесом уже почти час вьется густой дым, плотным столбом уходя вверх. Там, наверное, ветра нет…
Шаги за спиной мягкие, как кошачьи, и почти неразличимы для слуха. Но я узнаю их и вздыхаю. Рано или поздно, он бы все равно меня нашел. Но лучше бы поздно.
Он садится рядом, тоже взглянув на лес. Дым уже начал истаивать, и легкий ветерок гонит его над кронами вдаль, к самому горизонту.
— Почему ты не пришла на погребение? — Спрашивает учитель.