Сергей сидел в кабинете один и, по-видимому, ждал меня.

— У меня к вам разговор, — начал, едва я переступила порог. — Виктор Романов отказывается от проекта. Насколько я понял, «Атака» будет продаваться, так что наша работа им больше не нужна.

Вот это был удар так удар!

— Это невозможно! — воскликнула я. — Работа на завершающем этапе! Как же так?

— У них проблемы с деньгами, так что наше сотрудничество на этом прекращается. С рабочими он расплатится сам, вам деньги перечислят сегодня — завтра.

Я так и стояла перед ним, как школьница перед директором, и не знала, что сказать.

— Но это еще не все, — искоса посмотрел он на меня. — Поскольку проект закрыт, новых крупных заказов нет, а вся ваша работа распределена между нашими сотрудниками, я не считаю целесообразным наше с вами дальнейшее сотрудничество.

С трудом продираясь сквозь сказанное, я пыталась понять смысл его слов.

— Я не понимаю! Вы меня увольняете? — спросила еле слышно. — Как же так!

— У меня нет для вас работы, — ответил, закидывая ногу на ногу.

— Почему? — все еще не понимала я.

Сначала его лицо оставалось непроницаемым, потом уголки губ нервно дернулись, он вдруг сменил свою расслабленную позу, поставил локти на стол и подался ко мне.

— Неужели ты думала, что останешься здесь после всего? — выплюнул презрительно.

Хотелось к черту послать все свое воспитание и крикнуть ему в лицо: «Мразь! Подонок! Импотент!». Но, видимо, еще не дошла до какой-то черты, точки кипения… Только дрогнули губы. Я встала и вышла с высоко поднятой головой, удивляясь, как могла думать, что люблю этого человека.

Полученных за «Атаку» денег хватило чтоб снять очень маленькую и не очень чистую квартиру на 1-м этаже девятиэтажки почти на окраине города. Нина долго отговаривала меня от переезда, но мне было важно самой начать решать свои проблемы.

Все выходные я выгребала грязь, оставленную предыдущими хозяевами, пыталась создать хоть какое-то подобие уюта. Меня охватила лихорадочная радость от сознания того, что я впервые ни от кого не завишу и никому не должна.

Настойчивый телефонный звонок застал за мытьем посуды. Посмотрев на экран, я не поверила своим глазам: звонила мама.

— Алло, — сдавленным голосом ответила я.

— Доченька, здравствуй! — радостно воскликнула она. — Лиза, каждый день тебя жду, все локоточки болят, — плакала мама, — а ты все не возвращаешься! Доченька, я все знаю. Какое несчастье! Лиза, приезжай, навести меня, боюсь, умру, и прощенья не попрошу.

Она говорила быстро, на одном дыхании. Видимо, боялась, что я брошу трубку. А я стояла и беззвучно плакала. Как же я соскучилась! Как мне не хватало ее!

— Конечно, мамочка, я приду! — кричала я в трубку.

И уже через час с пакетами, полными продуктов, стояла у родной двери.

Про «умру» мама, конечно, погорячилась. Мне даже показалось, что она выглядит посвежевшей и помолодевшей.

— Ну наконец-то! — радовалась она, помогая мне раздеться.

Мы прошли в кухню, где был накрыт стол и пахло домом и теплом.

— Лиза, деточка, как же так! Как же я одна-то? — начала причитать мама, вынимая из пакетов продукты. — Нечего тебе по съемным квартирам скитаться! Подурила — и ладно! Возвращайся домой!

От прежних властных ноток в ее голосе у меня в груди похолодело. Было такое ощущенье, что я только-только выбралась из болота и вот опять в нем вязну.

— Мам, прости меня, — как можно спокойнее ответила ей, — я, возможно, была неправа, но я хочу пожить одна.

Она всплеснула руками.

— Да как же! А как же я? Как же я в этих хоромах буду жить, пока ты на съемной квартире ютишься?

Про «хоромы» она сильно погорячилась. Наша стандартная двушка сроду не претендовала на такое звание. Но заинтересовало меня другое:

— Мама, откуда ты знаешь про квартиру?

— Так Сережа мне все рассказал, и про квартиру, и про этого гада.

Ах вот оно что! Конечно, кто еще общается с моей мамочкой чаще, чем родная дочь. И я психанула:

— Мама, да о чем ты говоришь! А Сергей поведал, что он меня с работы выкинул? Я же к нему из престижной фирмы ушла, он мне золотые горы обещал!

Она не смотрела мне в глаза. Она знала.

— Лиза, а как ему еще было поступать, когда ты с ним так? — начала неуверенно, но все-таки оправдывать Сергея.

И у меня закончилось терпение:

— Мама, ты ничего не знаешь, — резко оборвала ее я. — И тему эту больше не поднимай.

Она уперлась руками в бока — любимая поза при общении со мной. Все. Спектакль окончен. Актриса снимает маску.

— Тогда вот что я тебе скажу, — начала она приказным тоном, — бросай своего Романова и возвращайся сюда.

Мне стало грустно. Какое родство душ? Какое понимание? Она никогда не попытается понять и не даст мне повзрослеть.

— То есть ты ставишь мне условие: чтоб вернуться я должна бросить человека, попавшего в аварию и прикованного к постели? — спросила я, чеканя каждое слово.

Она утвердительно кивнула.

— Тебя с ним больше ничто не связывает. Лиза, о такой ли жизни мы мечтали! Бросишь Романова — Сергей тебя простит.

— Да за что же меня прощать?

Я вскочила так резко, что задела стол, и бокал на высокой ножке, который она только что наполнила вином, упал на пустую тарелку, заливая светло- желтую скатерть.

— Мама, я этого не сделаю никогда. Даже ради тебя.

Она тоже встала, глядя на мокрое пятно, потом перевела грозный взгляд на меня. Ничего больше говорить не стоит, иначе дойдет до обычных комплиментов в мой адрес.

— Я пойду, — сказала я ей напоследок. — Мне здесь душно.

На улице я не могла надышаться морозным прозрачным воздухом. Здравствуй, свобода! Я больше не вернусь в прошлое, буду строить свою жизнь сама так, как хочу я.

Лиза

На следующей неделе я занялась поисками работы.

В первую очередь отправилась в фирму, из которой ушла к Сергею. Но места там не оказалось. Ничуть не расстроившись, разослала резюме в 5 самых крупных дизайнерских агентств города и стала ждать ответа. Из одного сразу пришел отказ, три других пригласили на собеседование, но в течение часа отменили встречу.

Я была растеряна. Не дожидаясь ответа из 5-ой фирмы, я начала обзванивать менее престижные и более мелкие агентства. Наконец, договорилась о встрече и пошла на собеседование.

Женщина средних лет внимательно изучала резюме и кивала головой на мой обстоятельный рассказ о том, где я училась, работала, что умею делать. Но в конце беседы, возвращая мою увесистую папку с документами, холодно сказала: «Извините. Вы нам не подходите».

После второй такой встречи я заподозрила что-то неладное. Когда же мне отказали еще в трех крупных организациях, сомнений не осталось: кто-то очень постарался, чтоб меня не взяли. Задумавшись лишь на мгновение, я достала телефон и набрала контакт «Сергей».

— По-вашему, это поступок достойный мужчины? — спросила резко.

— О чем ты? — не понял он или только сделал вид.

— О том, что по какой-то причине в городе больше не нуждаются в дизайнерах.

— Ааа, — и я услышала сдавленный смех, — в этом городе тебе ни в одну фирму не устроиться! Подъезды мыть будешь! Ничего! Работа тебе знакома…

Я сбросила вызов. Нет, эти слова не тронули, не обидели меня. Что Ивашкин — не мужик, я и так поняла. Меня убила фраза про подъезды, которые я, правда, мыла и в своем доме, и в соседнем, когда еще была студенткой. Ивашкин об этом знать мог только от одного человека — моей матери.

Какое-то время я просто сидела, сжимая телефон в руках. Потом, очнувшись, разозлилась. Кого я боюсь? Ивашкина? Нищеты? Да я из нее никогда и не вылезала! Мыть подъезды и сортиры — не самое страшное в жизни. Самое страшное — когда любимый человек, самый сильный, самый хороший, лежит беспомощный, и ты ничем не можешь помочь.

И я стала пытаться еще и еще. Я звонила по всем объявлениям, ходила на собеседования, везде слыша одно и то же: «не требуется», «не подходите».