Я должна была прыгать от счастья, но что-то было подозрительное в его тоне, поэтому я так и сидела, опустив голову, и ждала.

— Я могу решить все твои проблемы, — продолжал он.

Я подняла на него глаза. Почему мне страшно.

— Только одно: я не могу быть с тобой как мужчина. Вернее, я не могу быть с тобой известным тебе способом. Облучился, когда служил в армии. Но ты разумная женщина, это все можно решить, не заводя любовника. Я знаю способы доставить удовольствие. Тебе понравится.

Он замолчал. Я хотела встать, но голова кружилась.

— А как же дети? — после долгого молчания выдавила я.

— Дети? Ты молодая! Поживи для себя! У меня сын, почти твой ровесник. Родился до армии, — спокойно ответил он. И добавил. — Ну захочешь — заведем собаку…

Меня замутило так, что я, ничего не говоря, встала и пошла в ванную. А через несколько минут услышала, как Сергей крикнул:

— Подумай пожалуйста хорошенько!

Потом входная дверь хлопнула, и я осталась одна.

Когда позвонил Романов, я с трудом понимала, чего он вообще хочет. В душе осталась такая пустота, что я даже радовалась его приходу. Лежа в маминой комнате, на ее кровати, я не могла спать: все мои планы и мечты рухнули в одну минуту. Скоро приедет мама, полная надежд, и что я ей скажу?

Романов неожиданно собирается уходить, но все медлит, как-то странно поглядывая, будто ждет чего-то. А мне почему-то не хочется, чтоб он уходил. Страшно оставаться одной. Я потянулась к нему, как замерзающий тянется к теплу, как бездомный котенок прижимается к боку дворовой собаки, чтоб не умереть от холода.

Его признание, что он хочет меня, разбудило во мне женщину. Ни страха, ни стеснения я не чувствовала. Думаю, он даже предположить не мог, что станет первым. И уж тем более никогда не догадается, какое отчаяние и одиночество толкнуло меня к нему.

Он опять во сне сбрасывает одеяло, и я вижу обнаженную широкую спину, шею в татуировках, загорелые руки. Катя права: есть в нем что-то притягательное, цепляющее.

Поскорее ухожу в кухню, чтобы не начать надумывать себе то, чего нет. Известная истина: мужчина только улыбнулся женщине, а она уже в своих мыслях вышла за него замуж, нарожала детей и развелась. Но это не про меня. Мечтать я разучилась еще в 10-м классе.

Сейчас накормлю Романова завтраком и выпровожу. Пусть думает, что хочет. Пусть радуется, что попользовался — на самом деле воспользовалась я. Не знаю, каково бы мне было, если б не он. А теперь правильное решение принимать гораздо проще.

А какой у меня выбор? Я зарабатываю гроши; ни жилья, ни умения как-то устроиться в этом мире у меня нет. От меня устала даже собственная мать. Спасибо Романову, а то бы еще лет 10 оставалась никому не нужной девственницей.

Сергея я не люблю, да ему это и не нужно. Ему нужна не жена, а спутница, с которой не стыдно выйти в люди. Без секса столько лет обходилась, обойдусь и дальше. Главное — перестану считать копейки и смогу переехать из этой ненавистной квартиры. Уж если быть куклой, то дорогой.

Алексей

Проснулся оттого, что рядом не было Лизы. Холодная пустота показалась невыносимой, и я, быстро одев джинсы и футболку, вышел из комнаты. На часах половина седьмого, еще задернуты шторы, на улице темно. В квартире свет горит только на кухне.

Спотыкаясь о какую-то мебель, выхожу в коридор и аккуратно приоткрываю дверь. Лиза в домашнем платье и пушистых тапочках стоит у плиты спиной ко мне и что-то готовит. Судя по запаху, омлет или яичницу. Не дожидаясь, пока она обнаружит, что я подглядываю, прохожу и сажусь на диван. Она оборачивается, окинув меня недовольным взглядом, таким, что я чувствую себя нашкодившим мальчишкой.

— Есть будешь? — как ни в чем не бывало спрашивает она.

Хочу ответить, но голос не слушается, и я только киваю. Она кладет мне на тарелку большой кусок дымящегося омлета с колбасой. Сто лет не ел! Но проглатываю с трудом, почти не чувствуя вкуса.

Лиза сидит напротив и пьет кофе. Совершенно невозмутимая, холодная, чужая. Если б я не знал тебя, девочка, я бы подумал, что тебе все равно. Но почти незаметная дрожь пальчиков, держащих чашку, и упрямо сжатые губы тебя всегда выдают.

— Где все-таки мама? — спрашиваю я, кажется, уже в третий раз.

— Уехала в санаторий, — отвечает она спокойным, ровным голосом.

— Надолго?

— Послезавтра должна вернуться.

Что еще сказать? Спросить, что у нее с Ивашкиным, и почему они не спят вместе?

— Ты можешь быть беременна, — вдруг говорю, сам не знаю, зачем.

Она вскидывает на меня свои большие удивленные глаза. В них столько страха и отчаяния, что на мгновенье я вижу ее настоящую. И мне самому страшно от того ужаса, который творится в ее душе. Не терплю женских слез, ненавижу истерики, не умею успокаивать, поэтому делаю то единственное, что могу для нее сделать.

Встаю с дивана и подхожу к ней. Она сидит, как неживая. Забираю чашку из рук и ставлю на стол. Потом присаживаюсь на корточки перед ее стулом и целую маленькие голые коленки. Она вздрагивает, потом то ли вздыхает, то ли всхлипывает и кладет руки мне на плечи.

Она отдается медленно и нежно, как умеет только она. И я беру ее со всей нежностью, на какую только способен, покрывая поцелуями каждый сантиметр ее тела и каждым движением доказывая, что она самая желанная.

Мы просыпаемся около 8 часов от настойчивого телефонного звонка. Пытаюсь притянуть Лизу ближе, но она отстраняется и выскальзывает из постели, набрасывая халатик и, взяв смартфон, выходит из комнаты. Неохотно встаю и начинаю одеваться. Весь день могу вот так проваляться, лишь бы она мурлыкала рядом.

Лиза возвращается, когда я натягиваю джинсы. Окидывает меня, полуголого, быстрым взглядом, будто всем видом показывая, что пялиться она не собиралась. А я бы с удовольствием, принцесса, только дай знать.

Отвернувшись к двери, она говорит отрывисто:

— Мне на работу нужно. Ирокез приедет через час в «Атаку». Пойду в душ, если хочешь, можешь после меня.

Я киваю, и она уходит в ванную. Пока ее нет, как могу, заправляю постель и подогреваю чайник. Она выходит минут через 15 без макияжа, в том же халатике и с полотенцем на голове. Такая свежая, что я невольно вдыхаю поглубже. Открывает шкаф и кидает мне полотенце. Я, ничего не говоря, иду в ванную. Стоя под душем улыбаюсь. Мне нравится, что она ведет себя естественно, почти не стесняется меня, будто мы с ней каждое утро встаем вместе.

Когда выхожу, она в кухне пьет чай уже одетая в черные брюки и синюю блузку. На лице легкий макияж.

— Ты куда сейчас? — спрашиваю, жадно глядя на ее фигурку.

— В офис, — она пододвигает мне чашку с горячим чаем.

— Я могу отвезти, — говорю, делая пару глотков.

— Хорошо, — отвечает абсолютно ровным голосом. Опять закрылась в свою скорлупку.

Мы, не сговариваясь, начинаем одеваться и вместе выходим из квартиры. Потом молча едем в лифте, и на парковку она идет со мной бок о бок. В машину садится, не дожидаясь, пока я открою перед ней дверцу. Она вся какая-то серьезная и сосредоточенная, будто что-то решила про себя и теперь просто четко следует инструкции.

Пока едем, ее телефон звонит еще раз. Она не сразу берет трубку.

— Алло… Да, мама… — говорит сначала спокойно, потом резко меняет тон. — Почему? Что-нибудь случилось? Но осталось всего два дня! Я понимаю, но… Хорошо, но… Я поняла. Я приеду, как только смогу… Хорошо, я приеду.

Она отключает смартфон и, продолжая держать его в руках, задумчиво смотрит вперед. Потом звонит сама:

— Доброе утро, Сергей… Да, я еду… Но я… Мне нужна помощь. Мама просит срочно забрать ее… Я не знаю… Может быть… Но… Я поговорю с ним, думаю без меня смогут обойтись 1 день. Но я не об этом: я хотела попросить тебя: не мог бы ты отвезти меня? Да… Сейчас… — повисает пауза настолько длинная, что мне показалось, там положили трубку. — Конечно… — уже другим тоном говорит она. — Я понимаю…Около четырех часов… Ладно, не страшно, я что-нибудь придумаю.