— Да, горе не дает мне покоя, — отвечал Ермак.

— Скажи, атаман, какое? Мы может быть и поможем, — сказал Никита Пан.

— Говори, легче будет, — с участием прибавил Матвей Мещеряк.

Четыре атамана, окружавшие Ермака, были близкие ему люди и удальцы на подбор.

— Тяжело мне быть под царской опалой. Так тяжело, что иногда думается, что пошел бы в город, да и отдался в руки. Только страшна эта проволока да казнь.

— А ты думаешь, мне легко? — возразил Иван Кольцо, — легко разве знать, что всякий прощелыга может выдать тебя и на плаху свести?

Надо думать, что в душе каждый разбойник рад был бы избавиться от своего прошлого. Да и, кроме того, нелегко им было скрываться зимою по деревням да по поселкам.

Но судьба точно сжалилась над шайкою Ермака и весною казаки получили грамоту от 6-го апреля 1579 года, в которой Строгановы убеждали их бросить недостойное ремесло и приобрести добрую славу.

«У нас имеются крепости и земли, но мало дружины, — писали они, — идите к нам оборонять Великую Пермь и восточный край христианства».

Когда Ермаку прочли эту грамоту, то он заплакал от умиления. И вот полетел по Волге клич: Ермак сзывал к себе всех желающих отправиться вместе с ним на его родину, оборонять Великую Пермь. Желающих нашлось много и поплыл Ермак на Каму со своими четырьмя товарищами и с 540 человеками бесстрашных удальцов.

В то время Яков и Григорий Строгановы уже покоились вечным сном и главную рать встретили младший брат Строгановых Семен и два их сына Максим Яковлевич и Никита Григорьевич. Рать под началом Ермака подплыла к городку, поставленному Строгановыми, и атаман в июне месяце 1579 года, через шесть лет после того, как татары увели Анисью с детьми, пришел с своими четырьмя товарищами в дом с почетом встретивших его Строгановых.

Усадив за стол гостей, хозяева одарили их и стали поить.

— Мы для вас сделаем все, что хотите, и будем беречь вас; а вы не давайте в обиду наших поселков и городков. Татары и вогуличи в конец разоряют нас.

Вернулись вечером атаманы к судам своим и объявили удальцам о предложении Строгановых, и легли спать.

Много лет Ермак не спал так крепко и сладко, как в эту ночь. На душе у него было легко. Он знал, чего хотел, и твердо шел к цели. О Сибири много он слышал и порешил пробраться в нее и побиться с татарами.

— Почем знать, может мы Сибирь-то и возьмем, — говорил он другу своему Ивану Кольцо, — тогда и у царя, и у добрых людей заслужим.

Утром казаки прислали сказать атаману, что ходили они за ним и на разбой, так отчего же им не идти за ним на доброе дело?

Так и решил Ермак дать Строгановым утвердительный ответ. Но остаться у них навсегда у него и в мыслях не было. Не такой у него был характер, чтобы он мог вести оседлую жизнь. Стал он расспрашивать про Сибирь, про татар и про дорогу к ним. А дорога в Сибирь купцам была давно известна, так как давно с нею велась торговля. И стал Ермак говорить Строгановым:

— Пробраться-то туда не важно, только оружия хорошего у нас нет.

— За этим дело не станет, — отвечали ему Строгановы, — ведь у нас на Сибирские земли есть и царская грамота.

— Что значит грамота, коли нет земли, — возражал Ермак, — надо сначала Сибирь достать. Я сам могу дать грамоту хоть на целый свет, а вот ты пойди-ка да возьми его.

Строгановы снабдили его лодками, оружием и съестными припасами. Взял Ермак переводчиков, знающих татарский язык, расспросил про дорогу, взял с собою иконы, трех попов, да беглого монаха и заказал отслужить молебен.

Пока собиралась его рать, пробрался к нему старенький, старенький старичок.

— Ермака Тимофеевича мне надо, — проговорил он.

— Я за него, — отвечал атаман.

— Сноха мне Анисья, — начал было дедка Савва и заплакал.

— Обидела тебя, дедушка?

— Какой обидела. Татары ее обидели… увели…

— Так, что же тебе нужно?

— Как встретишь ее, так скажи, что дед Савва у Строгановых живет.

— Скажу, скажу, дедушка.

Отстояли казаки молебен при звуке труб воинских, дали обет в доблести и целомудрии и 1-го сентября 1581 года Ермак отплыл с дружиною в 840 ратников в поход на Сибирь.

Вот что поется в народной песне о сборах Ермака в Сибирский поход:

Весело выступила в Сибирь рать по реке Чусовой и перешла в реку Серебрянку, впадающую в Чусовую. Плыть приходилось против воды и грести было очень нелегко. Плыли они долго, а дни становились все короче, а ночи длиннее и темнее, так что на ночь лодки приходилось останавливать. Да и холод начал донимать их. Видят они на берегу камень, вышиною в двадцать, и шириною саженей в тридцать. Вышли они на берег и видят, что это пещера, и войти в нее можно. Тут вся рать и зазимовала.

Эта пещера с тех пор зовется «Ермаковым Камнем».

С этого места начались Уральские горы. И поплыли они далее по Серебрянке между гор. Местами горы стискивали речку так, что едва можно было пройти. А с реки Серебрянки начинался Сибирский путь.

Вышли они тут на берег, Ермак и говорит своим казакам:

— До сих пор шли мы благополучно, людей мы встречали мало, да и те внимание на нас не обращали, а не только не задевали нас. Что будет дальше, одному Богу известно. Может быть, нас погонят назад, так нам и спрятаться-то будет негде. Не сделать ли нам тут укрепления?

Вытащили они на берег лодки и устроили земляное укрепление. С этого самого места они волоком потащили лодки до реки Жаровли. А там опять пошли водою до Туры, сибирской речки.

Местность пошла более населенная и стал попадаться народ оседлый, а не одни кочевники.

— Теперь зевать нечего, — говорил Ермак, — надо держать ухо востро. Землепашец за землю крепко будет стоять.

По Туре жили татары, вогулы и остяки и правил ими князь Епанча, подданный царя Кучума. Как увидал Епанча казаков на реке, то тотчас же собрал своих людей и стал пускать стрелы в них. Казаки зарядили ружья и дали залп. Повалились Епанчовы воины, как снопы, кто со страху, а кто и от ран, а кто и убитым оказался. Ружейных выстрелов они никогда не слыхали и потому испугались, а когда опомнились, так бросились бежать.