— Ведь кроме этой могилы у меня нет ничего на свете, — говорила она маленькой Стеше.

— Боярыня, сколько раз ты мне говорила, что не веришь в смерть Юрия? — отвечала ей Стеша.

— Это правда, что не верю, а все-таки страшно как-то.

— Да и что зимой делать у могилы, даже и лампадки затеплить нельзя! Дождем заливает.

Разговор этот происходил в шалаше, где сидела Татьяна Юрьевна и Стеша, и несмотря на шубейки, обе дрожали от холода.

— Матушка боярыня, — войдя, сказала няня, — какой-то инок пришел и непременно хочет тебя видеть.

— Зови, няня, зови сюда скорее!

Няня приподняла ковер, которым был завешан вход, и позвала инока. Монах перекрестился на икону и поклонился боярыне.

— Ты ли будешь Татьяна Юрьевна Чебушова? — спросил инок.

— Я самая и есть, — отвечала Чебушова.

— Ну так, матушка, Бог милости прислал! — сказал монах, доставая что-то завернутое в тряпицу.

— Жив? — крикнула мать.

— Жив, — отвечал монах, вынимая образок и показывая его, — знаком тебе этот образок?

— Ну еще бы! Откуда ты его взял?

— Он сам мне его дал и велел снести к вам и все рассказать.

Инок в подробности рассказал все, что видел и все, что Юрий приказал ему передать.

Мать и старая няня плакали от радости. Стеша вся превратилась в слух.

— Так боярин Дмитрий при Батые? — спросила Татьяна Юрьевна.

— Да и в большой у него милости.

— А Юрий?

— А Юрий при боярине. Меня к нему привела дочь Батыя и вывела на дорогу.

— Какая дочь Батыя?

— Молоденькая девушка. Она его привела из палатки и говорила с ним по ихнему, — отвечал инок.

— О, Господи! Так он по ихнему и говорит! — вскричала мать.

— Тебе, сударыня, бояться этого нечего. Он вере своей не изменит. Так он и сказал.

^{— Тебе сударыня бояться нечего. Он вере своей не изменит.}

Наградив инока, Татьяна Юрьевна стала поговаривать, что, пожалуй, лучше ей уехать в город, что там сын скорее найдет ее.

Вместо хаты из бревен была устроена часовня над могилою и в ней повешен образ.

Татары, между тем, двигались со своими кибитками, женами, детьми и стадами за Карпаты, куда и появились раннею весною. Тут князья и короли увидали, что татарское иго не шутка. Первым досталось полякам, потом, обложив их данью, Батый двинулся ж Венгрии.

Храбрые венгерцы даром не сдавались. Татары по-прежнему проходили огненным потоком, совершая такие же жестокости, какие совершали в России.

— А ты прав, — говорил боярин Дмитрий Юрию, — на чужую кровь легче смотреть чем на свою родную.

Разговор этот происходил в стане, раскинутом на берегу реки, через которую предполагалось переправиться на следующее утро, в виду венгерского войска, которое намеревалось не пустить татар далее.

— Послушай, боярин, — отвечал ему Юрий, — и если я не прав в том, что я скажу тебе, то ты прямо говори мне. Ты знаешь пословицу: «с волками жить — по волчьи выть».

— Знаю.

— Ну, как ты думаешь, отпустит нас от себя когда-нибудь Батый?

— Не знаю. Может быть и отпустит.

— Нет, никогда не отпустит. Он тебя будет всегда держать при себе. Ты, боярин, защитник Киева. Он всем будет тебя показывать и будет тобой кичиться. Я думаю, что теперь нам всего лучше бежать.

— Нет, я не побегу.

— А я думаю бежать. Но я убегу так, что ни тебя, ни себя не подведу.

— А как же?

— Теперь сходи к хану и скажи ему, что завтра я готов воевать за него с венграми и завтра же меня или убьют или возьмут в плен.

— А, понимаю.

— А ты погорюй обо мне. Помни, боярин, мое слово, иди по моим следам. Ступай же к хану.

Пошел Димитрий к Батыю и обрадовал его известием, что Юрий готов воевать с венграми.

С раннего утра началась переправа. Много легло тут татар, но количество войска взяло и тут перевес и, после целого дня переправы, татары были на другой стороне, а к вечеру завязался страшный бой.

Батый никогда не принимал участия в битве, а стоя на возвышенном месте, знаками делал распоряжения или же посылал кого-нибудь из бывших при нем всадников с приказанием.

Юрий находился при нем.

— Скачи, Юрий, к хану Байдару и скажи ему, чтобы двинулся правее в обход, — крикнул Юрию Батый.

Сердце у Юрия дрогнуло и он понесся изо всей мочи.

— Теперь всего удобнее, — думал он.

Подскакав к хану, он передал ему приказание Батыя и, повернув, направился назад, но подался в сторону, где была стычка, и вмешался в густую толпу. Сам ли он соскочил с лошади или упал с нее, но только конь его принесся назад один.

— Верно храбрый русский убит! — сказал хан Байдар своим приближенным, — это его конь.

— Да, это его конь.

В сторонке, в кустах, рядом с несколькими трупами лежал Юрий весь в крови. Завидев раненого татарина, едва передвигавшего ноги, он крикнул довольно громко:

— Абдул, а Абдул!

— Кто зовет? Помочь не могу. Сам так ранен, что не знаю, донесет ли Аллах, — тихо отвечал татарин.

— Скажи в стане, что Юрий, русский, убит, — проговорил Юрий.

— Скажу! Туда тебе и дорога, собака. Кабы не рана, то я бы добил тебя, любимчик ханов!

Вскоре стало смеркаться и наступила чудная, тихая лунная ночь. Долина была покрыта трупами и ранеными, которые стонали и приподнимались. Среди трупов стоял Юрий и быстро раздевал венгерца с изрубленным лицом и, надев на себя его одежду, заменил ее своею. Некому было видеть его спешной работы. Он на ходу застегивался и поправлялся и быстро затем углубился в лес, несколько раз осенив себя крестным знамением.

— Боярин, Димитрий, — сказал в этот вечер Батый своему пленнику, — приходится мне огорчить тебя, да что же делать! Ведь сынок-то твой не вернулся.

— Знаю. Конь прискакал один.

— Сейчас привели раненого Абдула и он говорит, что видел русского, — сказал один из присутствующих ханов.

— Ну и что же?

— И тот подозвал Абдула и велел передать, что он умирает.

Боярин сделал вид, что он огорчен. Он действительно был огорчен! Теперь ему не с кем было отвести души.

Всю ночь пировали татары, радуясь победе. Расправлялись они с побежденным народом точно так же, как расправлялись с русскими в России. Жестокости их навели страх на всю Европу.

Это нашествие татар напомнило Европе нашествие Аттилы.

Юрий же в эту ночь прошел так далеко, что сам потом удивился. Шел он по какой-то дороге, куда? Он и сам не знал. Ему необходимо было уйти подальше от Батыя.

Утром он увидал какое-то местечко, не то село, не то город, и смело вошел в него.

В то время в Венгрии было очень много беглецов из России и потому он скоро нашел соотечественников и был ими принят. Но, отдохнув, он отправился дальше в столицу, чтобы найти свою Фросю и чтобы повидать князя Михаила и сообщить ему все, что он знал и видел собственными глазами.

Так боярину Димитрию пришлось одному остаться в плену у Батыя.

Он пришел вместе с ним в Хорватию. Сербию, в Болгарию, на Дунай, в Молдавию и Валахию. Татары, как саранча, проносились по этим благословенным землям и оставляли после себя разорение и смерть.

Батый только и твердил о том, что надо завоевать весь мир. Оно, может быть, и было бы так, если бы судьба не вмешалась в это дело.

Обложив данью все завоеванные народы, Батый остановился на некоторое время, чтобы дать отдохнуть своим ратникам и пополнить свои стада.