– Жизнь – скверное дерьмо, отвратное, гнусное и вонючее, такое же, как вся твоя передача, Дмитрий, – безмятежно поделился прокуренный голос Сердобова и в студии настала изумлённая тишина. – А, теперь, позволь я объясню тебе почему это так… Ты не против, Дмитрий? – вежливо отозвалась в этом гробовом безмолвии просьба Маркела, но связь мгновенно и умышленно оборвалась. – Всё-таки, ты против, сукин ублюдок… – сумрачно догадался выброшенный из эфира смутьян.

– Э-э-э… Дорогие радиослушатели дабы такие депрессивные мысли никогда не посещали нас, возьму на себя смелость поставить позитивную песенку чтобы все знали что у нас, в нашей великой стране, жить хорошо! – с мерзкой слащавостью пролепетал Дмитрий, всей доступной ему тошнотворной благостью пытаясь затоптать честные и потому страшные слова мятежника. – Прошу прощенья, уважаемые друзья! Безумно жаль, но случается, звонят нам такие вот ненормальные и ничего, к сожалению, поделать с этим нельзя, – проговорил ведущий торопливо, поставив незатейливую попсовую песенку очередной безликой певички, вытолкнутой на эстраду кошельком богатого спонсора и Сердобов с отвращением вырубил своё радио.

– Ну ты гнида! – презрительно и хмуро бросил Маркел, смотря на заплаканную дорогу и солнце провалившись за тёмную бересту туч, рассталось с ним.

Подворья, шкафчики, и помещения именитого нестоличного журнала переполнялись чудесной творческой суматохой, улыбаясь Маркелу как хорошему, давно любимому другу.

– Здорово, Маркел! – радостно воскликнул упитанный Валентин, выскочив к приятелю с дымящейся чашкой кофе в руке.

– Новый галстук? Шикарно, – похвалил Сердобов, краем глаза выхватив золотистый, расчерченный в тонкую красную полоску, предмет мужского гардероба.

– На распродаже оторвал! – с гордостью похвалился его коллега.

– С тебя обмывка, – назидательно обронил Маркел, семенящему позади щёголю.

– О чём речь, дружище? Зайди ко мне вечерком, – радостно воскликнул тот, с удовольствием прихлебнув кофе и Сердобов кинул ему из-за плеча утвердительный жест.

– О привет! – вывернувшись из приёмной, с улыбкой бросил Маркелу высоченный и худой дизайнер Слава. Дружественно шлёпнув по его вытянутой ладони своей, он окунулся в офисную плантацию кабинок и кабинетов.

– Всех приветствую, – отсалютовал Сердобов трудящимся собратьям, и они радостным возгласом пожелали ему доброго дня.

– Э-э-э… Маркел! Дай, пожалуйста, пятак до получки… – попросил молодой фотограф Валера, взлохмаченной головой высунувшись из общей сумятицы и Сердобов без колебаний вручил ему пятитысячную бумажку.

– Великое данке, Маркел! – возгласил фотограф и смахнув банкноту, занырнул обратно в толчею коллег.

– Прасковья Харитоновна, вы сегодня особенно очаровательны, – провещал Сердобов склонённой к полу уборщице и шваркающая шваброй пожилая женщина, обернулась к нему розовощёкой полнотой лица.

– Ой, Маркел, давно я тебя не видела… – сияя радушностью промолвила она, шестом швабры поправляя на виске бежевую косынку.

– Прасковья Харитоновна, работа – это такое место, куда часто лучше не заглядывать! – деловито отмолвился он, под раскатистый смех поломойщицы скрываясь в закутке корректора. Завалившись ворохом распечатанных бумаг красавица Анна вносила неотложные поправки к готовой статье. С проворством фокусника, Сердобов окинул девушку любопытным, штудирующим взором обнаружив, что золотистые волосы её, обычно стянутые в тугой хвост, сегодня отчего-то распущены и волнами опадают на стильный, серый свитер, провокационно обнажавшим нежную шею. Оценив непосредственную наружность модницы, он пришёл к выводу, что сменив причёску Анна стала ещё более очаровательна, когда бирюзовые глаза её оторвались от черновиков и взглянули на него фейерверком восхищения, радости и обожания.

– Маркел, тебя Денисовна просит! – торопливо воскликнула девушка, при виде Сердобова засветившись каким-то таинственным и неизъяснимым огнём.

– Да ладно! Чего я там не видел? – с изящной гаммой иронии и подчёркнуто небрежно отозвался он.

– Маркел, ну ты что? Иди! Там срочное что-то, – встревожено и смущённо сообщила она, влюблёно смотря на безрассудного гуляку.

– Пойду, но не по той несущественной причине, что мне платят за это неплохую зарплату, а только, лишь, потому, что ты Анечка просила меня об этом!!! – рыцарски возвестил Сердобов, высмотрев под столом привлекательный кусочек бедра.

– Иди-и-и… – смеясь, проронила она и Маркел направился к двери, нечаянно столкнувшись с тощим, холерного вида субъектиком, в костлявой руке которого болтался стакан кефира. Кисломолочный продукт сразу же вывалился на до омерзения тщательно выглаженную рубашку, расползшись ленивой, жирной лужей.

– Прости, Грабов, ненароком вышло! – неунывающе извинился Сердобов, когда уксусная желчь обезобразила высокомерную физиономию сотрудника из отдела рекламы.

– Смотреть нужно куда идёшь! – злобно прошипел он, отирая молочную кашу носовым платком.

– Спасибо за напоминание! – пообещал Сердобов и дружественно шлёпнув ехидника по хлипкой вешалке плеча, умчался в буйные заросли второго этажа.

– Что смешного? – ядовито проскрежетал Грабов смеющейся в тетрадь журнала Анне, и не дожидаясь отклика, выполз гадюкой прочь.

Сердобов без стука зашёл к главному редактору с блуждающей ухмылкой разгильдяя, на небритом лице.

– Здрасти! – очень вежливо и вместе с тем безалаберно, произнёс он, старательно, но совершенно напрасно, приглаживая взъерошенные иглы своих волос. Миловидная, сорока лет брюнетка, которую не портила сопутствующая ей полнота, приподняла дужку фасонистых, персиковых очков, наведя на неблаговидного своего работника пристальный, изучающий взгляд.

– Здравствуй, Маркел. А ты по-прежнему хорош, даже побриться не удосужился! – не злобно укорила женщина подчинённого, потупившего луны глаз, словно провинившийся хулиган. – Но таким ты мне и нравишься, – благосклонно сказала она, выказав осторожную улыбку.

– Вызывали, Ирина Денисовна? – смущённо поинтересовался Сердобов, неуклюже потерев затылок.

– Да, дорогой, проходи, садись, – пригласила дама, мимолётным жестом указав на кресло перед собою.

– У вас как у прокурора, всё по-простому, – не пряча лукавой улыбки, произнёс Сердобов, усаживаясь, напротив.

– Ха-ха, шутник… – хмыкнула главред, отложив ручку. – Так вот Маркел, шутки в сторону, у меня для тебя серьёзное задание, – возвестила она, озабоченно переплетя пухлые пальцы.

– Снова туалеты расчищать прикажите, как тогда, в прошлом месяце?.. – не удержавшись осведомился Сердобов и Ирина Денисовна против своей воли залилась смехом.

– Для этого у меня есть другие люди… – запинаясь, проговорила она, стянув с лица очки.

– Постойте… Неужели Грабова повысили? Неужели сбылась его коварная, давняя мечта и обошёл он меня, Ирина Денисовна? – померкшим голосом полюбопытствовал остряк, мастерски разыгрывая великое удивление.

– Замолчи негодник, замолчи, болтун, я умоляю… – напрасно пытаясь не смеяться, запросила женщина, свободной от персиковых очков рукою отмахиваясь от Маркела.

– Как пожелаете, Ирина Денисовна, помолчу, ведь, когда начальство просит молчать – лучше молчать! Оно как-то спокойнее, – мудро рассудил повеса, покорно кивнув головой.

– Итак, у меня к тебе важное задание… не туалеты… – утирая налипшие к глазам слёзы, пробормотала главный редактор. – Вчера за городом, в канаве, полиция нашла изуродованный труп Мамы Гули – весьма известной определённым кругам сутенёрши. Мне нужна подробнейшая статья по этому поводу, – хозяйственно сказала женщина, вернув модные очки обаятельным васильковым глазам. – Давай, друг, срочно займись этим и хорошенько всё разузнай об этой особе, её убийстве ну и заодно о жрицах любви, – наказала владычица, оправляя воротник своего представительного бардового костюма.

– Ирина Денисовна, уж лучше туалеты! – в смятении запротестовал он, мученически сложив руки на груди. – Сутенёрши, потаскухи, их убийства, это уже настолько всё измочалено, что даже одна мысль об этом, способна усыпить, хоть самого Грабова, известного всем зануду! – пожаловался вольнодумец, безжизненно опрокинувшись на спинку стула.