– Мама! – обрадовано крикнул Игорёша, бегом сорвавшись с пиратской бухты, но выскочивший из дворов зябнувшего квартала, громадный ротвейлер ошеломил, парализовав мальчика. Стремясь убивать, чудовищный пёс вцепился в женщину, повалив её словно бедную соседскую дворняжку, что разорвал с потрохами на прошлой неделе, и разбившись об угрюмые скважины подъездов, беззащитный человеческий крик, перемешался с бездонной болью и безысходностью, окаменевшими в изумлённых детских очах. И посреди пустой улицы не было никого, кто мог бы отогнать эту тварь. А маленький, напуганный мальчик до смерти, звал на помощь срывавшимся тонким голоском. Кромсая вопящую жертву, пёс вырывал кровавые куски плоти из её горла и блёклый асфальт неистово заполыхал ручьями разлившейся крови. Обмякнув тряпичной, игрушечной куклой, несчастная уже не кричала, но зверь по-прежнему жадно вгрызался в её распотрошённое горло, истязая уже безжизненное тело, а солнце, беспечно сиявшее у берега лужи, скрыла косматая лапища тучи. – Мама… мамочка… – глотая ужас с удушающими, будто чугунными комками слёз вскричал Игорёша, и оторвав пасть от своей поживы, разъярённый убийца уставился на него. С обнажённых клыков пса вязко потянулась наземь багровая пряжа человеческой крови, в пронизывающих, свирепых глазах чёрным огнём вспыхнула мысль о новой расправе и жутко зарычав беспощадный монстр понёсся прикончить маленького свидетеля трагедии. Тогда сердце Игорёши жалобно дрогнуло, тьма стала абсолютной и солнце пропало в её драконьей пасти во второй, окончательный раз.

Как водится, никого не нашли, а может, и не искали, хотя весь район знал истинного виновника несчастья.

– Извините, вы ещё что-то желаете? – через призрачные волны табачного дыма, всматриваясь в траурное лицо богатого посидельца, деликатно осведомилась официантка.

Игорь искоса возложил на девушку режущий, овеянный полуночной мглой взгляд и красавица невольно отступила от розовой парчовой мантии столика.

– Счёт мне, – мёрзлым туманом осени расползлись слова одинокого посетителя, необъятной грустью оттеняясь в пустой импортной бутылке и торопливо выдав долговой ярлык, девушка исчезла. Одиночество тотчас нашептало Игорю скверные повести о немыслимой тоске, от которой ничто не спасёт на свете. Одиночество глумливо наговорило ему притчи о бескрайнем, страшном отчаянии, потому что не осталось уже ни радости, ни любви, ни друга, а лишь холодной, бумажной грудой теснились в кармане роскошного пиджака одни только бездушные деньги. Именно так, за уединённым кругом элегантного столика мужчина, обласканный дорогим нарядом, делил ночь, луну, воспоминания и алкоголь с угрюмым одиночеством, что сгорбленно сидело напротив и смотрело на него обезличенным, тёмно-серым существом. Не обогретая мелодия, выплывавшая из уст, плачущих ресторанных скрипок, печалью отражалась в серых каменьях мужских глаз, унося сигаретный дым мыслей далеко-далеко в позднюю осень. – Несправедливость… – ещё блуждая в угрюмом зазеркалье непрошено воскресших теней, бессознательно прошептал Игорь, с гадкой плесенью на сердце сжав квадратный стакан, в хрустальном дне которого, золотистым озером искрилось элитное виски. Выкарабкавшись из потёртого сундука ночи, тьма поползла наружу ложью, подлостью, скверной и мерзкой отравой жестокой, отвратительной жизни…

Солнце золотой пудрой высыпалось на белоснежную подушку, и крепко спавшая звезда модных публичных страниц в социальных сетях и разношёрстных журналов всхрапнула, словно горластый, проспиртованный алкаш. Однако, не устрашившись её реакции, серебристые лучи рассвета вползли на иссушенное диетами лицо спящей, и девушка брезгливо поморщилась.

– Доброе утро, милая, – с очаровательной и дьявольской улыбкой, поприветствовал её Сердобов, заглядывая в искромсанные паническим безумием глаза любовницы.

– Мне приснился кошмарный кошмар… – испуганно, но уже с облегчением пробормотала завсегдатая подиумов, прижимая одеяло к плоской груди.

– Это кошмарно, – согласился с ней довольный Сердобов, когда мучительные клещи ужаса отпустили высокочувствительную фотомодель. Восстав с постели марионетка лощёных журналов и соцсетей накинула зелёный, шёлковый халатик, сонливой поступью отправившись в ванную.

– Маркеша, а когда ты обо мне напишешь, ты гадкий, лживый лжец? – сквозь нежный шелест осыпающейся воды пробренчал её обидчивый голос.

– Да мне бы только алфавит вспомнить! – героически отозвался Маркел, лениво подбредая к ноутбуку и под гламурной фотографией дивы, он бойко набрал два предложения. – Начало уже готово, – торжествующе возвестил он, снова брякнувшись в кровать.

– Сейчас проверю! – откликнулась она, явившись из душа обнажённой и трепля пуховым полотенцем шоколадно-тёмные волосы.

– «Фантастическая звезда озарила наш провинциальный город. Великолепные снимки Ксении Курицыной, будто созданы для полотна Рафаэля!» – прочитала красавица в виртуальном неводе ноутбука.

– Ах, котёнок, я так люблю тебя! – восторженно промурлыкала обрадованная фотомодель, заключив в объятья и страстно поцеловав избранника. Фальшивый, как силиконовое нутро лгуньи, поцелуй оборвался и Маркел хлопнул Ксюшу по аппетитному заду, который безусловно перевешивал её девственно чистый мозг.

– Очень жаль, зая, но придётся сейчас разбежаться, – будто бы с сожалением произнёс Сердобов, заметя как унылая смута исказила гладкий лоб подиумной куклы.

– Почему-у-у-у? – огорчилась Ксения.

– Потому что колонка о моей принцессе сама собой низачто не напишется! – ласково указал Маркел, всё твёрже убеждаясь, в той неоспоримой истине, что у милой Ксюши интеллект страуса. – Давай-ка прощаться, – сказал он, подталкивая одевавшуюся любовницу к дверям.

– Напиши обо мне сногзашибательную статью, милый, – в своей неподражаемой манере жеманно попросила она, страстно обняв мужские ладони.

– Не волнуйся, солнышко, эта статья уложит в гроб всех твоих соперниц! – заверил Сердобов, поцеловав Ксюшу, чьё личико воспламенила бурная радость.

– Ну пока, дорогой! – восторженно пропела она, грациозно помахав наманикюренными пальчиками.

– Всего хорошего, любовь моя, – сказал Маркел, обращаясь не то к ней, не то к её пятой точке, которую он проворно шлёпнул, пока ещё не успела она исчезнуть в сужающимся дверном проёме. Таким образом, избавившись от красотки, он забрёл на кухню и белое молоко тягучим, причудливым узором перемешалось с тёмной нугой крепкого кофе, чей ароматный дымок переплёлся с восхитительной музыкой и каким-то завораживающим голосом в аккордах которого отображалась вся Россия, до последней её берёзки: «Контрреволюция наехав на нас, довела до больницы, вырос живот. Рокенролл – стёрт, я, учусь играть джаз, но меня рвёт – полный рот нот…»2

За белой изгородью изящного стола, Маркел вдыхал в себя поэзию излюбленной дождливой песни, запивая её ноты сладким кофе.

«Что ж, теперь не грех и родную редакцию навестить!», – припомнил он, когда последние слова и аккорды «Контрреволюции» отзвенели над ним, неслышно растаяв на дне опустевшей чашки. Набросив на плечи кожанку и подцепив компактную мужскую сумку, Сердобов собрался безвозвратно уйти.

– Ах да, чуть не забыл… – спохватился он, когда взгляд его упал в раскрытый экран ноутбука. Поскребя мизинцем ушную раковину, Маркел стёр медоточивые строки похвал, посвящённые своей неотразимой любовнице, набрав несколько не самых лестных предложений о ней…

– Правда дороже славы! – проронил он, беспощадно отсылая всё написанное в безбрежную степь интернета и осиротело закурив, вышел из своего уютного дома. Будто оживший из пропетых стихов, дождь печальной мелодией застучал по плечам Сердобова, благоухающим листьям яблонь и бардовой спине двухместного спортивного автомобиля из Бремена.

– Привет, народ! В эфире «Мост радио», с вами, как всегда, ваш позитивный ведущий Дмитрий, и я говорю вам друзья – жизнь прекрасна! – с ликованием воскликнуло автомобильное радио, так словно бы все обездоленные, сломленные и несчастные люди разом умерли, никого более не смущая своим неудобным существованием. – И я мечтаю дорогие друзья, чтобы вы, чем бы не были заняты в эту минуту, прямо сейчас позвонили мне и рассказали, что такое, по-вашему жизнь и как вы её любите! – с восторгом проговорил бодрый ведущий, назвав номер служебного телефона и звонок немедленно раздался в эфире. – А у нас звоночек, дорогие, друзья! – восхищённо просветил Дмитрий. – Алё, здравствуйте! Итак, скажите нам, пожалуйста, что же такое жизнь? – торжественно попросил он.