– Стало быть, договорились? – уточнил Игорь, на чьём запястье заворковал романтический перелив золотых часов.

– Договорились, – спасовав, ответил Анатолий улыбнувшись.

– В таком случае выпьем за это, – подхватил Игорь, наполнив заскучавшие бокалы.

– Да, да! – радостно вымолвил коллекционер и чокнувшись фужерами компаньоны осушили вино.

– И что особенного в этой мазне? – озадачился миллионер, пренебрежительно оглядев кичливо-разряженные образы гулящей толпы, стрекозами вьющейся у полотен.

– Живопись божественна, если только это настоящая живопись, или вы, может быть, поклонник Малевича? – с восторженно-озорной усмешкой поинтересовался Анатолий и по непроницаемому лицу Игоря проползла такая мрачность, что торговец рассмеялся.

– Я не люблю живописи, а таких сумасшедших идиотов как Малевич, вообще за людей не считаю, – с презрением и отвращением выдал Каргов, скосив глаза к окну витражами стёкол тянущемуся к выбеленной макушке потолка.

– Не зарекайтесь, драгоценный друг, истинное искусство пленяет всех и даже вы, при желании, могли бы отыскать здесь картину по душе, – с лисьей хитростью в обходительной улыбке возвестил любитель прекрасного, степенно смакуя напиток.

– Маловероятно! – наплевательски отмахнулся Каргов, холодно отстранив от себя вино.

– Ну, что же, не буду настаивать… – произнёс Анатолий и поднялся. – Это была приятная встреча, жаль, что она не может продлиться дольше, – сказал он, пожав Игорю ладонь.

– Да, дела требуют к себе внимания, – ответил делец, дружественно приняв рукопожатие и рассеяв галантные слова прощания, Широков ушёл, бросив на стол цветные бумажки денег за обед и спиртное. Одиночество, скучавшее у соседнего, пустого столика тотчас подсело к Игорю, улыбнувшись ему своей вязкой, холодной, тёмной ухмылкой. Печаль отравила мужчину, и он мрачно высыпал остатки белого нектара в свой фужер, угрюмо всматриваясь в счастливые лица галереи. Изысканный бокал утешающе коснулся губ, напоив всезнающим вином, в сладкой горечи которого, Игорь ощутил нестерпимое желание немного пройтись. Подчинясь завораживающему и неотразимому, как маниакальное помешательство, влечению, Каргов зашагал по холлу искоса рассматривая классическую череду портретов, пейзажей и натюрмортов. Но прекрасные королевы, русалки, богини, нимфы и пажи не волновали его, все они представлялись ему скучными, как прошлогодние, обветшалые открытки.

«Всё, хватит, ухожу…» – раздражённо объявил себе замученный светской швалью толстосум, заблудившись где-то в задворках галереи, где почти что не висело картин. С изжогой досады, он злобно развернулся, чтобы скорее уйти, вдруг провалившись в мёртвое, сожжённое погребальной тьмой небо и всё прочее облетело с Игоря тлелой шелухой. Словно заколотый жутким, разбойничьим ножом он оцепенел, и живописная тьма надломила в нём душу, отобрав свободу как хрупкую игрушку. Будто свирепый монстр она схватила мужчину и как в гиблое болото, он провалился в чёрную смесь скорби, сумрака и теней, чудовищами кишащих в омуте холста. Похищенный этой неописуемой мглой, Каргов очутился где-то вне мироздания беспомощен и беззащитен.

– Интересуетесь? – внезапно поинтересовался некто из-за плеча глумящейся тьмы. Тогда Игорь обернулся, так, словно позади него, на виселице легонько качался повешенный труп и оледенелый взгляд его скрестился с таинственными, как сама луна, глазами незнакомца.

– Кто написал это? – вопросил Каргов, сутуло собирая воедино разбитое самообладание.

– Я, – ответил неизвестный, и тогда Игорь пристальнее всмотрелся в него. Светлые иглы коротких взъерошенных волос хулигански торчали репейником, трёхдневная щетина избороздила худые щёки и гнутая черта упрямых, лукавящих губ производило впечатление прерасшабашное. А ещё, светлая рубаха с засученными по локоть рукавами, полинялые, истёртые джинсы, запах табака и сурового алкоголя крепко примешивавшиеся к незнакомцу превращали его в существо необыкновенное.

– Очень впечатляет, – проронил Каргов, взирая на художника, будто на нечто необъяснимое и немыслимое. – Игорь Каргов, – наконец сухо представился миллионер, смотря в помятое водкой лицо оригинала.

– Сердобов Маркел, – загадочно проговорил тот.

– А как называется ваше творение? – завороженно поинтересовался Игорь, в чьих глазах сновали и веяли призраки извивавшейся тьмы.

– Чёрное солнце, – вымолвил Маркел и миллионер одобрительно покачал головой.

– Я думаю это лучшая работа во всей выставке, – сказал он, гладью спины ощущая, как с траурного холста тьма незримо тянет к нему свои чёрные щупальца.

– И я того же мнения, – согласился Маркел.

– Послушайте, я хочу купить её. Сколько вы хотите за погибшее солнце? – вопросил Игорь ощущая злобно-радостное дыхание темноты за собой.

– Она не продаётся, – строптиво бросил Сердобов и уголки его красивых губ стыло опустились. Услышав совершенно неожидаемый отказ, финансовый исполин поперхнулся тяжким комком оторопи.

– Не продаётся?! Вы шутите? – преломляя губы в циничной кривизне проронил богач.

– Пошутить я люблю в полиции, когда в обезьяннике ночую, – назидательно отрезал Сердобов отвернувшись от Игоря и зашагав прочь.

– Постойте! – почти испуганно окликнул его Каргов, едва удержав руку, потянувшуюся к плечу художника. – Я даю вам тысячу долларов! – бросил он диктаторским, могущественным тоном, ожидая безропотного подчинения.

– Не стоит, – наплевательски просто отмахнулся мятежник, в полупрофиль обернувшись к смятенному толстосуму.

– Тогда две тысячи! – упрямо и властно швырнул Каргов, остановив бунтаря на полушаге.

– Заманчиво, – проронил Маркел, изощрённой иронией выказав своё презрение к предложенным деньгам.

– Цену набиваете? – проницательно и злобно догадался Игорь. – Пять! – бросил он, стиснув зубы, словно волк, готовый вцепиться своей жертве в загривок.

– Хорошая цена, аж печень заволновалась, – скупо усмехнулся Сердобов, взирая на огорошенного покупателя. – Не утруждайтесь. Мне не нужны ваши деньги, я дарю вам картину, – выпалил Маркел в лабиринтах серых глаз, скрывая искорки заплясавших сатиров и Игорь, которому ничто и никогда практически не доставалось даром в изумлении хлопнул ресницами, даже позабыв о дурманящей тьме. Потрясённый, он смотрел, теперь, на художника, будто на эльфа или другое сказочное создание, нежданно возникшее перед ним.

– Вы серьёзно? – недоверчиво пробормотал Игорь, ещё опасаясь быть обманутым.

– Ну я же не в обезьяннике, – со всей основательностью указал Маркел на бесспорный этот факт.

– Не ожидал… Спасибо, – сухо поблагодарил Каргов, потупливая растерянный и крошащийся взгляд. – А есть у вас ещё картины на подобную тематику? Я, кажется, стал вашим большим поклонником, – неприкаянно поведал он, оправляя брильянтовые запонки на белоснежном рукаве рубашки.

– Таких больше нет, есть другие, – ответил Сердобов.

– В таком случае вот… возьмите, – промолвил Каргов, по-королевски щедро передав свою визитку. – Надумаете показать, звоните, – предложил он, рукопожатием изловив ладонь художника и потирая заросший щетиной подбородок, Маркел всмотрелся в нехитрые письмена телефонного номера. Единение рук распалось, исчезла и болтливая толпа зрителей, где-то далеко растаял торжественный лоск и бесчисленные колонны выставки, осталась только непроглядная тьма, что клубилась на заднем сиденье шикарного немецкого автомобиля. Вздымаясь из тёмных бездн сумрака кромешная темень по-змеиному, коварно улыбалась Игорю и чёрные клочья её теней объяли своего пленника.

Огромная туча затмила траурным саваном ясное небо и с чёрного пепла её заморосил горестный дождь. Белоснежный лист солнца пропал, словно пролили на него чёрную тушь.

Жёлтые, прекрасные листья, кружили по хмурившемуся серыми лопухами облаков небу, причаливая к маленьким корабликам и темноволосому мальчишке, что увлечённо строил фрегаты у большой, тусклой лужи, детским воображением, превращённой в бескрайнее море. Заворожённо и счастливо Игорёша опустил примитивный самодельный корабль в солнечный шар, блёкло пылавший в мутном стекле воды. Подталкиваемый задорным ветром, парусник заскользил по матовому сиянию, колыхавшемуся в буром кружеве волн. Плавание было восхитительно, но грохочущий, злобный лай, вдруг расстроил великое путешествие. Страх иголками пробежал по испуганной детской душе, мысли рассыпались в горелый прах, а дыхание изломлено стиснулось в груди. Оробело всматриваясь в пасмурную фреску пустоты, Игорёша ожидал кошмарного монстра, наводившего ужас на всю округу, но из-за бетонного угла многоэтажки никто не появлялся, и тишина неслышно падала наземь с грустью и золотистыми листьями берёз. Тогда позабыв о чудовище, малец облегчённо вздохнул и вновь отправился в опасное странствие. И вообще, скоро придёт с работы его мама. Она, как всегда, принесёт что-нибудь вкусненькое, с ней так хорошо, спокойно, совсем не страшно. Мечтая о великих подвигах, он отважно покорял океаны, пока на безлюдном перроне улицы не вычертился силуэт изящной женщины, идущей с остановки, чьи туфли красным вином расплывались в разбросанных дождём лужах, помахала сыну свободной рукой, в другой она держала тяжёлую хозяйственную сумку.