— Тебя поместят в специальную палату, — сообщил Нэйт, перекинув мою руку себе через плечо, — она экранирована всеми возможными способами и сможет замедлить твою потерю сил, пока мы не придумаем, как тебя спасти.

Мы направились вглубь больничного крыла и, повернув налево в самом конце, вышли в коридор, оканчивающийся окном. Слева тянулась стена без дверей, увешанная пейзажами в вычурных золотых рамах, а слева, отделённая от нас сплошной стеклянной стеной, находилась небольшая комната, с кроватью, тумбочкой и широким подоконником, возле которого одиноко стоял стул. Больше там ничего не было. Здесь, повинуясь жесту доктора, мы остановились.

— Горный хрусталь, — довольно заметил доктор, постучав по прозрачной стене костяшками пальцев, — не пропускает ничего, поскольку не просто инертен к магии, но прямо-таки отталкивает её. Все магические вещи придётся снять. Их магический фон, как бы мал он ни был, может повлиять на ваше состояние.

Нэйт отпустил меня, и я принялась снимать с себя всё, что, на моей памяти, имело хоть какое-то отношение к магии. Браслет-сигналка, пиджак с нашивками специального назначения и серьги, улучшающие слух. Больше на мне ничего такого не было, и я передала все магические вещи Нэйту, который смотрел на меня, не отрываясь, и во взгляде его отчётливо читался какой-то вопрос, который он хотел, но боялся задать.

— Что? — спросила я.

— Кулон, — неуверенно произнёс Нэйт, — он всё ещё у тебя?

Я, скорее инстинктивно, чем осознанно, положила руку на грудь в том месте, где под тонкой тканью рубашки легко прощупывался его подарок на мою годовщину пребывания в Корпусе. Простой серебряный овал с выложенным маленькими кристаллами созвездием стрельца. Моим созвездием.

— Что в нём? — спросила я, подозревая всё, вплоть до следилки, по которой меня можно было бы найти даже на другой стороне земли.

Это бы подорвало наши отношения, потому что я терпеть не могу, когда меня пытаются контролировать. Навесить на меня следилку — как надеть ошейник, лишив того главного, что было у меня всегда, даже тогда, когда не оставалось больше ничего. Лишив меня свободы.

— Ничего такого, — замотал головой мой киаму, видимо, уловив мои мысли по выражению лица, — просто немного света, — он отвёл взгляд и потёр шею с обратной стороны, как делал всегда, когда чувствовал себя неуютно, — твари бездны ненавидят его. Это бы защитило тебя, если бы всё стало совсем плохо.

Недоверие во мне сменилось горячей благодарностью, и прежде чем снять кулон, я крепко обняла своего киаму, принимая такие же крепкие объятия в ответ.

— Вам нужно будет собрать необходимые вещи, — известил нас врач, когда мы закончили обниматься, — опять же, ничего магического, после чего приходите сюда. Мы вас обустроим. Постельное бельё предоставим, насчёт этого не беспокойтесь. Ванная и, хм, туалет за этой дверью, — он взглядом указал на дверь в глубине комнаты.

Я издала тихий смешок. В свете свалившихся на меня обстоятельств, постельное бельё — последнее, о чём мне бы стоило волноваться. Со сбором вещей я справилась за пять минут, и всё это время Нэйт терпеливо сидел на стуле и мрачно провожал взглядом каждую вещь, скрывающуюся в простой полотняной сумке. Будто провожал меня на войну. Я не стала говорить, что предпочла бы пойти воевать, чем сидеть целыми днями на одном месте и предоставить моим друзьям решать мои проблемы.

После того, как я собрала всё необходимое, несколько раз перепроверив, не прихватила ли по привычке что-нибудь магическое, и кивнула Нэйту, он так же молча проводил меня обратно и, прежде чем уйти, сжал руками мои плечи и, наклонившись и глядя мне прямо в глаза, раздельно, едва ли не по слогам, произнёс:

— Всё будет хорошо. Верь мне.

И я поверила, как верила всегда, с самой первой нашей встречи. И с тех пор он ни разу не обманул моего доверия.

***

Нэйт приходил каждый день. Рассказывал, как продвигаются поиски лекарства для меня и как переживает моя команда. Тему собственных эмоций он всегда обходил стороной, но, похоже, продолжал слепо надеяться на лучшее, пусть и старался этого не показывать. При нём я всегда улыбалась и делала вид, что прекрасно себя чувствую, хотя больше всего мне хотелось забраться к нему на колени, как к маме в далёком детстве, и пожаловаться на то, как мне плохо, страшно и не хочется умирать.

Я, и правда, не хотела умирать. Когда я выходила практически один на один против толпы нежити, у меня всегда был шанс выжить. Пусть маленький, но был. И у меня был выбор — продолжать бороться и постараться утянуть за собой на тот свет как можно больше тварей или смиренно поднять лапки и позволить себя сожрать. Естественно, я всегда выбирала первое, но дело совсем не в этом. У меня всегда был выбор. А сейчас его не было. Меня поставили перед фактом и оставили разбираться с этим самостоятельно, не подкинув даже намёка на решение смертельной загадки.

Я думала о маме и папе, о том, как они будут себя чувствовать, когда им передадут моё тело, если, вообще, передадут, и какую легенду придумают, чтобы объяснить мою скоропостижную смерть. А могут ведь и не заморачиваться с объяснениями и просто стереть память. И мои родители никогда не вспомнят о том, что у них когда-то была дочь, которая однажды исчезла без объяснений и появлялась после этого очень редко, с оружием и в странной форме. Родителей было жалко до слёз, но себя было жалко больше. Когда меня не станет, они всё ещё будут друг у друга и со временем смогут выкарабкаться и продолжить жить дальше. А я буду лежать в земле или улечу пеплом по ветру, лишившись личности, потеряв разум, превратившись в ничто.

Нэйт всегда уходил, не прощаясь, будто короткое слово «пока» могло стать последним, а его отсутствие — сотворить чудо и отдалить момент настоящего прощания. И однажды, провожая его взглядом, я задала себе один единственный вопрос: если бы мне пришлось выбирать между смертью и возвращением в свой родной город, к обычной жизни без возможности даже просто увидеть снова свою команду и моего киаму, что бы я выбрала? Я скомкала в кулаке край покрывала, прикрыла глаза и крепко сжала зубы, потому что мне самой стало страшно от перспективы второго варианте и потому, что я знала ответ на вопрос. Я знала его и раньше, ещё до того, как задала его себе.

Я бы предпочла смерть.

Я всё реже вставала с постели, потому что для того, чтобы бессмысленно выводить узоры в блокноте или читать книгу, не обязательно было одеваться. К тому же, на это уходили силы, а их и так оставалось всё меньше с каждым днём. Наверное, я вообще перестала бы просыпаться даже для того, чтобы поесть, но Нэйт продолжал приходить, и я упрямо вставала каждое утро, чтобы до его появления успеть умыться и запихнуть в себя завтрак. Первое время я игнорировала приём пищи, потому что не чувствовала голода. Мой киаму, узнав об этом от сестричек-медсестричек, пришёл в ярость и потребовал дать ему обещание регулярно питаться, а иначе он лично запихнёт мне и завтрак, и обед, и ужин в организм через не предназначенные для этого отверстия. И пока я пыталась вообразить себе это, уточнил — через нос. Или уши. Здесь он оставляет мне право выбора.

Я угрозой прониклась и клятвенно заверила, что буду питаться по расписанию. И после этого, постоянно борясь с желанием выплюнуть то, что моему организму, по его мнению, было не нужно, съедала всё. Лучше мне не становилось, но Нэйт смотрел одобрительно, и хотя бы поэтому оно того стоило.

В один прекрасный солнечный день, когда я нашла в себе силы переодеться из пижамы в форму и немного постоять перед окном, чтобы полюбоваться деревьями, Нэйт ворвался ко мне в палату. Едва дождавшись, пока хрустальная стена ненадолго растает, чтобы пропустить визитёра, полудемон, не дожидаясь моего вопроса на тему спешки и его непривычно встрёпанного вида, выпалил:

— Мы нашли способ!

Я старательно задавила в себе вспыхнувшую надежду, чтобы не слишком сильно расстраиваться в случае провала, кивнула и без возражений позволила поднять себя на руки, обняв своего киаму за шею. Мы могли бы дойти и так, но я не была уверена, что мне хватит сил даже на то, чтобы некоторое время переставлять ноги, а для Нэйта в этом не было особых проблем. И ещё так получалось значительно быстрее. А если уж совсем отбросить все оправдания моей покладистости и докопаться до реальной причины, то мне это просто-напросто нравилось. До моей непонятной болезни никто и никогда не держал меня на руках. Разве что родители в детстве, но это не считается.