– Слышь, «Хочу половину», – обратился к нему Василич, когда Иван уже собирался уходить. – Тут новый мужик в городе появился, говорят.

– Какой мужик?

– Конкурент Базилио.

– У Базилио появился конкурент? – это была новость так новость.

Базилио промышлял скупкой краденого и был одним из самых известных (в правильных кругах, конечно) скупщиков. Он был широко известен в узких кругах. Очень многие другие скупщики работали на него. А те, кто пытался действовать независимо от него, были, как правило, менее надёжны и цены предлагали куда ниже за товар. Поэтому щипачи, они же воры, предпочитали именно Базилио или его представителей. Иногда, когда Базилио воротил нос и отказывался по какой-либо причине покупать товар – например, он был битый – Иван обращался к одному барыге-хачу, который не брезговал ничем, но давал очень маленькие деньги, откровенно надувал со своими расценками, и Иван испытывал к нему неприязнь. Поэтому весть о новом скупщике заинтриговала его.

– И что, хорошо платит?

– Вот ты и узнай, а потом мне скажешь.

– Как звать-то его?

– Михаил.

Василич дал адрес.

Вечером того же дня Иван встретился с приятелями, чтобы угостить их пивом в честь получения им пяти процентов от проданной шубы. Парни купили два ящика пива и зашли в подъезд одного из жилых многоэтажных домов, поскольку на улице было холодно и темно, и ещё лил мерзкий ноябрьский дождь. Они поднялись немного наверх и расположились на лестничной площадке между вторым и третьим этажами. Их было четверо, включая самого Ивана. Крепкое тёмное пиво в стеклянных бутылках полилось в их глотки медовыми ручьями, и их настроение стало стремительно улучшаться, несмотря на ненастную погоду.

Ивану было приятно поболтать со своими дружками, и он рассказал им, откуда у него появились деньги на празднование. Его похвалили за находчивость и позавидовали его везению. Жадность Василича, захапавшего себе почти всю прибыль, вызвала истинное негодование у молодых людей.

– Хорошо устроился плешивый алкаш! – отозвался о нём Димон, приземистый друг Ивана в серых джинсах и чёрной куртке. – Вот ты, Ванёк, не такой! Не жмот! Если получаешь куш, то делишься с пацанами! И я бы поделился!

– Василич зажился на свете, – добавил Аркаша, другой друг Ивана, рыгая. – Пора бы ему уже сдохнуть.

– Не раньше, чем я ему отомщу! – ответил Иван.

– И как ты собираешься это сделать?

– Пока не знаю.

– У меня тост! – объявил Димон. – Дорогу молодым!

Тост был дружно поддержан всеми без исключения, компания чокнулась бутылками и залпом осушила их. Ещё все лузгали семечки, и их кожура усеяла лестничные ступеньки. По мере того как протекал вечер, ящики с пивом пустели, а глаза ребят соловели.

– Пусть никто не думает, что только ты у нас умеешь деньгу зашибать, – сказал Аркаша, язык уже плохо слушался его. – Я вот недавно купил убитую подержанную тачку за двадцатку, а потом продал её одному лоху за пятьдесят!

– Это где ты такую тачку нашёл, что она стоит всего двадцатку?

– Это ВАЗ 2107 выпуска 1986 года. Последние двадцать лет ржавел в гараже у типа, у которого я его взял. Дед не знал, что с ним делать, и готов был сбагрить за гроши. Никто не хотел брать, а сдать на металлолом ему этот хлам было жалко, он хотел хоть что-то с этой рухляди поиметь. И тут появился я! Так что, пацаны, умные люди умеют бабки делать из воздуха.

Аркаша очень гордился своей махинацией, его так и подмывало этим похвастаться, но до настоящего момента он благоразумно сдерживал себя, так как знал, что Димон будет клянчить деньги, как только об этом узнает. Однако хмель ударил ему в голову, тщеславие взяло над ним верх, и язык его развязался.

Димон повёл себя, как и предсказывалось:

– Вот оно как! Значит, разжился деньжатами, а делиться не хочешь? Вот, Ванёк проставился: всем пива купил. А тебя жаба душит, да?

– Я эти деньги сам заработал, своим талантом! – набычился Аркаша. – И не обязан тебе ничего давать! Кроме тебя, никто их и не просит. Ты как паразит, Димон! Только и думаешь, как бы подхарчиться за чужой счёт! Всегда только клянчишь и выпрашиваешь! «Надо делиться! Надо делиться!» Чуть где запахло халявой, ты тут как тут: летишь как муха на говно! А сам нам никогда поляну не накрывал!

– Я не такой удачливый, как ты! Если бы мне такое счастье привалило, то я бы не забыл о братанах!

– Ты мне ещё денег с весны должен! Когда вернёшь?

Димон обиделся.

– Да верну я, верну! Заладил про свои деньги! Каждый раз, когда встречаемся, о них говоришь!

Пока между приятелями шла перебранка, Иван почувствовал, что надо сходить по нужде. Пива он выпил литра два с половиной, и мочевой пузырь нужно было облегчить. Иван спустился на пару ступенек вниз, встал лицом к боковой стене, расстегнул ширинку и начал мочиться на стену. Моча стекала по ней вниз, оставляя после себя большое мокрое пятно, лужей растекалась у стыка между стеной и бетонным полом. Потом, когда лужа стала достаточно большой, моча начала переливаться на нижние ступеньки. Лестница превратилась в своего рода водопад.

В это время на второй этаж поднялся мужчина лет семидесяти. Он был одет в длинное пальто и шляпу, носил круглые очки на мягком интеллигентном лице, в правой руке держал элегантный зонт-трость, а в левой – маленький кожаный портфель с металлической застёжкой. У него были слегка отпущенные седые волосы, закрывавшие его уши. Он с ошеломлением взглянул на распивающую пиво компанию и мочащегося Ивана.

– Молодые люди! – обратился он к ребятам. – Как вам не стыдно? Что вы здесь устроили?

– Ты чего вскипаешь, дядя? – Аркаша поймал взглядом взгляд мужчины и тяжело на него уставился.

– Я… я здесь живу и не хочу, чтобы из моего дома… устраивали общественный сортир! – мужчина храбрился, но сразу стало ясно, что он трус.

Иван резко развернулся и направил струю своей мочи прямо на мужчину. Тот в ужасе отпрянул, но сделал это недостаточно ловко, и струя, длинной дугой прочертившая пространство, упала на нижние полы его пальто. Жилец дома был полностью деморализован: карусель из страха и отвращения ежесекундно меняла выражение на его побледневшей физиономии. С возгласом «О боже! О боже!» он попятился к двери, ведущей на второй этаж, всосавшей его под гомерический хохот молодёжи.

– Обоссы его, Ванёк, обоссы! – с торжеством прокричал Серёга, третий друг Ивана, когда жилец дома исчез за дверью.

Аркаша и Димон сразу же забыли о своих разногласиях и дружно рассмеялись. За ними Иван и Серёга. Они смеялись заливисто, от души, смеялись громогласно, как всемогущие древнегреческие боги, и, казалось, весь мир принадлежал им в это чудесное мгновенье! Они были молоды, полны сил и могли, если понадобится, опрокинуть горы! Вот она силушка богатырская! Вот она удаль молодецкая!

Потом они разошлись. Всё хорошее когда-то должно закончиться. Похлопав Ивана по плечу, Аркаша, Серёга и Димон ушли. Иван же отправился по адресу, данному ему Василичем. В руке он держал последнюю бутылку пива, ещё наполовину не допитую.

Иван сел в автобус. Расставшись с друзьями, он быстро помрачнел. Несмотря на его молодость, Иван редко испытывал радость. Чего-то ему не хватало. Не было в его жизни куража, не было настоящего дерзновения. А ему хотелось жить по полной – жить, а не существовать! Чтобы его существование было одним нескончаемым праздником! Вместо этого, серые будни одолевали его, и иногда ему хотелось крушить всё вокруг.

Последняя его работа была на складе, но проработал он там всего два месяца. Его выгнали, поймав на воровстве складских товаров. Воровал он не столько ради наживы, сколько ради риска. Воровство заряжало его адреналином, пробуждало от сонного существования. Вынести товар со склада, ожидая, что тебя вот-вот вычислят, – это было ни с чем не сравнимое чувство! Однако оно быстро стало слабеть после серии удачных краж, и Иван стал проявлять небрежение в своём искусстве, из-за чего и попался.