Был час ночи, но свет в комнате горел, хоть и тускло. В её центре, на небольшом квадрате свободного от кроватей места, собралась шумная компания. Опрокинутая вверх дном, старая картонная коробка была приспособлена под карточный стол, вокруг которого кто на корточках, а кто и полулёжа расположились весёлые молодые люди.

– Я тебе руки вырву! Я тебе ноги переломаю, сука! – произнёс статный исполин голосом, преисполненным глубокой и искренней страсти. Звали его Степаном.

Широкоплеч, могуч был Степан. Тяжёлая нижняя челюсть, немного выдававшаяся вперёд, и низкий лоб придавали его и без того внушительному облику ещё и впечатление немалой свирепости. Красный от гнева, он швырнул колоду карт в сидевшего напротив него человека с ухмылкой на злом лице и вскочил с пола, заляпанного пятнами пролитой клюквенной настойки.

– Это ты мне сказал? – глаза типа, сидевшего напротив, как будто стали более выпуклыми, а губы его плотно сжались. – Как ты меня назвал?

Звали его Иваном. Он не обладал столь основательной комплекцией, что была у его оппонента, но сложен был тоже крепко, только был более поджарым и подвижным. Было видно, что он побрил голову наголо пару недель назад, хотя на ней уже снова стали отрастать пока ещё короткие волосы, впрочем, не скрывавшие округлые формы его черепа.

Степан сделал движение вперёд, и тут же его обвили несколько рук находившихся рядом с ним, удерживая.

– Хорош, Стёпка!

– Ну его!

Но Степан был горд и упрям и нелегко остывал, если кто-то его заводил.

– Выродок недоделанный, сейчас я тебе выбью все зубы! Сейчас я тебе уши оторву от твоей паршивой башки! Навек запомнишь, как меня дурить! – процедил он. Грудь его заходила ходуном от вскипающей в ней бури чувств.

Если Степан был красен как свекла, то Иван уподобился по белизне подвенечному платью. Но только побелел он не от страха, а от злости. Иван встал, всего пара шагов отделяла его от Степана. Он сократил это расстояние до одного.

– Вот что я тебе на это скажу, образина! – с этими словами он смачно харкнул Степану прямо в очи.

Тут уж ничто не смогло остановить могучего богатыря от того, чтобы ринуться вперёд. В слепой ярости он порвал воздух мощным ударом тяжеленной ручищи, но скорости ему не хватило, и Иван сумел уклониться от попадания.

Иван стремительно нырнул Степану в колени и, обхватив их руками, повалил того навзничь. Они начали кататься по полу. Иван знал, что ему нельзя позволить дуболому подмять его под себя – тот просто раздавит его своей тушей. Степан пытался перевернуть его, но Иван крепко в него вцепился. Два раза ему удалось съездить локтем Степану по лицу. Он разбил ему нос, и у того потекла кровь.

Степан взревел и всё-таки перевернул Ивана, после чего обрушил на него град ударов. Иван закрылся руками, выставив локти вперёд, но под натиском тяжёлых, как полено, атак проломился, и Степан заехал ему прямо в глаз. Дело кончилось бы худо, если бы мужики не оттащили бы все вместе озверевшего Степана от его жертвы.

– Пустите! Пустите, братцы! Дайте я его кончу! – грохотал Степан.

Прибежали два охранника.

– Опять дебоширите, уроды?! Что, ментов вызывать?

– Вызывай, мразь! Я никого не боюсь! – захрипел Степан.

Иван, оглушённый сильным попаданием в его физиономию, всё ещё лежал на полу. Кровь сочилась из его рассечённой брови. Лиловый синяк растекался под глазом.

Охранники, два здоровенных дядьки, скрутили Степана и вывели прочь под руки. Когда затихли их шаги, Иван поднялся. Кто-то дал ему полотенце утереться.

– Как я выгляжу? – поинтересовался он. В глазах плыло.

– Рожа опухла, – заметил Егор, ещё один картёжник. – Налейте ему!

Иван получил наполненную рюмку и залпом её выпил. Водка обожгла глотку.

– Огурца мне! Огурца!

Ему дали огурец, и тот сладко и громко захрустел у него на зубах.

– Ах, сука! Хорошо! – Иван утёр губы рукавом. Казалось, у него вскипела кровь от выпитого.

– Будешь новую партию?

– Дай дух перевести! – огрызнулся он.

Егор отвёл его в сторону, и они присели на одну из кроватей поодаль от продолжающейся игры.

– На сколько развели лоха? – негромко спросил он Егора, предварительно бегло покосившись на мужиков в центре комнаты.

– Так… – Егор стал перебирать мятые бумажки пьяными руками, по-шакальи озираясь каждые две секунды. – Негусто… Полтора косаря.

– Дай сюда! – Иван сгрёб все к себе и стал запихивать в свой грязный карман.

– Эй, браток, мы так не договаривались! – забывая об осторожности, повысил голос Егор.

– Иди к чёрту! Не ты по харе получил! – тон Ивана был ещё более резок, чем его слова, и глаза у него снова как будто начали выходить из орбит. Так происходило с ним всегда, когда он злился.

Егор потянулся к руке Ивана, комкающей банкноты, но Иван перехватил его за кисть и больно её сжал.

– Грабли убрал! – прошипел он. Правая сторона лица у него заплыла, отёк полностью поглотил правый глаз, что только усилило нечто устрашающее, исходившее от него в этот миг. В оставшемся незаплывшим глазу его загорелся недобрый огонь, и Егор, никогда не отличавшийся особой смелостью, сник. Он отпрянул, но всё-таки пробубнил:

– Сам виноват. Набухался и стал палиться. Даже этот бычара заметил, что ты подмениваешь карты!

– Вали отсюда! – закричал Иван. Ему не нравилось, когда его критиковали.

Из центра комнаты послышалось:

– Снова начинаешь, Ванёк? Харе!

Егор побледнел, на мгновенье заколебался, как будто что-то взвешивая, после чего бросил уходя:

– Уговор был делиться поровну! Ты слова не держишь! Я с тобой больше за один стол не сяду!

Иван посмотрел на его удаляющуюся спину исподлобья. Егор был тощий, надеты на нём были только чёрные штаны с дыркой на левом колене. А торс у него был полностью голый, и можно было видеть его выступающие из спины лопатки, посчитать рёбра на его тщедушном теле.

– Да кому ты нужен, дрыщ! Чтоб я тебя здесь больше не видел, говно! – успел послать ему вдогонку Иван.

Койка Егора была в другом номере общежития, и он мог не оставаться здесь. Иван вернулся к играющим. Степана увезли в обезьянник, и можно было спокойно продолжать веселиться. Водка и клюквенная настойка лились щедро, под конец всё было как в тумане. Кто-то из пацанов достал разбитую гитару и стал наяривать что-то блатное. Жизнь была хороша.

Янис приехал в Москву из Латвии по причине деловой командировки. Когда он выбирал отель, где можно остановиться, решил, что будет лучше, если он будет дешёвым, чтобы сэкономить деньги своего работодателя, который должен был компенсировать все командировочные расходы. И Янис выбрал самый недорогой вариант из всех возможных, не подозревая о том, к чему это приведёт.

Его выбором оказалась замызганная ночлежка, где проживал всякий сброд: пьяницы, тунеядцы и прочие маргиналы без цели в жизни. Владельца её постоянные обитатели звали Василичем, он же был администратором этого заведения, принимавшим постояльцев. Чтобы хоть как-то улучшить финансовое состояние своего бизнеса, едва державшегося на плаву, Василич однажды включил свой клоповник в список мест, в которых можно было остановиться на временное проживание в Москве иностранным туристам. И с той поры его притон стал официально именоваться хостелом, а информация о нём стала отображаться на сайтах сервисов по онлайн-бронированию. Поэтому это место и попалось на глаза Янису.

Янису было тридцать девять лет, он работал программистом в маленькой фирме и был, как иногда говорят, мозговитым, то есть смышлёным и сообразительным. Хорошо владел точными науками, легко обращался с цифрами и имел математический склад ума. При этом в быту он был неряшливым и рассеянным, и вообще ему были свойственны инфантилизм и непрактичность, как будто он всё время витал в облаках. Его мысли действительно чаще всего были заняты различными абстракциями, и он забывал обо всём, когда увлекался какой-либо задачей, встававшей в его сознании. В силу этого свойства своего характера он даже не стал читать отзывы о «хостеле», в котором он себе забронировал место. А ему бы стоило их почитать.