Чем скорее мы разобьём Россию, тем лучше. Операция (имеется в виду «Барбаросса». – В. С.) будет иметь смысл только в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим всё государство целиком. Только захвата какой-то части территории недостаточно (курсив мой. – В. С.).
Остановка действий зимой опасна. Поэтому лучше подождать (первоначально нападение на Советский Союз планировалось осенью 1940 года. – В. С.), но принять твёрдое решение уничтожить Россию. Это необходимо также, учитывая положение на Балтийском море. Существование второй великой державы (то есть России. – В. С.) на Балтийском море нетерпимо. Начало (войны с Советским Союзом. – В. С.) май 1941 года. Продолжительность операций – пять месяцев (большего, по мнению Гитлера, СССР не выдержит. – В. С.). Было бы лучше начать уже в этом году, однако это не подходит, так как осуществить операцию надо одним ударом. Цель – уничтожение жизненной силы России. Операция распадается на:
1-й удар: Киев, выход на Днепр; авиация разрушает переправы, Одесса.
2-й удар: через Прибалтийские государства на Москву; в дальнейшем двусторонний удар – с севера и юга; позже – частная операция по овладению районом Баку.
Посмотрим, насколько всё это заинтересует Финляндию и Турцию.
Позже: Украина, Белоруссия, Прибалтика – нам. Финляндия – районы до Белого моря.
7 дивизий – из Норвегии. (Сделать их самостоятельными!) Боеприпасы.
50 дивизий – во Франции.
3 дивизии – в Голландии и Бельгии.
Всего – 60 дивизий.
120 дивизий – на Востоке.
Итого – 180.
Чем больше соединений мы бросим в наступление, тем лучше. Мы имеем 120 дивизий плюс 20 дивизий, распущенных в отпуск.
Новые формирования (40 новых дивизий) – путём выделения одного батальона из каждой дивизии. Через несколько месяцев – снова один батальон и т. д., чтобы таким образом в три срока выделить из дивизии один полк.
Маскировка: Испания, Северная Африка, Англия. Новые формирования располагать в районах, защищённых от воздушных налётов. Новые формирования на востоке – 40 дивизий из солдат, участвовавших в боях»[16].
Запись в дневнике Гальдера от 31 июля 1940 года, пожалуй, первое свидетельство об окончательном решении германского фюрера начать войну против Советского Союза, публично озвученном Гитлером на совещании в Бергхофе. Она, в сущности, представляет конспект гитлеровских мыслей о количестве дивизий, необходимых для уничтожения русских, в чём он не первое десятилетие не сомневался, о сроках так нужного для Германии блицкрига, о первостепенных пунктах бомбардировки советских войск и направлениях фашистского наступления и т. д. Впоследствии эти мысли и сроки начала войны неоднократно будут меняться, но суть их останется прежней.
Комментаторы русского издания записок Гальдера справедливо подчёркивают, что на совещании в Бергхофе в июле 1940 года «Гитлер чётко сформулировал сущность своей стратегии на данном этапе войны. Но, конечно, он ни словом не обмолвился об истинных причинах решения напасть на Советский Союз. А этими причинами были: классово-идеологическая доктрина фашизма, его стремление уничтожить первое социалистическое государство; экономически агрессивные устремления германского монополистического капитала; фашистские планы «расширения жизненного пространства» за счёт Востока и т. п. Гитлеровская клика считала, что победа над Советским Союзом откроет Третьему рейху путь к мировому господству»[17]. Но Гитлер ещё не знал точно, на чьей стороне и когда выступит Англия, и много рассуждает об этом, планирует, а позднее отказывается от десантирования Великобритании.
Фюрер настойчиво стремился столкнуть лбами Англию и СССР (Россию), чтобы, воспользовавшись ослаблением обоих государств, довершить их разгром, став единовластным господином Европы, а потом и всего мира. Черчилль, в свою очередь, хотел конфликта между Германией и Советским Союзом, чтобы если не стать властителем Европы, то воспользоваться плодами крупномасштабного кровопролития на Европейском материке, и в конце концов с помощью британской разведки и всяческих провокаций – в отличие от Гитлера – добился этого, переведя стрелки советского паровоза на германские пути. Это ему, Черчиллю, принадлежат слова о том, что он с нетерпением ждёт того момента, когда Россия и Германия похоронят друг друга.
И только потеряв половину британского флота, уничтоженного фашистами, и чудом избежав немецкого десантирования, под настойчивыми просьбами Сталина и под влиянием Рузвельта он согласился на участие в союзнических действиях на стороне СССР против Германии, но всячески оттягивал открытие второго фронта до видимых признаков победного завершения Советским Союзом Великой Отечественной войны. Должно же что-то, в конце концов, перепасть и бриттам…
Ведь не зря же он дарил Сталину британский меч.
Но Гитлеру, мечтавшему о покорении всей России, пришлось довольствоваться только тем, что он захватил за первые полтора года советско-германской войны. Потом начался обратный процесс, завершившийся водружением красного знамени над фашистским рейхстагом…
Уже в первой гальдеровской записи о будущей войне учтено многое, вплоть до районов размещения новых дивизий, пополнения их опытными солдатами и дезинформации русских перемещением фашистских войск якобы в Африку, Испанию или Англию. С той поры Гитлер и Гальдер, не исключая сошек поменьше, пристально следили за мировой военной обстановкой, особенно на Восточном фронте, дополняя и совершенствуя план «Барбаросса».
Не следует думать, что второй том «Военных записок» германского генштабиста до конца июля прошлого века не содержит попутных гитлеровских секретов о войне на Востоке. Их там непочатый край. Но они именно попутные, не раскрывающие серьёзности замысла фюрера о войне на уничтожение молодой Страны Советов. 30 июля сорокового года он лишь констатирует интерес Гитлера и свой собственный к восточной проблеме, опровергая утверждения немецких историков о нейтралитете гитлеровского генералитета к военным замыслам фюрера. Дескать, каждый выполнял свою работу, если угодно, свой профессиональный долг.
Вот первая гальдеровская запись, казалось бы, сугубо нейтральная: «Основное внимание – на Восток». 3 июля этого года он уже говорит подробнее: «Оперативные вопросы: в настоящее время на первом плане стоит английская проблема, которую следует разрабатывать отдельно, и восточная проблема. Основное содержание последней: способ нанесения разрушительного удара России, чтобы принудить её признать господствующую роль Германии в Европе». Никто его за язык не тянет. Он уже формулирует определяющую цель восточной войны фюрера. Днём позднее, после докладной начальника отдела иностранных армий Востока Кинцеля «о группировках русских войск», Гальдер становится разговорчивее и изучает – без чьей-либо подсказки – планы железнодорожных перевозок, принимая во внимание разноколейность железных путей России и Германии (германские дороги были узкоколейные, назревала необходимость перешивать пути), и намечает на 18 июля (быстрее это задание трудно выполнить) начало «переброски танков на Восток», то есть за год до начала Великой Отечественной войны, не раскрывая грандиозности фашистских планов. Война, в сущности, уже началась, коли потребовалась переброска живой силы.
Сталин, в предчувствии неминуемой войны с Германией, тоже заблаговременно начал передислокацию армии с Азиатского континента в места предполагаемого нападения, но значительно позднее. Отчего многие войсковые эшелоны, в связи с перегруженностью железной дороги, запоздали к вероломному нападению фашистов. Но даже в этом случае Гитлер не преминул заявить о том, что именно СССР угрожал нападением на Германию, а не наоборот.
С момента переброски немецких войск на территории, близкие к Советскому Союзу, начальник Генерального штаба Германии постоянно следит за состоянием железных дорог на Востоке, планируя улучшение станций разгрузки на железнодорожных перегонах для переброски на них строительных частей, и держит руку на пульсе взаимоотношений России и Англии, помогая немецкой разведке наводнять советские просторы разведывательной агентурой. Между прочим, как свидетельствует Арсен Мартиросян, автор новейшего пятитомного жизнеописания Сталина, не без помощи наркома иностранных дел СССР М. М. Литвинова, в действительности Мейера Феллах Финкельштейна, с его, как выражается А. Мартиросян, «кастой наркоматовских западников англофильской ориентации». «Поэтому и неудивительно, – утверждает автор пятитомника, насыщенного рассекреченными материалами, – что при выработке политики СССР в отношении Германии, а её стержнем в то время были торгово-экономические отношения, ибо в плане политическом сотрудничать с нацистами Сталин и так не собирался… А если учесть ещё и его (Финкельштейна. – В. С.) дореволюционные связи с англосаксонским Западом, в том числе с некоторыми тайными структурами последнего, то нередко получалось, что он исполнял функции информирующего агента стратегического влияния Запада. Литвинов практически постоянно «сливал» на Запад всю информацию, касавшуюся советско-германских политических и особенно торгово-экономических отношений, причём не только конфиденциальную, но и попросту секретную.
