Этим же вечером начальнику Генерального штаба Г. К. Жукову позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев, который доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждавший, что немецкие войска выходят на исходные позиции, чтобы завтра утром начать наступление. Жуков тотчас же сообщил наркому обороны С. К. Тимошенко и Сталину об этом экстраординарном событии. Сталин приказал обоим немедленно явиться в Кремль. Прихватив с собой Н. Ф. Ватутина, одного из своих заместителей, и проект директивы войскам, крупнейшие советские военачальники, по дороге договорившиеся настаивать на необходимости приведения войск в боевую готовность, явились к Сталину.

– А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.

– Нет, – ответил за всех нарком. – Считаем, что перебежчик говорит правду.

Сталин пригласил к себе в кабинет членов Политбюро и спросил:

– Что будем делать?

Члены Политбюро промолчали. Тимошенко сказал:

– Надо немедленно дать директиву командующим приграничными округами о приведении войск в полную боевую готовность.

– Читайте! – согласился Сталин.

Жуков прочитал проект директивы. Все внимательно слушали. Но никто, кроме Сталина, не проронил ни слова. Несколько минут подумав, он заметил:

– Такую директиву давать преждевременно. Повременим, может, всё уладится мирным путём. Надо, сократив текст, указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. И особо подчеркнуть, что войска не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.

Не теряя времени, Жуков с Ватутиным вышли в другую комнату и изменили текст директивы наркома в соответствии со сталинскими замечаниями. Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить уточнённый текст. Сталин вновь внимательно выслушал текст, потом прочитал его, подредактировал и передал наркому для подписи. Директива направлялась военным советам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов. Копия – народному комиссару Военно-Морского Флота.

Указанным военным округам директивой приказывалось: в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укреплённых районов на государственной границе; перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать; все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно. Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов; никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Трудно поверить в то, что авторы этого исторического документа были убеждены в возможности осуществления за одну ночь столь масштабных мероприятий, на которые не хватило бы и недели интенсивного труда. Директива эта, чувствуется, составлялась не столько для реальных дел, сколько для оправдания перед современниками и потомками собственной беспечности, которая трудно поддаётся разумному объяснению. Время было упущено…

Рабочий день Сталина завершился вечерней встречей с начальником Политического управления Красной Армии Мехлисом и по совместительству порученцем Сталина по особо засекреченным делам. О чём был разговор Сталина с ним, никто не знает. Но только после этого разговора на душе Иосифа Виссарионовича стало спокойно, и он с чувством человека, сделавшего для отпора врагу всё возможное и приберёгшего для него нечто неведомое ему, покинул кремлёвский кабинет. И спал сном праведника.

Начало Великой Отечественной войны окутано клубком тайн и необъяснимых действий Верховного Главнокомандующего Советского Союза. Над их распутыванием и объяснением военно-историческая наука бьётся уже семь десятилетий. Одна из попыток истолкования бездействия советского военно-политического руководства в период, когда Гитлер принял окончательное решение о войне с коммунистической Россией и начал переброску войск к её границам, сделал автор «Ледокола» Виктор Суворов. Суть его версии о тайном замысле Сталина сводится к тому, что вождь Советского государства лелеял мечту, сходную с гитлеровской, но меньшую по масштабу. Он не замахивался на весь мир, но хотел прибрать к своим рукам Европу, нанеся упреждающий удар по фашистской Германии. Но не успел опередить Гитлера.

Ряд историков поддержал суворовскую версию, не во всём соглашаясь с автором «Ледокола» и оснастив её собственными уточнениями. Почти безоговорочно принял её Марк Солонин, опубликовавший книги «22 июня», «23 июня», «25 июня» и вернувшийся к разговору на эту тему в последней книге «Запретная правда о Великой Отечественной», вышедшей в 2013 году. Подпевая мощному хору современных десталинизаторов, проявляющих особую активность в преддверии семидесятой годовщины победоносного завершения советским народом Великой Отечественной войны, М. Солонин реанимирует суворовскую гипотезу двадцатилетней давности о коварном замысле Сталина использовать развязанную Гитлером Вторую мировую войну в своих амбициозных захватнических интересах. По мнению автора книги о «Запретной правде…», Сталин чуть ли не с пелёнок, а уж «с самого первого дня своей власти» совершенно точно готовился к войне. В августе 1939 года он «принял окончательное решение – поддержать Гитлера. Поддержать его так, как верёвки поддерживают повешенного. Сталин помог Гитлеру начать войну против коалиции западных держав (Англия, Франция и их союзники) для того, чтобы начавшаяся истребительная война разорила Европу, по пепелищу которой армиям Сталина предстояло пройти триумфальным маршем. В июне 1941 года подготовка к этому маршу была прервана неожиданным для ослеплённого манией величия Сталина вторжением вермахта».

Ради точности замечу, что война с Германией не была для Сталина неожиданной. За год до этого на торжественной встрече по случаю выпуска командиров, окончивших военные академии, в Большом Кремлёвском дворце он во всеуслышание заявил о неизбежности войны с гитлеровской Германией и даже признал, что фашистская армия лучшая и по технике, и по организации. Но предупредил, что немцы напрасно считают её идеальной и непобедимой. Непобедимых армий нет. Германия не будет иметь конечного успеха под лозунгами захватнических, завоевательных войн, под лозунгами покорения других стран, подчинения других народов и государств. Неожиданным для Иосифа Виссарионовича стал срок начала войны. Как видите, Сталин не скрывал своих «коварных» планов.

Кстати, вскоре после этого выступления Генеральный штаб начал передислокацию дивизий и корпусов ближе к западной границе – факт, который М. Солонин связывает со сталинским планом «начала вторжения в Европу», сроки которого, по мнению автора, не единожды переносились в зависимости от военно-политической ситуации. Осенью 1939 года, считает М. Солонин, Сталин не мог начать вторжение только потому, что мировая война «ещё только-только разгоралась, до полного разорения и истощения противоборствующих стран было ещё очень далеко. На этом этапе именно Германия представлялась Сталину слабой стороной конфликта, которой он оказывал разнообразную политическую, психологическую (утешал Гитлера, что ли? – В. С.), экономическую помощь, с тем чтобы война не прекратилась в самом своём начале по причине разгрома Германии». Удивительна до смешного логика дотошного историка. Ему ли не знать, что в это время Сталин пуще всего боялся именно военных конфликтов, потому что боеспособность Красной Армии находилась на низком уровне, что и подтвердила «зимняя» война с Финляндией.

Внимательно изучив архивы и не найдя в них документов, содержащих планы вторжения Красной Армии в Европу, М. Солонин весьма вольно толкует многочисленные материалы о планах наступления советских войск на западном направлении, будто не имеет ни малейшего представления о том, что наступательная доктрина по отношению к оборонительной тактике была у советского командования приоритетной. Это негативно сказалось на первых месяцах Великой Отечественной войны, когда Красная Армия, не успев сдать оборонительные позиции, тут же стремилась начать контрнаступление и несла огромные жертвы. Разумеется, советские военачальники прекрасно понимали, какую роль может сыграть фактор внезапности, и учитывали его в своих стратегических планах, но это отнюдь не значит, что Сталин собирался внезапно вторгнуться в Европу, но упустил свой шанс. Не следует отождествлять и другой основополагающий принцип военной доктрины «Бить врага малой кровью и на его территории» с захватнической политикой Советского Союза.