С падением Минска, первой из крупных городов СССР жертвы фашистского нашествия, беды Западного фронта не окончились. На следующий день после захвата белорусской столицы, то есть 29 июня, части 20-й танковой дивизии соединились в этом месте с 18-й танковой дивизией из группы Гудериана и замкнули кольцо вокруг 3-й и 10-й советских армий. В кольцо попали почти три десятка дивизий, которые в труднейших условиях бились до 8 июля, сдерживая половину войск группы армий «Центр». Из «котла» удалось прорваться двум группам в несколько тысяч человек. В районе Белостока и Волковыска немцы захватили в плен 116 тысяч человек. Фашистскими трофеями стали 1,5 тысячи орудий, без малого 2 тысячи танков и бронемашин, 327 самолётов. В день окружения Совет Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) приняли директиву о развёртывании на прифронтовых территориях партизанского движения. Кому удавалось вырваться из окружения, продолжали борьбу с врагом в партизанских отрядах, о чём забыл сказать М. Солонин, давший уничтожающую характеристику так называемым дезертирам и паникёрам, в сборище которых превратилась советская армия, столкнувшись в первые дни войны с гитлеровскими войсками.

К концу июня Сталин понял, что для отражения агрессии необходима мобилизация всех сил страны. С этой целью был создан чрезвычайный орган – Государственный Комитет Обороны (ГКО), сосредоточивший в себе всю полноту власти – государственной и партийной. Его решения подлежали беспрекословному выполнению.

Белорусская оборонительная операция оказалась для Красной Армии безуспешной. Из 44 дивизий, первоначально входивших в состав Западного фронта, за 18 дней боёв 24 дивизии погибли полностью, остальные, если брать усреднённые цифры, потеряли до 60 процентов своего состава. Безвозвратные потери составили свыше 340 тысяч человек. Воюющая армия лишилась (округлённо) 4800 танков, 9400 орудий и миномётов, 1780 боевых самолётов. Тыл фронта утратил 1770 вагонов боеприпасов, свыше 2 тысяч тонн смазочных материалов и почти 18 тысяч тонн горючего. И это только на одном фронте. Картина безрадостная.

На Прибалтийском фронте, где Гитлер рассчитывал на быстрый успех, утешительного тоже было мало. Под давлением крупных сил противника 26 июня Северо-Западный фронт сдал врагу Даугавпилс и продолжил отступление, потеряв за 18 дней Литву, Латвию и часть территории России. 30 июня Сталин назначил начальником штаба этого фронта генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина, который перед этим был первым заместителем Жукова: надо было усиливать сопротивление на Псковско-Ленинградском направлении. Подступы к Ленинграду были слабо прикрыты войсками.

Юго-Западный фронт тоже не радовал успехами. За первую неделю июля немцы захватили Бердичев и Житомир. Бои в этом районе продолжались до 16 июля, когда группа немецких армий «Юг», неся большие потери, вынуждена была приостановить наступление, позволив советскому командованию вывести из-под угрозы окружения основные силы 6-й и 12-й армий и укрепить оборону Киева. В июле обстановка на всех направлениях стала ещё сложнее. Несмотря на ввод в сражения большого количества соединений, прибывших из внутренних областей – с Урала и Сибири, которые были отправлены в дальнейший путь заблаговременно, то есть задолго до начала войны, потому что Сталин по-прежнему не изменял стратегической доктрине Советского Союза – наступательная война на территории противника – и накапливал войска в непосредственной близости от границы с Германией. Она всё равно должна была стать главным противником Страны Советов, независимо от того, у кого первым не сдержат нервы. Решится первым Сталин на объявление войны, которое станет для Гитлера неожиданным, массированный удар сможет стать чрезвычайно эффективным и наступательная тактика оправдает себя. Развяжет первым войну Гитлер, который (и в этом никто не сомневался!), разумеется, не будет загодя кричать: «Иду на вы!», в выигрыше на первом этапе сражения, несомненно, окажется Германия. Но и в этом случае сосредоточение войск не окажется избыточным, потому что внезапность удара противника может привести к серьёзным жертвам.

Случился, к сожалению, второй вариант, обескураживший Сталина, и Красная Армия уже через месяц «растратных» сражений начала испытывать дефицит живой силы. Эта «живая сила», скрытно накопленная в белорусских лесах (эшелоны с войсками шли с востока на запад преимущественно ночью), и в особенности в местах дислокации на открытой местности, превращалась в трупы с ужасающей быстротой. Боеприпасы, штабелированные в лесах, горюче-смазочные материалы, запасы продовольствия после массированных бомбардировок и артиллерийских налётов тоже исчезали с невероятной скоростью. Такова цена промедления.

Сталин до последнего момента не верил в то, что Германия решится на войну с СССР. Все эти эшелоны с войсками и материально-техническим снабжением убедительнее всего свидетельствуют о том, что Советский Союз готовился и был готов к войне, но не по инициативе фюрера, а по собственной. К превентивной войне с фашистской Германией, но не с Европой и целым миром, как о том разглагольствуют «суворовцы», или, если быть точным, «резуновцы» – по реальной фамилии автора «Ледокола» и других книг, накопившего обширный и убедительный материал о том, как Сталин готовился к войне, масштабы которой В. Резун раздул до размеров шаровар одного гоголевского героя… Но даже и эта война, о которой говорю я, едва ли была нужна ему, потому что, как считает известный философ и социолог, бывший антисталинист А. А. Зиновьев, «подготовка к войне нужна была Сталину не для нападения, а для того, чтобы его предотвратить. Предотвратить и решать внутренние проблемы».

А о сталинском неверии в точную дату гитлеровского нападения очень выразительно сказал Дэвид Мерфи, который в шестидесятых годах руководил советским отделом Центрального разведывательного управления США, а потом стал писателем: «Сталин, на мой взгляд, хорошо знал разведку, использовал её во многих вещах. Но он был уверен, что Гитлер не нападёт, он был просто зациклен на этой идее, так что если бы ему дали копию плана «Барбаросса», он бы её выбросил…»[13].

Самыми первыми из Сибири отправились на запад и первыми вступили в бой так называемые «чёрные» армии, которые начали формироваться ещё летом 1940 года и отправились к месту дислокации 13 июня 1941 года. Год ушёл на их воинскую подготовку. В отличие от других армий они в буквальном смысле «отъедались» и восстанавливали здоровье в течение месяца в черноморских и прочих здравницах. «Везунчики», – скажете, завидуя, вы. В каком-то смысле им действительно повезло, потому что с тюремных нар оказались на воле, хотя и ограниченной армейским распорядком жизни. Как вы уже догадались, это были люди, проштрафившиеся перед советским законом и получившие по благоволению Сталина возможность искупить свою вину на фронте. В отличие от других войск они были в чёрном одеянии, а при нехватке форменной одежды и в собственной, сходя за ополченцев. Несколько утрируя ситуацию, можно сказать, что это были первые негласные штрафники, потому что узаконенные штрафные подразделения появились только в июле 1942 года. Сколько было таких частей, точно сказать не могу. Знаю только, что 16-я, которой командовал К. К. Рокоссовский, была создана именно из такого люда, побывавшего какую-то часть своей жизни в ГУЛАГе, как и их командующий, оказавшийся на воле благодаря заступничеству Будённого.

Дочь Семёна Михайловича, Нина Семёновна, иногда фиксировавшая на бумаге некоторые из воспоминаний своего отца, оставила такой микромемуар: «Будённому приходилось ходить к «отцу народов» много раз, приезжал к нему в любое время. Он вспоминал, как Рокоссовского из тюрьмы буквально за руку вывел. Сталину сказал: «Или освободите Рокоссовского, или отбирайте у меня оружие и сажайте рядом с ним». Сталин молча ходил по комнате, и Будённому подумалось – сейчас правда велит сдать оружие. Но нет, отпустил Константина Константиновича. Рокоссовский обо всём этом знал и до конца относился к Будённому признательно и нежно».