К началу двадцатых годов опыт Первой мировой оперативно обобщил итальянский генерал Дуэ в книге «Господство в воздухе», которая стала настольной для каждого служителя бога войны Марса. «Завоевать господство в воздухе, – писал итальянец, – значит победить, а потерпеть поражение в воздухе – значит быть побеждённым и вынужденным принять все те условия, какие неприятелю угодно будет поставить». Почти в это же время военные теоретики Германии и Советского Союза разработали стратегию и тактику тотальной и локальной войн, эшелонированную структуру наступательных и оборонительных боёв и прочие армейские премудрости, в том числе понятие «глубокой операции». В 1936 году работа Дуэ была издана на русском языке и стала повседневным учебным пособием для командиров Красной Армии. На её основе разрабатывались планы боевых операций, отдельные положения вносились в боевые уставы. На неё опирался советский генералитет, разрабатывая разные варианты встречи незваного гостя, которые анализирует Е. Резонтов, формулируя альтернативную версию начального периода Великой Отечественной войны, оказавшуюся не в пользу СССР.

По его утверждению, Генеральным штабом были подготовлены три плана, которые он называет «ужасным», «отвратительным» и «плохим» (резервным). Четвёртый, по версии В. Суворова и М. Солонина, рассчитанный на действия, опережающие гитлеровское нападение, находился то ли в замыслах Сталина, то ли был оформлен официально, но до сих пор засекречен. Я, если честно признаться, думаю, что такой – конспиративный – план мог существовать, но был известен только ближайшим сподвижникам Сталина и частично раскрыт на сверхсекретном совещании в сталинском кабинете 24 мая, то есть менее чем за месяц до начала Великой Отечественной войны, которое продолжалось несколько часов. На этом совещании были нарком обороны Тимошенко, начальник Генштаба Жуков, начальник Оперативного управления Генерального штаба Ватутин, начальник Главного управления Военно-Воздушных сил РККА Жигарев, а также непосредственные исполнители этого, так до сих пор никому не известного плана: командующие войсками, члены военных советов и командующие ВВС пяти западных приграничных округов. Никто из командующих другими специализированными войсками (к примеру, артиллерии) приглашён не был. Видимо, особая – весьма «деликатная» миссия возлагалась именно на авиацию. Отсутствовали даже секретари ЦК ВКП(б). Информация об этом совещании была закрыта и стала известна лишь из статьи Василевского, пролежавшей в архивах почти тридцать лет, в которой есть упоминание о том, что «за несколько недель до нападения на нас фашистской Германии, точной даты, к сожалению, назвать не могу, вся документация по оперативным планам была передана Генштабом командованию и штабам соответствующих округов». Оперативная была передана, а конспиративная информация, по обычаям всех разведок, могла быть изложена в устной форме. Восстановить её теперь уже некому. Так что тайна сталинского плана может быть и не раскрыта и придётся довольствоваться гипотезами…

Но бог с ней, с тайной, Верховный Главнокомандующий уже настолько дискредитирован, что дальнейшая критика в его адрес, если выяснятся какие-то новые негативные обстоятельства, уже будет порочить не столько его, сколько того, кто не может успокоиться в своём критиканстве.

До объявления Германией войны Советскому Союзу, которое случилось в день вероломного нападения, у Генерального штаба ещё были возможности выбирать варианты своего «ответа Гитлеру»: от упреждающего превентивного удара до полномасштабной войны. Сейчас выбора не оставалось, кроме обороны своей страны в расчёте на то, что она, война, может превратиться из молниеносной в затяжную, что приведёт к истощению Германией своих ресурсов и неизбежному краху. Но сколько народа в этом случае подвергнется уничтожению, а территорий опустошению. И Генштаб принял решение сочетать чисто оборонительные бои с наступательными, чтобы не просто уничтожать противника, но и выдворять его со своей территории, продолжив войну за пределами страны. Но задача эта оказалась трудновыполнимой по многим обстоятельствам.

Из них, прежде всего, следует исключить широковещательные заключения, если не назвать это откровенным враньём, Хрущёва о том, что ранний период Великой Отечественной войны был проигран по вине Сталина, репрессировавшего лучших, талантливых командиров советской армии, которых наследник вождя реабилитировал широким жестом борца за правду, невзирая на их действительно криминальную деятельность. Объективный анализ этой ситуации, которая могла бы повлиять на ход войны, но не существовала в реальности, проведённый Г. И. Герасимовым в статье «Действительное влияние репрессий 1937 – 1938 годов на офицерский корпус РККА» (Российский исторический журнал. 1999. № 1), свидетельствует о прямо противоположном результате. Вот что пишет автор статьи: «Репрессии не наложили, да и не могли наложить из-за незначительности их масштабов по сравнению с общей массой офицерского корпуса, видимого отпечатка на образовательный уровень (командного состава Красной Армии. – В. С.). Некоторое падение доли офицеров, имеющих среднее военное образование, в 1938 – 1939 годах объясняется не репрессиями, а значительным притоком в армию офицеров из запаса, из сверхсрочников и особенно офицеров, окончивших курсы младших лейтенантов. В то же время в предвоенные годы наблюдается устойчивая тенденция к увеличению процента офицеров, имеющих академическое образование. В 1941 году этот процент был наивысшим за весь межвоенный период и равнялся 7,1 процента. До репрессий, в 1936 году, было 6,6 процента. Проведённые расчёты показывают, что в период репрессий наблюдался устойчивый рост качества начсостава, имеющего среднее и высшее военное образование. Так, академическое образование в 1936 году имело 13 тыс. лиц начсостава, в 1939 году – после фактического окончания репрессий – 23 тыс., в 1941 году – 28 тыс. офицеров. Военное образование в объёме военной школы имело соответственно 125, 156 и 206 тыс. военнослужащих.

…Больше всего от репрессий пострадал советский генералитет. Как отразились репрессии на образовательном уровне высшего командного состава? Как ни парадоксально, но объективно его уровень вырос. В первой половине 30-х годов доля лиц этой категории, имеющих высшее военное образование, колебалась от 30 до 40 процентов. Перед началом репрессий 29 процентов имело академическое образование, в 1938 году их было уже 38 процентов, а в 1941 году 52 процента военачальников имело высшее военное образование.

Может быть, это случайность или фальсификация? Нет. Знакомство автора с архивными документами, отчётными данными кадровых органов по арестованным и назначенным вместо них военачальникам свидетельствует о росте академического образования по всем должностным группам. Например, в пик репрессий, с 1 мая 1937 года по 15 апреля 1939 года, из трёх арестованных заместителей наркома обороны ни один не имел академического образования, двое из назначенных его имели. Из командующих войсками округов: арестовано 3 «академика», назначено – 8; заместителей командующих округами: соответственно арестовано 4 с высшим военным образованием, назначено – 6; начальников штабов округов – арестованные не имели академического образования, 4 из 10 назначенных его имели; командиров корпусов – арестовано 12 с высшим образованием, назначено 19; начальников штабов корпусов – арестовано 14 «академиков», назначено 22. И так по всем должностям, за исключением командиров дивизий. 33 арестованных комдива имели академическое образование, а среди назначенных таких было только 27. В целом по высшему командному составу количество назначенных, имеющих высшее военное образование, превышает число арестованных с аналогичным образованием на 45 процентов.

Таким образом, репрессии не снизили образовательный уровень затронутых ими категорий, они повлияли на уровень образования старших и средних офицеров, которые выдвигались на вышестоящие должности. Архивные данные свидетельствуют о том, что это были, как правило, наиболее высоко подготовленные командиры».