«Varium et mutanile semper femina»[10] канец и ощутил великое облегчение от того, что не нужно принимать никаких решений.

Спустившись по лестнице, он обнаружил, что солнце в зените, и постоялый двор опустел.

Лишь у коновязи Одноглазый подтягивал подпругу заседланного вороного жеребца, который нетерпеливо перетаптывался и фыркал, искря лиловым взглядом.

– Вот загадка для пытливого ума, – громко произнес незнакомец, не глядя на монаха, и легко взметнулся в седло. – Святой отец не принимает пищи, но при этом на ночь берет полголовки сыра и лепешку! – И резко рассмеялся, пуская коня в галоп.

Бург защищали зубчатые каменные стены с башнями и массивными воротами, а через наполненный водой широкий ров были переброшены подъемные мосты.

Расположенный на холме в излучине Рейна, он тянулся к небу множеством шпилей и островерхих крыш. Косые лучи утреннего солнца освещали их, создавая причудливую, граненую игру света и тьмы, и город издали походил на друзу горных кристаллов, что нередко попадались доминиканцу в Гималаях и Тибете, вызывая тайное восхищение божественной непредсказуемостью природы.

На душе у Фергааса было смутно и тревожно: греховная ночь, проведенная в «Медведе», внезапное исчезновение Эстер, тем более странное, что женщина явилась к нему за помощью, наконец, темные речи и двусмысленные намеки всякий раз возникающего неожиданно, словно бы из воздуха, Одноглазого – все это саднило душу монаха предощущением грядущих невзгод и испытаний, над которыми витала недобрая тень дьявола.

На друзу кристаллов походил лишь центр города – крепость «Вышгород» – с ее богатыми резиденциями курфюрста, епископа и зажиточных бюргеров, а также строениями министериалов, управляющих беспокойной деловой жизнью Бурга и всех прилегающих земель. (Три года назад бурграф Нюрнберга Фридрих VI выкупил у римского императора Сигизмунда Бургское курфюршество и стал могущественным курфюрстом Фридрихом I).

В нижнем городе, куда вошел доминиканец, на узких улочках (по главным едва могли разъехаться две телеги, ширина прочих не превышала длину копья) плотно теснились однообразные дома в два-три этажа, почти соприкасаясь крышами, с узкими фасадами и лавками либо мастерскими внизу, окна которых служили прилавком или витриной.

Тут выделялись лишь высокие готические здания кафедрального собора и ратуши, их строгие, выверенные силуэты и каменное кружево декора поражали своим совершенством, но на площадях перед ними, как и повсюду в нижнем городе, среди пищевых отбросов и нечистот, бродили гуси, козы и овцы, а самодовольные свиньи блаженно похрюкивали в лужах.

К зловонию средневековых европейских городов Фергаас так и не смог до конца привыкнуть и всякий раз, оказавшись посреди уличных нечистот, поспешно закрывал нос рукавом сутаны и старался возродить в памяти нежный, розовый запах индийского лотоса.

В торжественном сумраке кафедрального собора Фергаас встретился с местным епископом отцом Теофилом – сухоньким и согбенным, с розовыми склеротическими щечками и тем просветленно-детским выражением незабудковых глаз, что бывает у стариков на закате жизни; он постоянно смахивал слезу и имел плачущее выражение лица.

Ознакомившись с высокими полномочиями гостя, предоставленными папской буллой, и услышав о его желании произнести перед паствой проповедь «Об искушении и природе дьявола», – Теофил согнулся еще ниже и почтительно произнес дребезжащим тенорком:

– Acceptissima semper munera sant, auctor gual pretiosa fasit[11].

– Dictum factum[12], – с готовностью отозвался доминиканец.

События прошедшей ночи все еще тревожили его смутным предположением о дьявольской миссии соблазнительницы, и проповедь сейчас представлялась уместной и даже необходимой, ибо всякий раз, призывая к очищению других, он словно бы очищался и сам.

Несколько часов спустя, отдохнув в тени старых лип у святого источника, обложенного диким камнем, и укрепив силы сладким церковным вином, доминиканец уже вещал с кафедры собора гнусавым назидательным голосом, приводя паству в покорный трепет:

– Запомните хорошенько! Само название «дьявол» происходит от двух слов: din, то есть «два» и bolus, что означает «укус», «смерть», поскольку он несет двойную смерть, а именно: телу и душе. Этот двоякий дьявол и действует двояким образом: или он вступает с жертвой в союз, закрепляя его договором и сообщая союзнику колдовскую силу, или овладевает жертвой без ее согласия, чтобы через нее осуществлять свои богохульственные и пагубные цели.

В первом случае среди нас появляются активные ведьмы, которые творят зло сознательно, во втором – пассивные, которых мы называем одержимыми бесом. Первых надлежит жестоко наказывать, вторым – помочь путем изгнания бесов.

Я утверждаю: как добро присуще душе, так и зло может проникать в нее, овладевать ею, говорить устами одержимых, вселиться в тело, властвовать над ним. Если до смерти одержимого не удается изгнать из него дьявола во имя Бога – душа несчастного погибает для спасения.

Почему женщины более склонны к колдовству, чем мужчины? Я отвечаю так: это объясняется не только слабостью пола, но и их животной похотливостью, которая заставляет отдаваться дьяволу, чтобы испытать наслаждения чувственности, а также женской страстью к новизне и любопытству. (Фергаас вспомнил вчерашнюю ночь и мороз просквозил между лопатками).

Нами отмечено, что от подобной связи могут появляться дети: так, некая Агнесса из Вормса разродилась чертенком, который сразу по выходе из чрева стал прыгать и скакать.

Это привело нас к мысли, что дьявол имеет плоть. Для вступления в телесную связь он принимает двойственный образ: инкуба-мужчины для совращения женщины и суккуба-женщины для разврата с мужчиной.

(При этих словах в памяти доминиканца всплыл образ Эстер, в чувственной скачке несущейся над ним, словно ликующая ведьма, он испуганно перекрестился и поспешно сменил тему).

– Какова же природа дьявола? – возвысил он голос, обводя взглядом присутствующих. – Напрягите ваше внимание! Выдающиеся наши отцы церкви, ученые-теологи дают ответ на этот вопрос. Григорий Великий, занимавший папский престол с пятьсот девяностого по шестьсот четвертый годы, в своих «Моралиях» утверждает, что Бог создал дьявола прежде других существ – «первым Он создал ангела, которого сделал выше других ангелов», и этот ангелический дух мог бы оставаться на вершине, если бы подчинился Богу и не избрал зло.

Преподобный Фома Аквинский дал логическое обоснование былого высокого положения дьявола в ангельских чинах и его последующего падения: чем выше место существа в иерархии существ, тем более оно подвержено греху гордыни. – Фергаас, мучимый смутными, но неприятными предчувствиями, перевел дух и продолжил: – Каковы же главные атрибуты дьявола? Я отвечаю так: это зло и ложь для причинения страдания.

– Если это так, святой отец, – донесся откуда-то с задних рядов насмешливый баритон, – мы неминуемо приходим к неразрешимой дилемме «благого дьявола – бессильного Бога»; либо дьявол – слуга Бога, творящий зло по божественному заданию, либо Бог бессилен остановить всемогущего дьявола!

Мгновенный, жаркий пот прошиб доминиканца: само по себе прерывание проповеди являлось неслыханной дерзостью, к тому же в ироническом голосе этом угадывались неясно-знакомые, опасные нотки. Находясь на свету канделябров, Фергаас так и не смог разглядеть наглеца, таящегося где-то в сумраке помещения, но, будучи опытным проповедником, сумел дать ему отпор.

– Таких незрелых мыслей у нас не возникнет, если мы последуем за Блаженным Августином, который понимал зло как беззаконное стремление дьявола перевернуть данное навеки Божественное мироустройство. Дьявол нарушил порядок Бытия уже тем, что покинул свой чин, свое место в нем, нарушил установленную иерархию. Он – «глава ангелов, не сохранивших своего достоинства, но оставивших свое жилище». Дьявол – предатель своего места в общем устройстве Бытия. Он опрокинул бы все человеческие вещи, если бы их не удерживала Божья воля.