Разум.

— Менталист, — прошипела я, сверля лорда ненавидящим взглядом, — мастер. Ну и ну, а ведь никто в свете и понятия не имеет о том, что лорд Прэтт маг. Причем не просто маг, а мастер-менталист. Даже в «Герольде» об этом не писалось.

Лорд скривился. Недобро так на меня взглянул, затем, видимо, осознав, что сверкать глазами бесполезно (а это истинно так, поскольку Ален был прав, Сольеры, все как один, имеют иммунитет против ментального воздействия. И даже у дяди Фила есть этот самый природный блок), посмотрел на старшего следователя. Тот в ответ только плечами пожал, понял уже, видимо, что со мной лучше дружить. То есть, не то чтобы вообще со мной, но через меня — с дядей.

Главный редактор лучшей в империи газеты — это не просто так, это сила, с которой приходится считаться. А ну как дяде Филу завтра взбредет в голову начать освещать в прессе работу нашей доблестной полиции, да не просто так, а со всеми подробностями. Или же, он вдруг решит вытащить на свет божий какую-нибудь грязную подробность из родословной того или иного аристократа? Эдак ведь и до того дойти может, что не только титула, а и свободы лишиться можно, а то и головы. Император у нас пусть и справедлив, но иной раз и на него находит, и тогда головы летят направо и налево. А за грязные разбирательства, освещенные в прессе, он по головке никого не погладит. Аристократия — это подножие трона, свет империи, те, на кого принято равняться.

Нет, оно конечно можно, и судиться и справедливости требовать, только ведь гласность она, как известно, еще больше вреда нанести может. А ну как всплывут факты, что какой-нибудь твой предок лет сто назад, а то и поболее, родился месяцев через десять после смерти своего папочки? Или еще что-нибудь такое? Вовек не отмоешься.

Старший следователь вот сразу догадался, чем может грозить ссора с дядей Филом, а до блистательного лорда Прэтта это только что доходить стало. То-то у него цвет лица изменился.

Я же больше ничего говорить не стала, руку только протянула и платочек взяла. Ну, то есть, попыталась взять, просто лорд этот, который Прэтт, так пальцы и не разжал. И как я ни дергала тонкий батист на себя, отпускать не намеревался. Еще и прищурился, глядя на меня.

Ну, тут уж он сам напросился.

— А вот интересно, как быстро раскупится номер «Голоса», в котором в котором напечатают, что результаты Больших императорских гонок на соланах подтасованы?

— Что? — прохрипел лорд Прэтт и пальцы на платочке разжал.

Я улыбнулась, сжимая тонкую ткань в кулаке.

— Или о том, что лорд Прэтт бессознательно пользуется своими ментальными способностями для того, чтобы очаровывать девиц? Бедняжки и не подозревают, как гнусно их используют, внушая симпатию и восхищение. Или… — я понизила голос и подалась вперед, поближе к лорду, и заговорщицки прошептала: — этак ведь может и до чего неприличного, а главное, незаконного дойти. Нет, вы не подумайте, ничего такого в газете не напечатают, но ведь наши читатели они сообразительны, они сами до чего надо додумаются. А кто сам не поймет, тому соседи подскажут.

— Я ее сейчас придушу, — выдал лорд Прэтт, обращаясь к своему приятелю, когда я говорить закончила и с самодовольным видом отвернулась от него, разглядывая собственное изображение в одном из зеркальных шкафов.

Что там ответил своему другу старший следователь, меня уже не интересовало, поскольку я узрела собственное отражение и едва повторно чувств не лишилась. Это же ужас что такое! На меня смотрело настоящее чудовище. Встрепанное, чумазое, с лихорадочно блестящими кровожадностью глазами. Тут не платок, тут ванна нужна, горячая, с ароматной пеной, шампунь, массаж и недельный отдых с успокаивающими и отбеливающими примочками.

Я попыталась оттереть лицо от пятен, но получилось у меня из ряда вон плохо. Кровь засохла и без воды привести себя в надлежащий вид не получалось, да и шляпка совсем сбилась и теперь болталась где-то за ухом. Из груди вырвался несчастный вздох. В таком виде мне нельзя появляться на людях, вот совсем никак нельзя. Слухи пойдут, дядя Фил обо всем узнает и тогда плохо будет. Мне-то, само собой, любимый родственник ничего не сделает, а вот вести и дальше расследование точно запретит.

Я вздохнула еще раз.

И вдруг дверь в кабинет распахнулась. В отражении я увидела, появившегося на пороге дворецкого. Того самого, который провожал меня в этот вот кабинет немногим раньше, когда я еще верила в то, что лорд Прэтт джентльмен и порядочный человек.

— Мой лорд? — поклонился дворецкий своему хозяину.

— Симменс, — произнес тот, кто стал самым большим моим разочарованием на этой неделе. — Проводи мисс Сольер в гостевую комнату, ей необходимо привести себя в порядок.

Я хмыкнула и выпрямилась. Обернулась, оценивающе посмотрев на Симменса. Тот на меня не смотрел, он вообще ни на кого не смотрел, и делал вид, что ничего странного или ужасного вообще не происходит. Можно подумать, у лорда Прэтта в кабинете каждый день можно лицезреть расхистанную девицу, со следами крови на лице. А впрочем, вполне может быть и такое, говорил же этот… Прэтт, что вокруг него девицы пачками вьются. А ну как я не единственная, кому пришло в голову пробраться сюда тайком.

Ну что же, привести себя в порядок мне определенно стоило, и потому я не стала возмущаться или возражать. Лишь огляделась в поисках своего ридикюля. Он отыскался в кресле возле стола, блокнот, кстати, тоже был там. Оставлять свои вещи без присмотра я не намеревалась. И вовсе не потому, что маменька с детства учила меня рачительности и бережливости, а еще и потому, что… ну не доверяла я этим вот господам, стоящим всего в двух шагах и взирающих на меня с таким видом, точно побирушку увидели и пожалели. Да и в блокнотике моем столько всего интересного записано было, что разбрасываться такой информацией точно нельзя было.

Но стоило мне сделать всего один шаг по направлению к креслу, как проклятые туфли снова заявили о себе. Это пока я стояла, стертые ноги не давали о себе знать, а вот стоило мне пошевелиться, как правую ногу прострелило болью до самого бедра. Крик сдержать мне удалось, а вот с равновесием не вышло, и я пошатнулась, неловко взмахнула руками.

Оба лорда тут же оказались рядом и подхватили меня под локти. Ах, какая слаженность! Я даже умилилась на секундочку, и тут же вырвала свою руку из цепких лапок лорда Прэтта. Подумала немного и высвободила локоть из захвата Алена. Хотя, надо признать, что главный следователь по особым поручениям мне пока импонировал. И если лорд Прэтт уже прочно занял одну из первых строчек в штате моих кровных врагов (а список этот надо признать, не так уж и велик), то Мартин Ален пока находился на внештатном месте. Но то пока. Мало ли, что там у него на уме. Поблажек я никому делать не собираюсь, а потому до кресла добралась без посторонней помощи, даже старалась не хромать, хотя только боги ведают, чего мне это стоило.

Собрала свои вещи и тут заметила на полу, возле самой ножки, карандаш. Мой карандаш, которым я сегодня весь день писала. И вот не сказать, что он мне был особо как-то дорог, но вид, в котором пребывало ни в чем не повинное орудие письма меня поразил до глубины души. Мало того, что его сбросили на пол, так еще и наступили и, судя по тому, что от моего карандашика осталось, еще и потоптались изрядно. И вот я точно знала, кто именно это сделал. Тут даже следователем по особым поручениям быть не надо.

Стараясь не вскрикнуть от боли в искалеченных ногах, я присела и подобрала осколки, выпрямилась и сжимая в кулаке щепки от карандаша, обернулась к лордам. Посмотрела укоризненно.

И вот если Мартин взирал на меня с удивлением и искренним непониманием, то лорд Прэтт все понял без слов и… закатил глаза. Я выдохнула.

— Я пришлю вам коробку, — с издевательской усмешкой произнес вредитель. — Даже две.

— Прекрасно, — я тоже попыталась изобразить улыбку, правда, уверена, что на самом деле получилось нечто из ряда вон выходящее. — Ловлю вас на слове.