— Вот познакомьтесь, дамы, — с улыбкой начала классная руководительница Марго, имя которой Иван не хотел бы знать в принципе, — у нас в этом году пополнение. Это, — она заглянула в какую-то шпаргалку на своём столе, — Иван Степанович Беспалов, опекун нашей Маргариты Ромашовой. Прошу любить и жаловать.

Бурные, продолжительные аплодисменты.

«Какай здесь этаж? — вытирая кончик носа, пытался вспомнить герой дня. — Если ниже пятого, то я, пожалуй, рискнул бы».

А что случилось с воздухом, когда классная руководительница попросила номер его телефона. После того как он громко произнёс все десять заветных цифр, казалось на перекур сейчас повалят даже из соседних аудиторий.

Уходил оттуда Ваня чуть ли не огородами, как агент разведки после провала.

— Это возмутительно, — бубнил он, открывая указанную ему охранником незаметную дверь в торце первого этажа. Попав в какой-то невнятный переулок, он направился на свет фонарей и увидел возле главного входа «львиц», которые дымили сигаретами, будто прохудившиеся выхлопные КамАЗов, и что-то живо обсуждали. Парню очень не хотелось, чтобы они «срисовали» номерок его машины. Пришлось ждать.

Но это была только трагедия.

В виде фарса история повторилась в гимназии № 1514, когда Иван заявился туда вместе с Ариной. Спасало только боевое крещение «светскими львицами».

— Какая красивая пара, — первым делом зашептались за спиной.

Но Ване было не до этого — он высматривал Макара или Макарона.

«Один чёрт разницы, как там его… хера этого». — Очень хотелось взглянуть, оценить, прощупать хотя бы глазами. Идеально конечно кулаками — у Ивана они так и чесались — но это уже роскошь. За что бить? А ни за что. Так, для профилактики. Лишним не будет.

Однако вместо парня к ним подошла невысокая девочка, по всем признакам альбиноска — с белыми волосами, забранными в хвостик, такими же бровями и белыми пушистыми ресницами.

— Привет, — доброжелательно улыбнулась она улыбкой ангела.

— Привет, — наклонилась и поцеловала её в щечку Арина. — Иван, познакомься, это моя лучшая подруга Валя Пархоменко. Валь, а это и есть мой опекун Иван Степанович, о котором я тебе рассказывала.

— Здравствуйте, Иван Степанович. Мне очень приятно с вами познакомиться, — произнесла интонациями ребёнка новая знакомая.

— Взаимно, мисс, — немного вздёрнул брови парень. Сквозило что-то очень интересное, обаятельное в этой девочке-ребёнке.

Тут их отвлекла академического вида женщина, громко попросив занимать свои места.

— Почему ты никогда о ней не рассказываешь? — полушепотом, под топот ног и, игнорируя шквальный огонь взглядов, наклонился к своей подопечной Иван. — О Вале этой.

— Потому что о ней не хочется говорить всуе, — назидательным тоном пояснила Арина. — Она ангел. Но у неё тяжелая форма врождённого сахарного диабета. Её забирают из нашей гимназии из-за нагрузок.

— Мда, — выпрямился парень. — Печально.

«Час! Только час!» — обвёл он боксёрским взглядом аудиторию, а по отношению к нему — благодарную публику.

А дальше всё пошло по, уже обкатанному в училище Лавровского, сценарию с той лишь разницей, что здесь классным руководителем оказался молодой «чувак» в очках, который выглядел не на много старше самого Беспалова. При ближайшем знакомстве он оказался учителем химии.

«Почти коллега», — подумал про себя Иван, поскольку тоже любил и неплохо знал этот предмет.

Конечно, некоторую долю внимания этот «препод» на себя всё-таки перетянул, но весьма недостаточно.

— Когда я умру, то попаду в рай, — вечером после собрания вошел Беспалов в дом и, вынув из кармана связку ключей, с грохотом положил на тумбочку в прихожей. — Потому что в аду я уже был.

*— Маман! Маман! Гэгагдэ! Вуаси ун кят! — Maman! Maman! Regarde! Voici un chat! — фрнц. Мама! Мама! Смотри! Тут котик!

** Вольдемар, лесь ланималь тронкуиль — Voldemar, laisse l'animal tranquille — фрнц. — Вольдемар, оставь животное в покое.

*** Але ди э бонжуг дам — Allez dire bonjour aux dames — фрнц. Иди и поздоровайся с дамами.

**** Бонжуг. Жёмапель Вольдемар — Bonjour. Je m'appelle Waldemar — фрнц. Здравствуйте. Меня зовут Вольдемар.

На бракосочетание к отцу Иван подопечных не взял.

Всё-таки, свадьба — дело непредсказуемое и опасное. Публика там зачастую собирается разношерстная и к такой невинности и неискушенности, как у близняшек, враждебная. С потребительскими замашками, так сказать.

«Береженого бог бережет». — Решил Иван держать подальше сестричек от толпы подвыпивших, скучающих богатых придурков, хотя был совсем не прочь некоторым из них подправить «аватарки» и проредить зубы за своих девчат. Любил он это дело, что уж греха таить.

Ну и, разумеется, «бунт на корабле» не заставил себя ждать. Только лишь узнав, что «они чужие на этом празднике жизни», Арина с Марго резко перестали с Ваней разговаривать. И расстроились ещё больше, когда увидели, что его это вполне устраивает. Он явно отдыхал и наслаждался, превратившись в созерцателя праведного гнева сестричек и того, как из их аккуратненьких носиков и ушек валит пар. Иван подозревал, что подопечные ночами не спят, лепят куклу Вуду по его образу и подобию с красивыми кистями рук и серьгой в ухе, и разрабатывают для него способы наиболее изощрённых, медленных пыток. Таких, чтобы любой сеанс БДСМ ему щекоткой показался. Жестокая, бессердечная Арина даже перестала готовить еду, видимо намереваясь уморить «благодетеля» голодом, но к счастью, сейчас за плитой стояла Ева. Та успевала всё.

«Хорошая она, всё-таки, — рассуждал Иван. — Жаль, отец её не признаёт»

Степан Лаврович действительно не любил мадмуазель Гильер и не трудился этого скрывать. Ещё чего! Он вообще не понимал, как можно польститься на девушку, которая несколько лет «сверкала голыми сиськами» в каком-то «стриптизе», а потом родила от… африканца. Вольдемара, или просто Вована, как называл его Иван, Беспалов-старший в упор не замечал, да и вообще, видеть не хотел. Сын ему пытался втолковать, что почти половина такой страны как США состоит из выходцев из Африки, и из них идиотов и придурков ничуть не больше, чем среди бывших европейцев, но папа всё равно гнул свою линию.

— Вот говорил я твоей матери, что все эти… Омерики, — делал он жест «фонарика» рукой, — всё это баловство до добра не доведёт. Тоже мне придумала… Англия, Принстон, а то здесь бы тебя не научили дебет с кредитом сводить. И в Москве нашел бы себе такую же… подстилку.

— Отец. — Взглядом предупреждал его Ваня.

— А что «отец»? На кой она тебе вообще сдалась? Ева эта. Постоянной нужно обзаводиться под сраку лет, сынок. Как я. — Важничал родитель. — А пока, гуляй, Ваня! Гу-ляй!

Но доверить свадьбу именно мадмуазель Гильер, Иван родителя всё-таки уговорил. «Тятя» сменил гнев на милость — очень уж хотелось ему праздника «по-хранцузски».

— Кококо их там эти… Шинель, яйца от Фаберже, все дела.

— Рококо, пап, — поправлял Ваня, но родитель только отмахивался. Недосуг ему было до этих глупостей.

А вот близняшки, судя по всему, понижать градус конфронтации не собирались, и опекуну всё-таки пришлось «внести поправки в конституцию».

«А что делать — низы не хотят, верхи не могут», — резюмировал он, поскольку грубо подавить бунт ему не позволяла совесть — девчонки постоянно сидели за уроками, Марго выгибалась в техническом зале часами, поэтому небольшой праздник они заслужили.

Тем более что «тусу» выпрашивали у Вани перманентно — постоянно, проедая ему плешь в режиме «non stop».

— Ладно, Ромашовы, — в одно прекрасно утро за завтраком скрипучим голосом начал благодетель, поставив близняшек перед собой по стойке смирно как на плацу, — ваша взяла. Четырнадцатого можете устроить здесь вечеринку (на четырнадцатое октября было назначено бракосочетание папы Стёпы), а мы с Евой заночуем в моей квартире. — Он скривился и с сомнением потёр мочку уха.