Деревенские жители стояли полукругом. Незамужние женщины с одной стороны, пожилые и старейшины – с другой. Между ними размещались три сдвинутых для пикника стола. Наш выход из машин сопровождался дружными аплодисментами – ведь приезд людей из ООН означал возможность мира!

Мы пожали руки всем, кто хотел пожать руки, и сели за стол. Нас продолжали внимательно разглядывать. Все хотели посмотреть на иностранцев. И мы хотели посмотреть на них. Эти “этнические меньшинства” выглядели как кхмеры и говорили на кхмере, как и все остальные в Камбодже, с кем мы общались. Вот что их действительно отличало от других, так это то, что все они задыхались от кашля. Его отрывистый и сухой звук являлся сопровождающим фоном любого разговора. У некоторых детей были безжизненные жесткие волосы – следствие витаминной недостаточности. У некоторых взрослых были серьезные проблемы с глазами и зубами, но у всех было по четыре конечности, что не совсем обычно в Камбодже.

Наши хозяева предложили нам лучшее, что у них было – 7up, местный чай и кокосовый тодди. Мы выбрали тодди. Сергей объяснял смысл нашей миссии, все слушали. Вскоре кто-то притащил большой переносной магнитофон и обрушил на нас визгливый рок-н-ролл на кхмере. Сергей попросил вместо этого сыграть местную музыку, в ту же минуту два молодых человека исчезли и вернулись с деревенским ансамблем – скрипачом и барабанщиком. Они заиграли аккомпанемент для ром-вунга, самого популярного танца в этой части Азии. Было сформировано два круга, первый, из женщин, внутри второго. Оба круга, вращаясь в одном направлении, медленно двигались в такт музыке в ритме, заданном маленьким ручным барабаном. Танец включает в себя и движения рук, но если танцоры слишком пьяные или слишком жарко, то можно просто ходить. Никто никогда не дотрагивается до своего партнера. После нескольких стаканов кокосового тодди по всеобщей просьбе мы присоединились к ром-вунгу. Моей партнершей по танцу была полная 14-летняя девушка, которая сразу сказала, что я “парень ничего, хотя и иностранец”, но ей нужно ждать семнадцатилетия, чтобы вступить в брак. “Да, – сказал я, – лучше подождать”.

Мне было почти сорок, а я все еще ждал.

Чиновники в гостевом доме не выключали электричество до полуночи, хотя мы их об этом не просили. Генератор из экономии можно было и в десять выключить, мы бы не возражали. Они сказали, что комфорт и счастье дорогих гостей для них на первом месте. Однако после девяти им уже не хотелось с нами говорить, отвлекаясь от своей карточной игры, которая, по случайному совпадению, продолжалась до полуночи.

На следующее утро мы собрались на официальной вертолетной парковке. Вертолет приземлился вовремя. Мы пожали всем руки еще раз и поднялись на борт. Когда мы взлетели, члены экипажа раздали нам шоколадные батончики и потом, чтобы проверить, все ли пристегнулись и переварили завтрак, пилот выполнил несколько сложных фигур и стремительных снижений над деревней.

Тем вечером мы воссоединились с остальными членами команды, которые остались в Сиемреапе. Выпив пару банок пива, Сергей, в лучших традициях Толстого и Солженицына, рассказал свою версию нашего возвращения. Оказывается, на обратном пути наш вертолет сбила зенитная управляемая ракета. Когда мы начали медленно терять высоту, я спрыгнул с парашютом, чтобы облегчить пассажирский вес. После этого пилот смог вернуть контроль над машиной и посадил ее на отдаленной горной вершине, где каким-то образом починил вертолет. Я там с ними встретился, представьте, проскользнув под небольшим огнем красных кхмеров. Потом, прибавил Сергей, началась жаркая битва, и он вырвал гранатомет у одного из солдат и взорвал и его, и его дружков. “Некоторые детали сейчас не очень хорошо проработаны, – заключил рассказчик, – но ничего страшного, поскольку я лично буду сдавать подробный отчет Генеральному секретарю ООН, сейчас над этим корпеть вовсе не обязательно”.

Это был мой последний выезд, моя последняя командировка с Сергеем. Его перевели на административный пост в Избирательный отдел, а я остался работать в офисе, который позднее все стали называть “компьютерной комнатой”. Начиналась настоящая перепись населения Камбоджи.

Волонтеры ООН, пройдя курс языка и культуры, соберут сведения об имеющих право голосовать избирателях Камбоджи. В двадцати одной провинции Камбоджи около одиннадцати тысяч деревень. Каждому волонтеру назначалась провинция или две, команда переводчиков, мотоциклы, грузовики, несколько радиоприемников и одна “Форма описания деревни” для каждой деревни в его регионе. Вроде неплохой план. Вот только “Форма описания деревни” была составлена французом, который не очень хорошо умел читать по-английски. Он состряпал форму, скопировав вопросы, которые прочитал в официальном отчете, написанном еще кем-то для того, чтобы подчеркнуть необходимость организации Передового предвыборного отряда в Камбодже. Никто не апробировал анкету, не обсудил ее, никто не спросил, какие данные будут обрабатываться с помощью этой формы. Те ли он задал вопросы? Никто не знал. Никто не уточнил. Несколько раз меня, как знатока компьютеров, попросили внести изменения в эту форму, но никто не сказал мне зачем.

Любой изучающий историю понимает, что люди не учатся на своих ошибках и не слушают антропологов – что те могут знать? Так что вначале наша работа напоминала мне блуждание в тумане.

Многие волонтеры ООН приехали из Индии и Непала. У них возникли трудности с пониманием моего американского английского и еще больше трудностей с тем, чтобы следовать письменным инструкциям на английском, это выяснилось, когда меня попросили вести компьютерный класс для начинающих. ООН собиралась дать каждому из них ноутбук – символ ООН в Камбодже – и было естественно, что волонтеры должны были знать, как им пользоваться. Логично.

Я распланировал занятия и повесил листок для регистрации на стену. Все, кто хотел заниматься завтра в 10 утра, могли здесь записать свое имя. Потом пронумеровал строки от одного до двадцати, по количеству мест в группе.

Сложная инструкция, написанная на английском, сбила с толку моих коллег из Южной Азии: “Запишите ниже свое имя, если вы хотите заниматься в этом классе”.

На следующий день я узнал, что большинство втиснули свое имя в строку под номером 10, потому что, как один из них сказал мне: “Мы все хотели изучать компьютеры в 10”.

Плохое предзнаменование.

Таким образом, несколькими днями позже, когда мои коллеги уехали из Пномпеня в своих грузовиках с кондиционерами, забитых их личными принадлежностями, радиотелефонами за $800 и ноутбуками за $4000, у них было самое размытое представление о том, в чем заключается их работа. Никто не объяснил им их обязанности так, чтобы они поняли, а они, как принято в Азии, не переспросили. Некоторые из них были очень умными людьми. Один мужчина из Индии провел много лет в Вашингтоне, жонглируя цифрами в Агентстве международного развития (А. М. Р).

– Статистика, – сказал он, когда я спросил его, согласился бы он работать с цифрами на Марсе. – О да, мне очень нравится работать статистиком.

Работа началась. Из отчета, в котором описывалась необходимость в Передовом предвыборном отряде, я заключил, что нашей главной задачей было выяснить, где находились деревни, сколько потенциальных избирателей в них проживало и насколько легко было бы избирателю из деревни A добраться до деревни B, чтобы проголосовать. Один из пунктов формы гласил: “Обсудите обычный маршрут передвижений людей”. Для меня это означало, что если кто-то из деревень A, B и С ездил на рынок в деревню D, тогда было бы логично устроить избирательный участок в D. Но никто не объяснил это людям, собиравшим данные в провинциях. Из форм, которые начали возвращаться в компьютерный зал, можно было сделать вывод: многие в Камбодже бывают только на рисовых полях и нигде больше. В конце этой же формы был раздел “Другие комментарии”, иногда включавшие в себя нечто неожиданное, наподобие “Глава деревни попросил ООН построить госпиталь, школу и выкопать колодец, так как вода – большая проблема”. Мы также обнаружили, что многие волонтеры или их помощники не потрудились действительно съездить в отдаленные деревни и вместо этого просто расспросили правительственных чиновников о них – точно так же, как я и Сергей делали, когда вихрем проносились по отдаленным провинциям.