– Мартынов Сергей!

Он привстал.

– Пять, садитесь, – брат опустился с довольной физией и заново обретенной макулатурой в руках.

– Мартынов Евгений!

Я поднял глаза и заулыбался во всю челюсть. Предполагал, что написал на хорошо, не меньше. Этот предмет мне давался без особых проблем.

– У вас двойка, – она передала мне тетрадь.

Не понял. С фига ли? Открыл и не нашёл никаких пометок красным в своей работе. Неужели лишь за острый язык? Посмотрел на неё вопросительно.

– Вы хотите знать, почему? Это потому, что половина вашей работы выполнена другим учеником!

Её ведь тогда даже не было… Ах ты, грёбаный Шерлок Холмс! Я понял, о чём она. Я принадлежал к тому числу индивидов, которых ещё называют страшным словом «амбидекстр». То есть, одинаково хорошо владел обеими руками. Писал чаще левой и потому сидел крайним, дабы не толкаться ни с кем локтями. Но в прошлый понедельник меня подвинул опоздавший Мазин. Я поменял руку и мой почерк кувырнулся в другую сторону… А Саня, кстати, был тот ещё дуб и скатывал даже у меня.

Не хотелось получать пару, ведь мне предстояло заслужить обратно гитару мою ненаглядную. Но я решил сразу ничего не выяснять, а подойти после урока.

Наблюдал одновременно за Инкой и улыбашками Сержа с Леркой. В башке роились вопросы.

Прозвенел звонок, и все, спотыкаясь, поспешили на выход. Я подвалил к ЕЕ-шке и плюхнулся задом на учительский стол в предвкушении бурной реакции.

– Мартынов! Вы что себе позволяете?

Ну естественно, ещё одна стандартная фраза.

– А за что вы мне пару влепили? – я склонил голову набок и натянул нахальную ухмылку, заглядывая в бликующие стёклышки очков.

Она вскочила. По покрасневшему лицу понял, что смущаю её.

– Вы же не самостоятельно выполнили свою контрольную!

– С чего вы взяли?

– Так, дайте тетрадь!

Это я держал наготове.

– Вот, почерки совсем разные! – ткнула она тонким пальчиком, и я заметил обручальное кольцо. Такая молоденькая, а уже замужем. Несчастная.

– Елена Евгеньевна, а вы не могли бы предположить на секундочку, что ошиблись?

Она часто заморгала, стараясь рассмотреть мои каракули повнимательней. Похоже, у бедняжки действительно проблемы со зрением.

– Так, Мартынов! – внезапно взвилась она. – Не морочьте мне голову и слезьте, наконец, со стола!

Я лишь поёрзал на разбросанных тетрадях, дабы усесться поудобнее.

Она стеснялась посмотреть мне в глаза. И не знала, как справиться с такой неожиданной наглостью. У неё даже губы задрожали. Ещё не хватало довести бедолагу до истерики.

Я спрыгнул, ненароком стряхнув груду исписанных листочков. Она кинулась поднимать их с пола. Думаете, бросился ей помогать? Тогда вы ещё не поняли, что я за тип.

– Вам пора сменить диоптрии, – ляпнул я напоследок и отправился в туалет покурить.

Следующий урок я провёл с затычками в ушах, наслаждаясь великими творениями своей любимой группы. Ничего особенного не происходило.

Последней была физ-ра.

У меня не нашлось спортивной формы, и учитель, он же наш футбольный тренер, снова отчихвостил по полной, но не выгнал. Припомнил «прогул» матча. Серж вступился, подтвердив мою «болезнь». Я обрадовался. Значит, простил.

Нас выпустили на свободу. Стояла солнечная погодка, и Владимир Николаич решил устроить массовый забег вокруг школы. Мы, естественно, выбирали траекторию по своему усмотрению. Да и бегали из нас единицы, а возможно даже единица – Мазин, конечно. Главной задачей было минут через двадцать вернуться в спортзал. Я надеялся наладить контакт с Сержем и расставить все точки над И-нкой. Но вместо этого стряслась абсолютно непредвиденная хрень.

Неспешно прогуливаясь с сигаретой в зубах и металлом в ушах, я застал Юдину в компании Макаровой. Они стояли друг напротив друга и, судя по перекошенным физиям, цапались. Я даже звук в наушниках убавил.

– Не отвалишь – пожалеешь! – угрожала «экс-звезда».

– Напугала! Вообще-то, он сам это сделал, – так же агрессивно отвечала Инна.

– Какая разница, он теперь снова мой, так что забудь!

Я, похоже, что-то пропустил. Что, интересно? Понял только, что они грызутся за Сержа. Вспомнил вчерашнюю выходку этой роковой красотки и захотелось самому ей двинуть.

– Давай, Макарыч, мочи её! – выкрикнул с азартом.

Меня обнаружили. Лерка почему-то показала средний палец и поскакала вперед. Инка зыркнула злобным взглядом, но осталась на месте.

Я подошёл ближе. Оказалось, мы всё-таки одного роста. Почему-то порадовало. Бросил окурок. Прямо на её кроссовки попал. На этот раз не специально.

– Бесишь! – она тут же вскипела.

Реально хотелось ей двинуть. Я еле держался.

– Чего тебе? Вали к своей малолетке! – она с силой толкнула меня в грудь.

Я удержался на ногах. «За что она меня так ненавидит?» – мелькнуло в башке. И тут щёку больно обожгла хлёсткая пощёчина. Не успел даже задаться вопросом «А это за что?», как снова огрёб…

Дикая кошка, походу, взбесилась. Она лупасила меня со всей дури по лицу, плечам, торсу, коленями между ног. Я сначала пытался утихомирить её, заковав в беспощадные объятья. Но как только рассадила мне бровь своим зверским перстнем, адреналин перевалил за точку невозврата, и у меня сорвало крышу. Резко щёлкнул с левой по её бешеной физиономии. Она рухнула, схватившись за нос. Сквозь пальцы заструилась алая жидкость. Заорала матом.

Меня колотило всего. Еле взял себя в руки, чтобы не ринуться добивать. Я уже говорил, что имею свойство терять рассудок в экстремальных ситуациях. Инка материлась и рыдала. Возможно, она имела право орать на меня, но не бить. Если ты привыкла распускать руки, то должна быть готова, что однажды напорешься на такого психа как я, с полным отсутствием тормозов. Хотя… Какие-то тормоза всё же, видимо, имелись, раз я не закопал её прямо на месте. А может, нам обоим просто повезло.

Не кинулся поднимать её, извиняться и успокаивать. В груди моей полыхала ненависть.

Я направился домой. Решил, что на сегодня уже достаточно эмоций, и мне не помешало бы поспать до вечера. Уже у себя во дворе застал Малявку со товарищи. Что она здесь делает? Живёт же совсем в другой стороне! Не хотел на неё нарваться и свернул с пути в попытке улизнуть. Но не тут-то было. Она уже заметила меня и окликнула. Двух её подружек как ветром сдуло.

Руки по карманам, сигарета в зубах, запекшаяся кровь на левой брови – таким красавцем я подошёл ближе.

– Женька! Что с твоим лицом? – на её обеспокоенной физиономии читался явный ночной недосып.

– Ты мне мама что ли? – я был не в духе.

– Ну почему ты такой грубый? – надулась Малявка.

Мне не улыбалось что-либо объяснять и вообще с кем-либо разговаривать. Хотелось побыть одному. Попытался пройти мимо, но она схватила меня за локоть и развернула. Я одёрнул руку.

– Ты чего, Малявка, а? Чего привязалась?

Она стояла напротив, и я видел, как глаза её наполняются влагой.

Только этого ещё не хватало!

– Почему ты ведёшь себя так, как будто я тебе никто? – заныла Катька. – Ты убегаешь от меня, не подходишь, не обнимаешь. Грубо обращаешься, не звонишь…

Это что ещё за предъявы? Мы два дня знакомы, а она, походу, хочет, чтобы я её под венец потащил? Я начинал закипать.

– Неужели я тебе совсем не нравлюсь? Скажи, я что, такая страшная?

– Как чупакабра, – буркнул я, из последних сил сохраняя спокойствие.

По лицу её покатились слезищи. Захотелось провалиться сквозь землю, только бы не наблюдать этой картины.

– Да что ты за человек такой?! – и она разревелась в голос. – Я хотела от тебя всего лишь нежности, а ты такой холодный и грубый!

И тут я не выдержал:

– Да с какого ты вообще взяла, что я могу быть другим?! Разве я обещал что-нибудь? Или в любви признавался?! Если тебе интересно, мне глубоко пофик на твои чувства и на тебя саму! – и, послав Малявку в пешее эротическое путешествие, я устремился к подъезду.