Вскочив, он заревел:

— Чего вылупили лазерные гляделки, гады? Живо запускайте моторы, скоты, и марш в казарму на отдых!

Солдаты кинулись к оболочкам. Взвыли воздушные двигатели. Взвод, человек за человеком, поворачивался в сторону казармы.

Сержант Беренс, раздувая горловой микрофон, завопил ещё исступлённей:

— Куда, мерзавцы? Отставить отдых! Стой, кому говорю!

Взвод торопливо выворачивался от казарм на сержанта. Беренс, катясь вдоль строя, неистовствовал:

— Какой недоносок скомандовал моим голосом возвращение? Я сам слышал, что голос мой, меня не проведёте, пройдохи! Я спрашиваю, бандиты, кто кричал моим голосом?..

Беренс докатился до Проктора и яростно заклекотал:

— Это вы, негодяй? Вы, обжора? Вы, проходимец?

Он ткнул кулаком в Проктора.

Затрепетав, Проктор гаркнул:

— Никак нет, не я. Так точно, не я.

— Это ваша работа, Эриксен! — надрывался сержант. — Вот они где сказались, ваши психические нули, идиот! Я с самого начала знал, что от такого столба с перекладиной взамен рук хорошего не приходится… Я спрашиваю вас, прохвост, почему вы кричите моим голосом?.. Вы меня слышите, растяпа?

Эриксен, бледный, сдержанно отрапортовал:

— Так точно, слышу. Никак нет, вашим голосом я не кричал! Я не умею говорить чужим голосом.

Беренс ещё побушевал и начал учения.

Эриксену и Проктору выпало наступать в переднем ряду. Проктор обалдело скосил на Эриксена оптические усилители и с уважением прошептал:

— А вы, оказывается, чудотворец!

В день, когда у сержанта Беренса начались нелады с новобранцем Эриксеном, неподалёку от них, в Верховной Канцелярии, на Центральном Государственном Пульте — сокращённо ЦГП, дежурил командующий Квантово-взглядобойными войсками — сокращённо КВВ, известный всему Марсу лихой полковник Флит, ещё ни разу на маневрах не побеждённый. Он прохаживался вдоль щита с Автоматическими Руководителями — так недавно стали называться регуляторы общественной структуры — и, всматриваясь в диаграммы самописцев, мурлыкал популярную детскую песенку: «Будешь, подружка, дразнить меня, разложу тебя вмиг на атомы». Дежурство проходило отлично. Диспетчеризация государства шла на высоком уровне.

Внезапно Флит нахмурился. Кривая одного из руководителей показывала, что на ЦГП идёт начальник Флита генерал Бреде. Флит недолюбливал генерала Бреде, хотя по официальным записям нейтринных соглядатаев они вычерчивались приятелями. Дело было не только в том, что генералу Бреде, как первому заместителю Властителя-19, было положено не три, как Флиту, а восемь процентов сомнения, и не два, как прочим Верховным Начальникам, а пять процентов иронии, и что сам Бреде, по часто повторяющимся импульсивным донесениям приборов Особой Секретности, временами перебирал отпущенный ему Законом лимит сомнения и иронии, а это Флит считал отвратительным. В конце концов, Флит мог примириться с некоторой нестандартностью своего начальника, дело было не такое уж катастрофическое. Но он не мог примириться с тем, что Бреде начальствует над ним. По личным статьям Флит был выше Бреде (это не относилось к росту, но не рост в армии определяет высоту). Генерал Бреде выглядел анахронизмом в государственной иерархии Южной Диктатуры. Это был обломок древней ракетно-ядерной эпохи. Он и мыслил изжитыми категориями всеобщего механического разрушения и энергетического распада. Испепелённая, превращённая в радиоактивную пыль планета — таковы были его примитивные концепции будущей войны. Правда, Бреде не высказывал таких взглядов открыто — не только люди, но и самописцы высмеяли бы отсталость его стратегических концепций, — но Флит не сомневался, что втайне Бреде от них не отделался.

Не один Флит замечал, что Бреде недооценивает последние открытия в военной технике. Когда стало ясно, что человеческий взгляд, усиленный лазерными устройствами, обладает большей эффективностью, чем термоядерная бомба, отличаясь от последней лёгкостью перестройки на любую мощность, именно в это время, когда уже не было места сомнению, Бреде усомнился: он принимал Квантово-взглядобойные войска в качестве одной из частей армии, но упрямо отказывался признать их главной ударной силой.

К тому же личная оптика генерала была не на высоте. Командующий армией Южной Диктатуры был до отвращения синеглазым. Невооружённым зрачком он не смог бы убить даже мухи, не говоря уже о том, чтобы сразить человека или поджечь дом. У подчинённых, на которых Бреде кидал взгляд, почти никогда не подгибались колени. Даже рост генерала — семь сантиметров выше уровня для Сановников — Флит считал непозволительным нарушением авторитета. Черноглазый, стандартной фигуры, стандартностремительный Флит являлся, наоборот, живым воплощением воинственности. В его пылающих очах — меньше всего их можно было назвать отжившим невыразительным словечком «глаза» — сконцентрировались достижения оптической селекции четырёх поколений профессиональных военных. У самого Властителя-19 не всегда можно было узреть такой пронзительный взгляд, каким гордился Флит. Без светофильтров беседовать с ним считалось опасным. С женщинами он разговаривал лишь в темноте, чтоб неосторожно не поранить их жаром своей природной оптики. Его первая жена погибла в ночь свадьбы, и, хотя с тех пор прошло десять лет, Флит не переставал горевать о ней.

Собственно, ночь, как показала запись контрольно-супружеских автоматов, протекала со стандартной бурностью, но на рассвете Флит, забывший задёрнуть портьеры на окнах, испепелил свою бедную возлюбленную отражённым в его зрачках светом далёкого солнца.

Бреде кивнул Флиту, уселся в кресло и задумчиво положил ноги на Государственный Пульт.

— Что-то не нравится мне сегодня Земля, — промямлил он. — Доложите земную обстановку, полковник.

С Землёй ничего необычного не происходило. На суше строились семьдесят четыре новых города, осушалось три мелководных залива, разливалось сорок семь новых пресноводных морей, вырубались дикие тропические леса и насаждались тропические парки. С космодромов Земли за часы дежурства Флита стартовало за пределы солнечной системы два звездолёта, в межпланетном пространстве находится в космическом полёте сорок один экспресс. Запущено ещё несколько термоядерных станций — интеграторы фиксируют ежесекундный уровень потребления энергии около одного эрга на десять с двадцатью пятью нулями, то есть около миллиона альбертов мощности.

— Почти в тысячу раз больше, чем у нас, — сказал Бреде. — Высокого же уровня добились проклятые земляне.

— Не вижу здесь страшного, генерал. Вы забываете о концентрированности нашего супертоталитарного строя. У нас не существует низменной потребности сделать райским существование каждого человека. Каждый наш эрг в сотни раз боеспособней земного эрга.

— Это, пожалуй, правильно. Перейдём к Марсу. Что у малопочтенных северян?

В Северной Демократии тоже не произошло ничего нового, если не считать речи Второго Олигарха, прокарканной по внутренним каналам Общественного сознания. Олигарх с обычной своей демагогией нашёптывал в подчинённые ему мозги, что только у них настоящая свобода, а на юге, где господствует один человек, нет места индивидуальной независимости и частной инициативе. И ещё он прокаркал, что, пока монархическое государство на Марсе не уничтожено, до тех пор существует вечная угроза свободе. «Долой единоличного диктатора, — лаял он в заключение, — да здравствует свободная демократия Рассредоточенных Олигархов и частная инициатива под нашим квалифицированным руководством!»

— Чует стервец Второй, что собираемся слопать их всех, — сказал Бреде. — Обратимся к нашим внутренним делам. Как наш главный государственный показатель — косинус пси?

— В пределах ноль девяноста трёх, — ответил Флит. — Считаю синхронизацию Властителя-19 с нашим общественным строем идеальной.

— Идеальность — это сто процентов, — заметил Бреде.

— Сто процентов теоретически невозможны, генерал. Существуют конструктивные погрешности приборов. Об индивидуальных отклонениях психики подданных от психики Властителя не говорю, ибо это несущественно.