— Будьте добры, остановите машину у первой телефонной будки… Спасибо.

Я поднял трубку. Твердой рукой набрал номер.

— Фарида Файзуллаевича… Я хотел тебя попросить… Все, что угодно? Диктую, записывай: Московский государственный университет, биолого-почвенный факультет. Тебе не откажут. Потребуй студентку Аллу Фрунцеву. Ага, слышал о ней? Ну, да ты же шахматист. И увези, ради бога. Так вот. От кого я ее спасаю? И ты готов помочь? Сукин сын! От себя, и только. Но она об этом знать не должна. Усвоил?

От автора.

В четырех московских квартирах через сутки телефоны проснулись около пяти утра. В четырех квартирах семнадцать человек (в общей сложности) прокляли все на свете и прежде всего того, кто не дает им доспать свое.

И все проклятия сыпались на голову несчастного Алиного брата. Это он поднимал тревогу. Это он звонил ни свет ни заря. Это он не жалел ни своего, ни чужого времени, не говоря уже о здоровье, чтобы породниться с Игорем. Во что бы то ни стало!

И сотрудники НИИМПа с этого момента откровенно забыли о своей основной работе — говоря точнее, о той работе, где они получали зарплату. Один из них добивался, чтобы Аллу не приняли в экспедицию. Другой — отсрочки экспедиции. А третий на случай неудачи принимал меры, чтобы уложиться в оставшийся срок.

Правда, тут же выяснилось, что они не знают, какой из двух основных типов алгоритма применим в данном случае: то есть должна ли Алла знать о любви Игоря. Заведующий сектором гениальности ссылался на стихи западного классика: «Любовь, любить велящая любимым», а также на все тот же счастливый эксперимент, поставленный героями Шекспира над Беатриче и Бенедиктом.

Заведующий сектором бессмертия опирался в споре на изречения восточных классиков, а также на блестящую методику, примененную Жюльеном Сорелем к мадемуазель де ля Моль в классическом романе Стендаля «Красное и черное».

Заведующий сектором предвидения грустно указывал, что считает второй метод более верным, но для него нужно столько времени!

И все время чувствовалась нехватка Игоря. За минувшие месяцы НИИМП к нему слишком привык, участвуй он в разработке этой проблемы, она показалась бы куда проще…

И все-таки спор — неведомо для себя — разрешил именно Игорь, упорно отказывавшийся все это время встречаться с сотрудниками по НИИМПу.

— …Ну, дядя Ига, скажи, на кого похож троллейбус? — теребила меня Алла.

Мне было, честное слово, не до образов и сравнений. Объяснение должно было произойти сейчас — иначе зачем бы так торопился? И откладывать его я не имел ни права, ни возможности. А она радовалась хорошей погоде и тому, что у нее нашелся законный предлог оторваться от занятий, а может быть, и тому, что ее вытащил из дому именно я? Возможен же такой вариант.

Алин приподнятый носик — не нос, а русская народная сказка… Алины волосы — коротко подстриженные и оставленные хозяйкой в полном беспорядке — впрочем, я слышал, что такого беспорядка очень трудно добиться. Алины глаза — сейчас зеленые, но я знал, что они могут быть и карими, и синими, и серыми, хотя этого не смог бы объяснить ни один антрополог. И Алина болтовня…

— Посмотри же, дядя Ига, троллейбус похож на одинокого такого, очень печального интеллигента. Он на ходу обсуждает сам с собой мировые проблемы, а в дождь протирает заплаканные очки. А «Волга»-то, «Волга» — то — приглядись, это же хищник, готовый к прыжку. Передние лапы сложены, притворяются радиатором, но нас с тобой не обманешь, правда? Ну, что ты молчишь? А какой поезд в метро, помнишь? Эх, ты! Да это же рассвирепевший бык, которому только платформа не дает побушевать вволю. Или… или очень-очень добродушный человек — вроде тебя, — которого разозлили до потери сознания. Ну, чего ты куксишься? Я ли тебя не развлекаю! Господи! А ведь это следовало бы делать тебе. Что случилось, кто тебя обидел?

Надо было объясняться. Но как? Как? Я ведь знал, что это безнадежно. И все-таки.

— Да вот, влюбился я…

— Ну! Правда? Наконец-то! — запрыгала она вокруг меня. Голос у нее был радостный, но я готов был поклясться, что чистый лоб шахматистки на мгновение прорезала косая морщинка.

— Чему ты так рада? — спросил я.

— Да как же, мне Карл все уши прожужжал: ты, мол, в жизни разочарованный и в женщинах тоже. (Вариант второй, подвариант «д», — невольно констатировал я про себя.) Кончилось, значит, разочарование? (Погоди, погоди — на ее лицо нашла тень, оно стало серьезнее.) А в кого ты влюбился? Надеюсь, серьезная женщина? Не вертихвостка какая-нибудь восемнадцатилетняя? — и она с гримаской заглянула мне в глаза. — А она тебя любит? Даже если не любит, все равно хорошо, что влюбился…

Да, женщина всегда может предупредить признание мужчины, если не хочет его слышать. Так, кажется, сформулировал это Стендаль в книге «О любви». Или так сказал герцог Ришелье в мемуарах? Ну кто бы ни сказал, а он был прав. И снова на ее лице эта морщин ка. Что-то ей не нравится. Боится, что я все же скажу о своей любви? Зря боится.

— Приятно, что ты так мне сочувствуешь, — сказал я. — Но сейчас мне не хочется обсуждать эту тему. Знаешь, тебя хочет взять в свою экспедицию Фарид Файзуллаев. Экзамены тебе перенесут на осень.

Она очень обрадовалась.

С горечью в душе, но с облегченным сердцем вернулся в этот вечер домой несчастный влюбленный. Правда, если бы он чуточку меньше был занят собственными переживаниями и чуточку больше поразмышлял бы, он, может, понял бы, что успокоился (успокоился!!!) раньше времени.

Алла рассказала брату, что Игорю срочно понадобилось зачем-то ее видеть. Деталей она не расшифровывала, но Карл и так понял, что Плонский назначил ей свидание, чтобы объясниться в любви. Тем самым НИИМП выводился из творческого тупика.

— Вариант первый, подвариант «и», раздел «ку», линия «бета», — деловито объявил Карл на экстренном заседании.

— Без участия предмета? — испуганно спросил Леонид.

— А на черта нам возиться с этим упрямцем? Хватит! В течение оставшихся трех дней Алла должна:

а) выслушать об Игоре все самое хорошее, что можно сказать;

б) выслушать об Игоре все плохое, что может ее заинтересовать и вызвать потребность в его исправлении;

в) по крайней мере, по разу в день Для должна получать сведения, ошеломляющие сведения о происшедших с Игорем событиях.

Я беру на себя первый пункт, — закончил Карл.

— Нет, — ответил Тихон. — Ты и без того сестре про Игоря всяческими сладкими вещами уши прожужжал. На тебе второй пункт. Конкретно продумаешь его с Леонидом. Мобилизуйте всю историю и литературу…

— Эх, Игорь, Игорь, — махнул рукой Леонид. — Что только мы сейчас из тебя сделаем!

— Хватит, Леонид. Пункт «а» выполняет твоя жена. Возражений нет? — А третий пункт? Пункт «в»?

— Беру на себя, — сказал Тихон. — Леонид, ты математик, присоединяешься. Тем более что Вике твоя помощь вряд ли потребуется. И к слову: это же просто отлично, что Игорь наконец-то объяснился с Аллой и, судя по всему, получил отказ. Теперь мы можем быть уверены в чистоте опыта.

— А знаешь, Игоря должны послать в Стокгольм, на какое-то антропологическое совещание, — сказал Карл, подсаживая сестру в экспедиционный грузовик.

— Слышать я больше не могу о вашем Игоре! — услышал он в ответ.

О чем в тот же день и сообщил Тихону.

— А, черт, не зря мне сегодня приснилась ворона. Не справились мы, ребята. Придется идти на поклон к специалистам. В конце концов, наш коллективный психолог нам кое-чем обязан.

И Тихон пошел к «колгению от психологии», который в это время составлял лабораторию в Институте высшей нервной деятельности. И спросил его (или их, поскольку гений был четверным — классическое число составных частей), что делать, когда девушка не любит парня.

Первая четверть гения (Инициатор) была очень ехидна и сказала (сказал), что за эликсиром любви надо отправляться к алхимикам. Но остальные три четверти на нее (него) накричали и потребовали подробностей. Когда же они были выданы, экспансивный Инициатор резко изменил свою позицию.