Я за три года службы на Рубере видел не меньше десятка таких комиссий и таких чудо-торпед. И твердо уверен: все эти ультраторпеды, кроме той, последней и роковой, были детскими погремушками, которыми пытались поднять наш боевой дух…
Заступив в то утро на дежурство по Верхнему боевому ярусу, я заставил своего единственного подчиненного, младшего зистора Юла Импера, навести повсюду блеск, потому что наверняка гостей с Геи поведут на Верхний ярус: отсюда прекрасный обзор и прекрасная возможность пустить пыль в глаза новейшим оборудованием.
Юл Импер попал к нам прямо после училища, сменив погоревшего на внеочередной медкомиссии Киля Овера. Парень он исполнительный и расторопный, но с первого же дня наметился у него свой бзик — он всей душой беспричинно возненавидел супров. То ли в генах у него какая-то закорючка отложилась, то ли, как с детьми бывает, не под настроение увидел их впервые, только стояло ему засечь супра в перекресток прицела — у него руки дрожать начинали, честное слово.
Юл закончил приборку часов в восемь. Стелла к тому времени уже совсем выползла из-за горизонта и дрожала в голубоватых воздуховоротах огромным яичным желтком. Вокруг воздуховоротов роились, сливаясь и разрываясь, узкие коричневые кольца, во второй половине дня они разбухают, раздуваются, складываются в качающиеся пирамиды, поставленные на острия, и закрывают небо. И океан, который утром похож своими рубиновыми переливами на шерри-брэнди двойной очистки, станет багрово-черным, как венозная кровь. А ночью крутанет такой ураган, что если бы не антигравы — зашвырнуло бы нашу «летающую тарелку» ко всем чертям, за тысячу парсеков.
Такова Рубера, Красная планета, сплошной океан без намека на сушу, гигантский пузырь чудодейственного протовита, подаренный неизвестно кем, неизвестно за что и неизвестно зачем…
Спать с умным видом и открытыми глазами я научился, еще в десантной школе на общеобразовательных лекциях. С годами это полезное умение, стало высоким искусством. Могу держать пари на что угодно — соперников по этой части в Галактике у меня нет.
Поэтому, когда Юл Импер встал пред мои очи, я сначала досмотрел содержательный сон про одну мою знакомую и лишь потом включился. Юл уже закончил доклад и ожидал дальнейших указаний. Я не стал его травмировать, требуя повторить сказанное, тем более, что ярус блистал чистотой, как совесть двухмесячного ребенка.
— Отлично, младший зистор Импер, — сказал я по-отечески. — Вы неплохо выполнили приказ. Если вы всегда так ревностно будете относиться к обязанностям, предписываемым Уставом, из вас получится настоящий десантник.
Надо сказать, у меня изрядно трещала голова после вчерашнего. Не торопитесь с выводами — за этот бок вы меня тоже не ухватите. Я знаю, что выпивать на Базе запрещено, и свято блюду запрет. Но Устав учит нас помогать друзьям, а Киль Овер был мой лучший друг и лучший химик за краем Геи. При помощи элементарного перегонного устройства он превращал в жидкость все, что попадало ему под руку. Но у него не было литературных способностей, чтобы достаточно ярко описать свойства своих смесей. Поэтому он часто приглашал меня на свои одинокие химические вечера. Мы работали для чистой науки, по мере сил занося результаты в специальный журнал. Когда Киля забраковала комиссия, он со слезами на глазах приготовил смесь, которую назвал в честь меня «Кол». Я оставил себе флягу для более подробного описания. Продукт получился — этот «Кол» — в горле колом стоит. Можете попробовать…
Словом, спать мне захотелось зверски, но не оставлять же подчиненного без дела. Усадил я Импера рядом, пододвинул ему прицельные стереоокуляры и стал объяснять азы нашего ремесла на Рубере.
— Зачем мы здесь? Мы торчим здесь затем, чтобы обеспечить танкерам безопасный забор протовита. От кого мы защищаем танкеры? От супров, ибо одно такое создание может превратить в облако пара весь наш танкерный флот. Как мы их защищаем? Никак, потому что супры еще никогда ни на танкеры, ни на нас не нападали. Просто во время заправки мы отвлекаем внимание супров на себя, делая несколько провокационных выстрелов. Супры начинают нас «щупать», а мы переходим на режим «зеркала»: супр нас лазером — и мы его лазером по тому же месту, супр нам боеголовку — и мы ему точно такую же. Такая «перекидка» продолжается до ночного урагана, танкер тем временем заправляется и улетает подальше, а ночной ураган заключает мир между нами и супрами. Утром супры ничего не помнят, а мы помним да помалкиваем — до следующего танкера… Вот и вся работа.
Тут-то я и заметил, как у него руки трясутся: весь бледный, одной рукой за окуляр держится, другой к пусковым тумблерам тянется.
— Ты это, парень, брось, — говорю я строго. — Тебе на этом щите делать нечего. Здесь машина хозяйка. Она следит, считает, думает и стреляет — все сама. Человеку такое не под силу. Ведь чтобы ответить супру точно тем же — надо мгновенно оценить род и мощность заряда, траекторию, место удара и прочее. И не дай бог промазать…
— А что, если промажешь?
— Супр повторит удар, только раза в два-три сильнее.
— А если и ему — посильнее?
— Он еще сильнее поддаст. Ему что — у него мощи хватит на десять таких ЛБ, как наша.
— Значит, мы практически беззащитны?
— Как так — беззащитны? Оглянись кругом — все, что до сих пор придумано, чтобы убивать, рвать, жечь, ломать, кромсать, превращать в пар, пепел, дым, дробить в пыль, в молекулы, в атомы, — все собрано на нашем «летающем блюдечке».
— Но супры сильнее? Если они всерьез нападут на нас, то запросто превратят нашу Базу, как вы говорите, «в пыль, в молекулы, в атомы». Значит, мы только делаем вид, что защищаем танкеры. На самом деле мы бессильны охранять даже самих себя. Бессильны со всем своим разумом перед этими безмозглыми сверхмогучими скотами…
Тут я рассердился. Не люблю, когда тычут носом в сомнительные места.
— Младший зистор Импер, — говорю, добавляя в голос побольше соли. — Не распускайте сопли, вы десантник. Устав, прощает все, кроме трусости. Супры не сильнее нас, они неуязвимей. Они почти бессмертны, так как нет ничего, что могло бы отправить их на тот свет. Супр мгновенно находит защиту от любого оружия. Но это совсем не значит, что мы должны отсюда сматываться. Гее нужен протовит. Этим все сказано. Такая наша работа. Не для слюнтяев.
Тут этот пострел глянул на меня — и все мое красноречие враз пропало. Клянусь, в его сумасшедших главах не было ни тени страха, а только удивление, какая-то горечь и ненависть. Ой, какая ненависть… И я понял, что руки у него не от страха, а от злости дрожали.
— Я не о том, Кол. — Он так и сказал «Кол», и y меня не хватило духу его одернуть. — Я не о том. Я их не боюсь. Я просто не могу понять, откуда такая нечисть появилась. Вокруг — протовит, живая кровь, океан первозданного добра. Протовит способен залечить рану, поднять из мертвых, оплодотворить и сделать плодоносной почвой тысячелетний гранит. Так откуда на планете сверхдобра этакая сверхмерзость?
Я невольно покосился на бинокуляры и еще раз помянул недобрым словом своих предков, наградивших меня близорукостью, — контактные линзы я во время вчерашнего снял, чтобы не мешали самосозерцанию, а утром не смог надеть, потому что веки опухли. Будь мои гляделки на месте, может, и всей истории не было бы… Но об этом позже. А пока уставился я в бинокуляры и хоть плохо, а вижу: все вроде в порядке, супры, как положено, резвятся у горизонта — они нам не мешают, а мы им. И ничего в них особо мерзкого нет.
Конечно, супр вблизи вряд ли может вызвать симпатию. Представьте себе крокодила размером с добрый крейсер, покройте его двухметровым слоем пузырящейся и чадящей радиоактивной слизи, хорошенько обмотайте колючей проволокой в руку толщиной и пропустите по ней ток в десяток миллионов вольт, не обращая внимания на фейерверк молний, — вы получите фундамент, так сказать, «колодку» супра. Теперь суйте на эту колодку все, что вам взбредет в голову по части нападения и обороны, — все, что учили в школе, все, что слышали от бывалых людей, все, что снилось вам в кошмарах после мясного ужина — все это еще раз сбрызните слизью, припудрите копотью и пускайте свое произведение в океан крови, под смрадные колпаки ураганных смерчей, в прерывистый яично-желтый свет разбуженного солнца. Ну как? Впечатляет?
