– Лексус, я уже три месяца голову ломаю, ты почему Лексус? Типа везде проеду, с понтом, с шиком? Весь такой проходимец… гламурный?

Народ оживился. Со всех сторон посыпались реплики:

– Точно проходимец. Ходок. Оставил бабу без надежды. Мачо хуев!

– Ей, похоже, первый раз в жизни так повезло, а ты сбежал!

– Серебристый подержанный Лексус вошел в тюнингованную Приору! Зазинзюлил в Зинзилю.

– Зиля ее зовут. Танзиля. Между прочим, парикмахер она хороший.

– Только прижимается сбоку постоянно, я думал, недотягивается, башку наклоняю, а она мне двумя пальцами, больно так – оп, назад. Типа не ломай процесс. И опять лобком о руку трётся. Аж на цыпочки встает. Нимфоманка по ходу!

– Да ну, брось, какая нимфоманка? Побежала бы она тогда жаловаться, мужиков дохрена, только свистни. Ей конкретный белый конь понадобился.

– Ты её как, Лексус? Трусы на морду? Или противогаз надел? Для красоты!

– Нормально, – смущенно оправдывался Лексус, – как при задержании, лицом к стене, ноги на ширину плеч, руки на стену. Там же грязища, по-другому никак. Только сзади. Она сама предложила.

– Главное, не увлекайся, – сказал Бонда, – чтобы у тебя это в рефлекс не закрепилось. А то как-нибудь не сдержишься… при задержании. Некрасиво получится. У нас в армии, кстати, тоже была одна… сильно кривоногая. Служащая СА. Лет под сорок. Татрой звали.

– Почему Татрой?

– Грузовики в советское время такие были, самосвалы импортные. «Магирусы» ещё более-менее, а у «Татр», когда незагружены, задние колеса дугой. Как ноги у кавалериста. Забавно.

– А Лексус я, потому что Алексей… был когда-то. Просто в голову ничего не пришло. Машина-то у меня поскромнее была – паскуда, правый руль…

– Александр, можно я буду называть вас именно так? Я одного не пойму, почему в ваших рассказах почти все люди не названы по имени или фамилии, а носят, с вашего позволения, какие-то клички? Как собаки, честное слово!

– А вы еще не поняли? Время-то было… собачье! Отвыкли мы от имени-отчества. История ходит по кругу, некоторым поколениям везет, и они живут в скучное время. А кому-то выпадает китайское проклятие – несчастье жить в эпоху перемен. Когда невозможно планировать вперед… даже на несколько лет. Вам сейчас этого не понять. Давно, казалось бы, забытые смыслы старых книг и песен вдруг обретают смертельную актуальность.

Это страшно – ты не знаешь порою, что будет завтра: очередные судьбоносные изменения в законодательстве, кризис, теракт, война? Ты завидуешь старшему поколению, которое успело довольно беззаботно пожить в советское время. Ты боишься за будущее своих детей, оно такое… мутное, до черноты!

Страшно, когда песня-лозунг «завтра будет лучше, чем вчера», по которой ты жил, становится анахронизмом. Ты уверен, что завтра жизнь в целом будет хуже. Ты пытаешься что-то сделать для своего личного завтра, затормозить, предотвратить, предвидеть. Подготовить детей, близких, спокойно войти в ледяную воду, без судорог и истерик. С минимальными последствиями, которые неизбежны. Ты пытаешься найти какие-то плюсы в новой ситуации. У нас, мол, зато нескучно, это ж непреложный факт, ребята!

Ты уверяешь себя и окружающих, что всегда были в нашей истории недолгие периоды созидания и затишья, что очередной вот – вот наступит, он просто не может не наступить!

А с возрастом, с наслоением многолетнего опыта, с открытием очередных пластов из прошлого, ты уже понимаешь, что привал ненадолго. И в отличие от более молодых или наивных с болью осознаешь, что кризис и война во всех ее многочисленных проявлениях – это норма на нашей земле, это судьба. И приходит отчаяние.

А про «клички», как вы соизволили выразиться, ладно хоть не «погремухи», за это имею сказать следующее: это не клички, а позывные, аватары, псевдонимы, в конце концов… Старик, Коба… Железный Феликс, блин! Не мне вас учить.

Таким образом, отчасти решается вопрос безопасности субъекта. Ну и опять же скорость коммуникации в полевых и прочих некомфортных условиях. Одно дело, когда тебе кричат: «Александр Иванович! На нас плита падает! Убегаем подальше отсюда!». Причем Александров, Сергеев, Владимиров много. А Бонд, Оберов или Глобусов – так их всегда по одному.

Другое дело, когда слышишь: «Бонда, валим!!!». И ты немедленно подрываешься с места, оставляя на потом пристальное разглядывание предмета угрозы и причиненных им последствий.

Опять же когда эфир слушают русскоговорящие с ограниченным лексиконом, производными из четырех слов можно передать девяносто процентов информации. «Шипа, Белка, Лось – хуячат по мотолыге. Гиря – жопы! Обер – небо!» И все пасут свой сектор.

Плохо, что слушали-то обычно как раз бывшие свои. Свои… Мда… Хотя, опять же плюсы – дурили друг другу головы, путали планы, изгалялись в эфире. И по-злому, и по-доброму. Большинство выросло на одних фильмах, одних книгах, жизнь изучали по одним учебникам, а тут… Я вас спрошу: много ли надо, чтобы брат на брата пошел? Нет. Надо было гражданскую вот сейчас изучать, чтоб назубок! Как Великую Отечественную. Чтоб иммунитет был! На мутные разводы. Чтобы не идти в третий крестовый поход… на грабли.

У нашей страны опыт богатый, а у наших заклятых друзей ещё больше. Технологии рулят, как тогда говорили. Развести на нехорошее несложно, если народ тупой, а план как стравить, отработан в других регионах.

У нас практически Урал. Не Украина. Бандеровцев не было. Москву и Америку не любили одинаково. Даже в десятых раскачать на нехорошее местное население было сложно. За двадцать с лишним лет народ стал презирать всех политиков, а особо активных ненавидел и остерегался лезть в непонятное. Но уж если Украину, где все на морду одинаковые, умудрились раскочегарить на гражданскую войну, то уж наш-то край, где понамешано столько: и мечети, и церкви, русские, татары башкиры, чуваши, мордва, немцы… а смешанных семей сколько, только в путь… Социальное расслоение, образованность, культура, всё ж у всех по-разному. У хохлов заполыхало, так и у нас внутри раскол пошел. У каждого своя пропаганда. Свой телевизор, свои сайты. Своя правда. Пытаешься примирить – получаешь с двух сторон. Дожили!

Всегда считал, что это недоработки вашей конторы. Надо было не активы отжимать и сорняки всякие выращивать, а перевербовывать, запугивать, отстреливать, наконец! Свою созидательную работу вести. Каждый день! Защищать своё жизненное пространство. Не своё, сука, личное, а наше! Ведь были ж успешные примеры в истории. Нет, осваивать новые грани в потреблядстве вам оказалось интереснее. Чоповцы с холодными руками, блядь!

Кстати, Железный Феликс, уже и не прокатило бы… за позывной. Непозволительная роскошь называться Благородным Оленем или Быстроногим Ягуаром. А то ведь вымрешь, как тот нерасторопный олень. Или пойдешь в резервацию.

Надо два слога. Просто Феликс, или Филя, это да, правильно. Айрон… тоже ничего, хоть и не по-лапотному.

А по сути – вы, конечно, правы. Грустно признавать, что бо́льшую часть жизни, точнее наиболее стремительную ее часть, тебя не называли по имени-отчеству.

Впрочем, про отчества при обращениях можете потихоньку забывать. Уже скоро даже на визитках будут писать только фамилию и имя. Не говоря о прессе всех уровней. Лет через цать даже молодежь будет называть тебя по имени. Но на «вы», конечно. И без всякого… уменьшительно-ласкательного. Если заслужишь.

Отчество, было дело, даже на американский манер сократилось до одной буквы с точкой. Я сам писал, помню, Александр И. Бондаренко, телефон такой-то. Пока не задумался и не пожалел своего отца.

Глава 40. Вила[17] с вилами

Бонда сплюнул, выругался и потянулся за ножом.

Под разрисованной оскалом баллистической[18] скорлупой оказалось вполне миловидное лицо. Женщина, лет тридцать пять, а то и моложе. Короткие чёрные волосы смяты кевларом. Брови и ресницы грубовато, но обработаны. Губы бледные, обветренные. На тонкой шее набит маленький трезубый герб и какая-то надпись вязью, уходящая на спину.