– Товарищ п…, простите… Иван Петрович! Когда он «подключен», мы это так называем, он называет нам пароль. Его идея. Но иногда он подключается, но пароль не называет. Шутит он так, но с большой долей вероятности, по глазам… можно понять.

Однажды мы обнаружили у него незаявленную фазу подключения фактически случайно.

Его тренер был негласно предупрежден, что нескольких пацанов мы будем готовить под себя. Раз в месяц он нам пишет о спортивных и околоспортивных результатах по пяти отобранным нами претендентам. Среди них, естественно, и по Шатуну. Практика необычная, но… нормальная, всё же трое бывших воспитанников здесь, в управлении, работают. Помогли неформально. А вот боксёров у нас мало, они, в-основном, в УВД. Все-таки бокс не то. Травмы головы имеют свойство накапливаться.

– Давай про это опустим. Ближе к делу. Про «случайно».

– Хорошо, Иван Петрович! Так вот, три недели назад, после тренировки, прямо в раздевалке произошла… фактически драка. Между двумя… претендентами. Наш… и еще один, старше на два года и тяжелее килограмм на двадцать. Победил Шатун. Примерно за три секунды. Судя со слов присутствующих, он провел сильный удар голенью по внутренней поверхности бедра, одним движением другой согнутой ноги с разворота уронил парня на спину, и уже по скрюченному на полу телу обозначил добивание. Ногой же, в голову. Группа в шоке, Бондаренко им сказал, что в кино подсмотрел. Но там же не кружок шахматистов, выводы сделали все. Каждый – свой. Тренер, например, попросил нас взять с Бондаренко подписку о неприменении боевых приемов, которым мы его здесь оказывается обучаем.

И вот тут-то мы товарища нашего Бонду и подловили… на несоблюдении конвенции. Он поотпирался немного, потом признался, что просто устал, не хотел никого из нас видеть и терять свое драгоценное время на беседы с… извините, я дословно, «с дебилами, два раза просравшими страну».

Прошу прощения, но мы между собой его между собой зовем и так, и эдак. Кстати, то, что он на самом деле умеет – это просто какой-то атас! Он показал тут как-то Малявину. На спор. Махнул ему полуоткрытой кистью под подбородком. Скользящее движение, как будто бороду потрогал. С первого раза видимо промахнулся. Малявин ухмыляется – он же его за… абитуриента держит. А Бонда извинился, посетовал на годы, повторил. Малявин завис. Стоит, глаза выпучил. Бонда тут же обозначил ему удар пальцами в глаза, стопой в пах, захватил затылок… и коленом в голову. Всё мгновенно. Подстраховал его за воротник. Посадил на пол. Малявин червонец проспорил, но ничего не понял. Мы тоже.

А по поводу той драки… мы долго разговаривали. И он пояснил, что с большим трудом может себя контролировать, особенно вне татами. Да и в зале бывает тяжело. Рефлексы, мол, на другое заточены. Быстренько убить или искалечить, невзирая на возраст, пол или обстоятельства. Попросил разрешения пропускать тренировки (у них там с посещаемостью строго). Теперь, когда он в режиме «подключения», мы вынуждены писать для тренера справки о занятиях Бондаренко в спортклубе «Динамовец». Можно вопрос? Если, конечно, вы ответите?

– Давай, может и отвечу.

– Зачем всё это знать, Иван Петрович, я имею в виду технические моменты? Он же ни черта не может объяснить, что как работает. Если он только, как сам же и говорит, в лучшем случае продвинутый пользователь?

– Послушай, я думаю, ты поймешь. Хотелось бы определиться, на что ставить, что у нас получится. Ты не представляешь, Андреич, сколько сейчас направлений в разработках! И мы не можем разбрасываться народными средствами… на заведомо бесперспективные. Ты чего глаза таращишь? Да, всё так, можешь уже и не сомневаться. И поэтому я здесь сижу с тобой, серьезно всё. Но твоим ребятам подробности знать… ни к чему. И у меня ничего такого больше не выпытывай. Приедет… ну, ты понял кто, вообще следует всех отстранить от бесед.

– Так, Иван Петрович, сейчас это только я. Ребята только снаружи с ним… общаются.

– Вот и ты в поле перейдешь. Всё, закрыли тему. Вопросы, которые не обсудили, есть?

– Да, Иван Петрович, ещё есть момент по деньгам. Он ведь абсолютно не шкурный, не азартный человек, но… не в первый раз уже. Спорит исключительно на деньги, причём тут же их требует. Помните, мы писали, он кассеты наши импортные выклянчил? Так вот он записал их какой-то дрянью и в школе же и продал задорого. Не удивляйтесь, он мне сам простодушно всё рассказал. Я даже не нашелся, что на это сказать. Он искренне не видит в этом ничего такого!.. Да и рассказы у него… какие-то жуткие.

– А ты, Андреич, на минуточку подумай, а где ему еще взять этих самых денег-то? Он вообще-то как бы школьник. У него даже стипендии нет. Помнишь, он сам говорил, что ему всегда было стыдно у родителей рубль-то попросить. Я по первым отчётам сужу. С золотом мы его, как он совершенно точно выражается, продинамили. Динамовцы! Остаётся со всякими Малявиными на деньги спорить. Надо, кстати, вопрос этот как-то грамотно решить. Подарите ему коробку этих кассет, что ли? В «Спринт» пусть выигрывает периодически. Или как-то так. Подготовьте обоснование грамотно, мы компенсируем. Он должен суметь сделать всё, что нужно. В рамках разумного, конечно. И рассказать всё, что считает нужным. Мы – только фиксируем. Мне… там… было сказано примерно так: «Если где-то прибыло, значит, где-то убыло. Ломоносов. Если давишь здесь, лопнуть может… где угодно. Наблюдать и помогать, если просит! Но, если что-то отчего-то сразу не получается, то… и не пытаться. Это значит – так и надо»!

Небо было относительно чистое, но духота усиливалась. У нас в горах климат вообще… не ах, даже вот в такую ясную погоду любую случайную тучку стремительно затягивало между хребтами. А если становилось пасмурно, то надолго. Неделя, две, три. В то же время, через километров тридцать-сорок, могло быть вполне себе лето. Городок находился как бы на дне огромной чаши, вечно затянутой тучами. В хорошие времена всё это усугублялось дымами заводов и горящих свалок. Попасть туда можно было свернув с федеральной трассы и постепенно опустившись вниз по хребту к блюдечку озера с жиденькой ныне речонкой. Давление здесь постоянно скакало вверх-вниз. И атмосферное и внутричерепное. Постоянная непостоянность. Скорей бы уж, что ли, гроза…

Чапа сидел на ящике и чесал языком с корреспонденткой. Он знал – несмотря на то, что её оператор уже три дня сидит в подвале, эта сучка все равно наверняка его пишет. Мето́ду от этого ему подсказал Бонда. Надо было постоянно говорить много неудобоваримого для прессы – матюки, пошлости, скабрезности, отсылки к внешнему виду и пусть даже не совершённым никогда поступкам интервьюера. Главное, потом ей придется резать текст, а это, как ни крути, будет заметно.

Может, конечно, и ерунда это всё, но Чапе понравилось. Потрындеть он любил, а с накрашенными шпионками – тем более. В том, что занесло их сюда не просто так, он был уверен. Во всяком случае, оператор уже всё слил и сейчас валялся запертым… в степени крайнего алкогольного опьянения. Признание зафиксировали. Его аппаратуру вчера увез Ходырев. В стальном ящике. Сказал, что техника – стандарт, с другими они сейчас, похоже, уже и не ходят. Раньше б кунг понадобился, а сейчас всего-то два чемодана. Да ещё и по назначению работает. Как камера… И, хотя особых секретов здесь не было, Бонда не торопился отпускать эту группу.

Девку же, похоже, использовали втёмную. Но Бонда допускал, что она тоже… не мать Тереза. Нормально обыскать ее всё равно было некому. Да и чревато. Чапа предложил свои услуги, надеясь на допуск к телу при известных обстоятельствах. Таких желающих, впрочем, нашлось бы с полсотни, включая старпёров и молодняк, но навыки опера имелись далеко не у каждого.

Впрочем, на успех не надеялся и сам Чапа. А время шло, морду лица следовало соблюдать, и потому снятое на обычный фотоаппарат видео ушло в сеть. Одно – с распевающим похабные песни оператором, второе – с мирно беседующими корреспонденткой… и товарищами в балаклавах и чёрных очках… на фоне пресловутого моста и плотины.