С притворным раздражением он бросает на мой стол свой портфель.

– Ну, так что, док? Шейвер вчера повесился в камере?

Опускаю чашку.

– Но ты же совсем не против выиграть дело, пусть и таким образом?

– Еще слишком рано для сеанса психоанализа, – бурчит он.

– Ненавижу, когда люди подменяют понятия, – упираюсь ладонями в столешницу, – Психоанализом занимался Фрейд. Меня не волнуют твои эротические фантазии о матери.

– Попахивает бредом, док.

– Это просто анализ. Согласен, тебя анализировать еще рано. И нет, Шейвер не повесился. Суд состоится сегодня. Дождемся Мию и Чарли и двинем.

Он изучает меня пытливым взглядом.

– Вчера все прошло нормально?

Опускаю глаза на файлы передо мной. Быстро перебираю их, разглядывая каждый.

– Вот поэтому я и хотел собрать всех заранее.

При виде Мии и Чарли, зашедших в офис, я киваю им в знак приветствия и без вступления начинаю: – Вот что я нашел вчера вечером на кладбище.

Вытаскиваю карту Таро, которую положил в пакет, и поднимаю ее, чтобы они могли рассмотреть её с обеих сторон.

Миа, одетая во всё черное вдобавок к окрашенным в глянцевый черный волосам, приподнимает бровь.

– Пятерка Кубков?

Конечно, она знала, что это. Миа – мастер на все руки. Если она что-то исследует, то запоминает навсегда. Не эйдетическая память, но чертовски хорошая.

– Пять Кубков из Малого Аркана, – подтверждаю я. – Карту положили на могилу Мелани.

Эдди качает головой.

– Шейвер?

Вступает Чарли, мой следователь.

– У Шейвера есть привязанность к Таро. Предположительно так он выбирает своих жертв.

Миа ставит свою огромную сумку на стул.

– Это есть в одном из протоколов допросов с… – Она щелкает пальцами, стараясь вспомнить, – с его дружком, Лайлом Фишером. Мы с Чарли брали у него показания, пытались вытащить признание, но он не пошел на сделку. Видимо, программа защиты свидетелей не показалась ему привлекательной.

Все члены команды затихают в молчаливом понимании. Эдди смотрит на меня.

– Шейвер пытается нас запугать.

Я сделал вид, что звоню в колокольчик.

– Вообще-то, меня. Думаю, карта означает, что я у него на мушке.

Эдди хмурится.

– Почему ты считаешь, что он выбрал тебя своей целью?

– Из-за скорби, – говорит Миа, глядя на карту. – Пятерка Кубков означает потерю и горе.

Нас накрывает еще одной волной неуютной тишины. Прочищаю горло.

– Это можно интерпретировать по-разному, – говорю я, показывая свои исследования на ноутбуке. – Но да, Миа права. Будь я картой Таро, то стал бы угрюмым парнем в плаще, уставившимся на перевернутые кубки.

– Спиной к миру, – добавляет Миа, – смотришь на то, что потеряно вместо того, что у тебя до сих пор есть.

– Боже, Миа, у тебя, случаем, не депрессия? – пытаюсь шутить.

Без намека на извинения она пожимает плечами.

– Я говорю то, что вижу, доктор Уэст.

Кладу карту обратно во внутренний карман пиджака.

– Мы будем сообщать об этом в полицию? – спрашивает Чарли.

Мой голос совести. Чарли вырос в семье копа, и до сих пор находился в идеалистичном возрасте. Молодой парень двадцати с небольшим лет, для которого мир делится на черное и белое. Хорошее и плохое. Правильное и неправильное. Бла-бла-бла.

– Не обращаемся в полицию и не говорим ничего Ловелл, – скрещиваю руки на груди. – Если Шейвер пытается согнать меня со следа и не дать сотрудничать со стороной обвинения, это значит мы на верном пути. Сегодня прищучим Ренделл, докажем ее ложь и отсутствие у него алиби. Эдди подбросит дров результатами ДНК из мотеля. И я хочу, чтобы вы не отклонялись от плана.

Миа, так похожая лицом на фею, поджала губы, выражая неуверенность.

– Я скептик, но мой скептицизм отступает в сторону, когда дело касается передачи контроля над судьбой.

С раздражением качаю головой.

– О чем ты?

Она упирается кулачками в бедра.

– О Таро, доктор Уэст. Люди им верят, и эта вера дает картам власть. Я думаю, вам нужно быть осторожнее.

Долго и тяжело выдыхаю.

– Приму к сведению, дорогая. А теперь, может, вернемся в поезд реальности и поедем в суд? Думаю, нам это не помешает в работе с защитой Шейвера.

Мы установили большой экран с зеркальной проекцией моего ноутбука, и я стал снова перебирать – или, вернее, попросил это делать Мию – карты и их значения. Я понятия не имею, верит ли Квентин Шейвер в это дерьмо или нет, но я хочу, чтобы он знал, что я получил его сообщение.

Я не собираюсь отступать.

Правда в том, что он отправил кого-то из своих прихлебателей положить карту на могилу Мелани. Его грязь осквернила её священное ложе, место, где покоится любовь всей моей жизни.

И это выводит меня из себя.

А когда я выхожу из себя, страдают люди. Плохие люди. Я прилагаю все чертовы усилия, чтобы пустить их ко дну, и Шейвер только что перешел дорогу не тому судебному консультанту. 

Перед началом разбирательства в зале суда Портер с успехом игнорирует меня. Я пытаюсь поймать ее взгляд, чтобы озарить ее очаровательной улыбкой, но она продолжает смотреть в телефон, пока Шейвер не оказывается рядом с ней.

Я сразу же ощущаю вину за то, какой оставил ситуацию между нами.

Кроме того, я сомневаюсь, что она знает, что задумал ее клиент. Я очень хочу верить, что, если бы она знала, что он доставил карту на могилу Мел, она была бы расстроена. Шейвер делает это дело личным. Пора зарыть дело навсегда. Ради всех нас.

Пристав выводит присяжных и, безусловно, присяжного номер два заменили. Проклятье. Одного из наших убрали.

– Миа, достань досье на первого заместителя.

– Уже занимаюсь этим, – говорит она.

Нас попросили встать, когда объявили имя судьи Мазерса.

Портер смотрит на меня. Всего лишь секунда, мгновение, но я вижу отчаяние в прищуренных глазах. В них извинение, она знает, что я могу читать ее. Может, она сожалеет о том, что взялась за это дело. Может, она знает, что сделал Шейвер, или пытается сделать, запугивая меня. И, может, она знает, что это не сработает, и у Шейвера нет ни единого шанса оказаться на свободе. Тем самым разрушится ее карьера.

Или, может быть, я хочу все это видеть – чтобы верить, что она та же, какой была до того, как наши жизни разошлись.

Что я могу сказать? В душе я романтик. Точнее, был им когда-то.

Шейвер смотрит на меня, прежде чем сесть. Я достаточно наблюдал за ним во время этого процесса. Я изучал его черты, его выражения. Язык его тела. Я был свидетелем того, как присяжные разочаровались, когда он пытался изобразить искренние, натренированные улыбки и взгляд грустного щенка. Я знаю, что скрывается внутри.

Дьявол.

Не в библейском смысле. А скорее метафорический дьявол. Отсутствие морали, совести. Большинство людей упорно трудятся, чтобы контролировать себя, и скрывать эмоции. Шейвер противоположность. Он старается изо всех сил показать свои эмоции. Чтобы убедить других, что он чувствует.

Но там пустота, отсутствие субстанции там, где должна быть его душа. Или как вам угодно это называть. То, что придает нам глубины. Осознанности.

Он понимает лишь то, что хочет и как этого достичь.

Это та, эгоистичная часть ума, которая, как предполагается, стареет с возрастом. У психопатов, эта часть психики чахлая и никогда полностью не развивается. Идентификация – та часть, которая требует немедленного удовлетворения, испытывает жажду, нужду исправления. Больше, больше, больше.

Таков мой профессиональный анализ. По крайней мере, из того, к чему я пришел за эту неделю сидя в пяти рядах от него. Я мог бы копнуть глубже, усадить его в кабинет, где были бы только мы, но, честно говоря, я немного боюсь, на что меня может побудить эта человеческая оболочка.

Его губы трогает кривая улыбка при взгляде на меня, затем его плеча касается Портер, и молча показывает ему смотреть прямо перед собой.

Стараюсь, чтобы мое лицо ничего не выражало, черты окаменели в нейтральном "Эй, приятель, не обращай на меня внимания, я ничего не заметил". Но то прикосновение…