Что она жива.

– Все назад, – говорит Чарли. – Он врач.

Ну, почти. Я опускаюсь на колени рядом с Портер и, наконец, делаю глубокий вдох, когда вижу, как поднимается ее грудь. Спасибо тебе, Господи. Отодвигаю в сторону ее спутанные волосы и изучаю ее лицо. Под глазами синяки, обезвоживание. Она моргает несколько раз, пытаясь открыть глаза, но ее сознание не ясно. Я вижу это по тому, как она опускает голову.

– Я здесь, – шепчу ей. Проверяю бинты на ее руках. Кровь уже высохла. У нее есть и другие царапины, и ушибы на руках и лице... и я запихиваю свою ярость в яму с кипящей лавой, чтобы осмотреть ее полностью.

– Чарли, звони 911, – говорю я. – Нужна неотложка.

Он подходит ближе.

– Она в порядке?

Я проглатываю еще один обжигающий шар горя.

– Она накачана наркотиками и обезвожена, но я думаю, что с ней все в порядке. – Обнимаю ее и прижимаю к своей груди. – Портер?

Она моргает, глядя на меня, пытаясь разглядеть мои черты сквозь туман, отделяющий ее от меня. Но она видит меня. Она знает, что я здесь. Она самое прекрасное видение. Вдыхаю ее, прижимаюсь губами к ее лбу. Когда ее руки тянутся к моим, и она сжимает мои пальцы, изнуренный выдох облегчает давление, разрывающее мою грудь.

– Все хорошо, – говорю я снова и снова, просто обнимая ее.

Пока мы ждем приезда скорой, я набираю сообщение Эдди: «Она у меня. Уничтожь ублюдка.»

Доктор Йен Уэст

Нет покоя грешникам.

Так говорят, верно? Что все грешники и злодеи слишком заняты заговорами и разрушением красоты, чтобы хорошо спать ночью. Что имеет смысл, учитывая, что для того, чтобы справиться с изощренной коррупцией судебной системы, Шейверу пришлось контролировать множество движущихся частей.

Он был грешником, тружеником.

Госпиталь кишит медсестрами и пациентами. В коридоре суета синих униформ и белых халатов. Я сижу в коридоре, возле палаты Портер. Формально в приемном покое это не палата, она за шторкой, куда меня не пускают.

Серьезная на вид медсестра с усталыми глазами попыталась меня расшевелить. И хотя обычно у меня хватает сострадания, чтобы посочувствовать трудолюбивым, усталым медсестрам, сегодня этого не происходит. Эта женщина должна была либо ударить меня электрошокером, либо получить мне пропуск.

Она достала для меня пропуск. Хотя я думаю, что она думала об электрошокере.

Я тереблю бейдж с именем на своей помятой рубашке, думая обо всех этих движущихся частях, пока жду новостей о Портер.

Двое полицейских и детектив уже опросили меня, пообещав вернуться, как только они проведут более тщательное расследование. А это значит, что Шейвера скоро предупредят, что его план провалился.

Во время перерыва в суде, я поговорил с Эдди, заполняя бланки.

– Кому принадлежит контейнер? Кто его туда поместил? – спросил он. Очень хорошие вопросы. Надеюсь, отдел особо тяжких преступлений сможет проследить его связь с Шейвером.

Не то чтобы у нас не было на него достаточно улик, чтобы упрятать его за решетку на всю оставшуюся жизнь, но опять же, это все те чертовы кусочки головоломки. Я ни в коем случае не страдаю ОКР, но мне нравится, когда мои дела раскрыты. Полностью. Мне нравится, когда все детали выстраиваются в четкую, лаконичную картину.

Все что мы знаем на этот момент: контейнер должны были загрузить в грузовик и отправить сегодня вечером. Проверяю телефон. 6:26 вечера. К этому времени, прямо сейчас – если бы мы добрались до Портер чуть позже – она исчезла бы навсегда.

Шок от осознания этого еще не прошел.

Закрываю глаза. Медленно и глубоко дышу.

Согласно лабораторным исследованиям, которые только что пришли, Портер вводили пропофол (или то, что взволнованная медсестра называла болюсом), и еще большую дозу лоразепама, который является общим седативным средством. Смертельный коктейль, который при неправильном применении может вызвать кому или смерть. Но преступник оставил ее в живых, и под наркозом на несколько часов. Он держал ее податливой и неспособной бороться.

Высокий уровень специальных знаний для дружка наркобарона.

Еще один кусочек, который не вписывается. Кто мог оказаться у Шейвера под каблуком? Медсестра? Фармацевт? Доктор? Как мог человек, который явно изучал медицину, первым уроком которого был не навредить, продать свою душу, чтобы мучить другого человека?

Потому что, хотя Портер восстанавливается физически, не ошибитесь, восстановление с психологической точки зрения займет гораздо больше времени. Портер подвергли пыткам.

На нее напали в ее доме. Она подверглась жестокому избиению. Её накачали наркотиками.

И она находилась одна многие часы в кромешной тьме, парализованная, со страхом наедине.

Я закрываю лицо руками. Пальцы впиваются в череп.

– Все кончено.

Я повторяю это про себя. Снова и снова. Меня трясет, остатки адреналина все еще выходят из организма.

– Все кончено. – Голос Эдди следует за моим.

Поднимаю голову. Он стоит передо мной, засунув руки в карманы пиджака. Воплощение удовлетворенного прокурора. Он занимает место рядом со мной.

– Как ты получил пропуск?

Он пожимает плечами.

– Работая в офисе окружного прокурора, проводишь много времени в больницах. Медсестры здесь меня любят.

Я понимающе киваю, безуспешно пытаясь улыбнуться. Это больше похоже на неловкую гримасу. Я пытался.

– Тебе не обязательно завтра давать показания, – успокаивающим тоном говорит Эдди. – Оставайся с Портер. Я поговорил с отделом особо тяжких преступлений. Транспортировочный контейнер был связан с одним из предприятий Шейвера. У нас достаточно доказательств, чтобы повесить его.

Я испускаю протяжный выдох. До суда, кажется, миллион световых лет.

– Что думает Миа?

Его рот сжимается в тонкую линию. Не очень убедительное выражение.

– Миа думает, что есть еще пара присяжных, которые колеблются. Я не понимаю, но она мозг операции с присяжными.

– Мать наркомана и учитель истории.

Эдди вздыхает.

– Эти двое. Может из-за подростков. Оба имеют дело с детьми, поэтому появляется некое остаточное, защитное.

Пораженно изгибаю бровь.

– Миа влияет на тебя. Может, вам двоим стоит почаще работать вместе?

Легкий намек на румянец появляется на его лице.

– Она великолепна. – Он прищуривается. – Но не заводи эту тему.

Я смеюсь, удивляя себя. Моя нейропластичность снова проявляется. Способность ума адаптироваться перед лицом бедствий поражает. Либо это, либо проводку в моем мозгу закоротило.

Такое может быть от стресса.

Лицо Эдди становится серьезным.

– Как она?

Я наблюдаю, как медсестра едва не тащит мужчину, пытающегося покинуть отделение скорой помощи. И позволяю себе раствориться в сцене.

– Она поправится, – говорю рассеянно. Я протираю глаза. – Тридцать один час. – Именно столько времени Портер просидела в контейнере… в ожидании. Умирая. Медленно, шаг за шагом.

Эдди похлопывает меня по плечу.

– Она сильная. И скоро в суде снова будет надирать мне зад.

Работа. Вот на чем мне нужно сосредоточиться, по крайней мере, до тех пор, пока надзирательница-медсестра не разрешит мне увидеть Портер.

– Что еще я могу сделать по этому делу?

Это не вопрос, это утверждение. Скорее мольба. Я умоляю Эдди впустить меня, дать работу. Перемена ролей для нас, которая на мгновение лишает его дара речи.

– Йен. Ты все сделал. Ты что, не понимаешь? Из-за тебя Шейвер навсегда останется за решеткой.

– Это все еще зависит от присяжных.

Он рычит.

– На этот раз позволь мне позаботиться об этом. Миа прикрывает тебя.

– Как защита относится к появлению всех этих новых улик?

– Смигел требует отдельного судебного разбирательства. – Он поднял руку, чтобы остановить меня. – Но даже если судья О'Хара встанет на сторону защиты, мы победили. Будь то этот суд или следующий. Он идет на дно.