Эдди подходит к свидетельской трибуне и опирается на нее руками.

– Доктор Уэст, во время ваших встреч с мистером Шейвером, он угрожал вам или мисс Ловелл?

– Да, – отвечаю я. – В частности, после того, как я обнаружил, что мисс Ловелл исчезла из своей квартиры, во время моей второй встречи с мистером Шейвером, – и я перефразирую, – он спросил меня, как я вижу свой кубок, – я смотрю на Шейвера, затем на присяжных, – вижу его наполовину полным или пустым, поскольку мой ответ определит, будет ли жить мисс Ловелл или нет.

Ужаса на лицах присяжных достаточно. Это выражение, которое я хочу; эта эмоция гарантирует, что Шейвер не уйдет свободным человеком.

Эдди кивает мне.

– Благодарю вас, доктор Уэст. Вопросов больше нет.

Судья О'Хара не может удержаться и качает головой, давая Смигелу указания относительно перекрестного допроса.

Я расправляю плечи, набираюсь смелости, когда адвокат наводит на меня прицел и подходит. О, тролль хочет опустить меня. Это будет весело.

– Доктор Уэст, разве не правда, что психологи обязаны держать свои сеансы с пациентами в секрете? – спрашивает Смигел.

Итак, он собирается использовать этическую карту, чтобы попытаться дискредитировать меня.

– Правда, – отвечаю я, – за исключением случаев, когда суд санкционировал оценку и угрозы причинения вреда психологу.

Смигел хмурит брови в тяжелом раздумье.

– Во время вашей недавней встречи с мистером Шейвером вы напали на него?

Наступает ожидаемая пауза, когда судья и весь зал суда готовятся к возражению со стороны прокурора. Но возражений нет. Это хорошая реалити-шоу драма прямо здесь. Кто хочет прервать ее?

Отвечаю в микрофон.

– Да. Совершенно верно. – Я поднимаю руку и сжимаю ее в кулак. – Я впечатал этот кулак прямо ему в лицо, когда он отказался сообщить мне, где находится Портер Ловелл, которую удерживают против ее воли.

Этично? Нет. Но присяжным плевать на этику. Они люди. Они живые. Они сочувствуют и отождествляют себя со мной. Что, если это был их любимый человек? Что бы они сделали? Одиннадцать из двенадцати захотят сделать то же самое, что и я, или даже хуже.

И дело не во мне, Эдди, Смигеле или судье. Все дело в присяжных.

Смигел знает это и, взглянув на присяжных, решает сменить тактику.

– Доктор Уэст, вы утверждали, что обвиняемый действовал по какому-то принуждению, связанному с его патологией.

Поднимаю бровь.

– Да, верно.

Он медленно кивает и продолжает.

– Теоретически, если это предположение верно, разве мисс Ловелл не была бы частью этой предполагаемой фантазии Таро?

Вижу, куда он клонит, и хочет, чтобы я оступился.

– В теории, но она не была частью. Позвольте объяснить...

– Понимаю. Итак, теоретически, по вашим словам, у нас есть патологический и дотошный убийца, который придерживается определенного метода, и вы говорите, что он сломал свой собственный МО? – Он смотрит на присяжных, вызывая сомнение. – По вашему опыту, как часто ритуальные преступники отклоняются от своего МО?

Сукин сын.

– Редко, но в данном случае...

– Спасибо. Так вот, мисс Ловелл – прекрасный адвокат. Однако, насколько вам известно, она выигрывала каждое дело, которое представляла?

– Я так не думаю.

– Значит, вполне возможно, что у мисс Ловелл есть недовольные клиенты. Кто-то, кто, возможно, был осужден за преступления с большими штрафами или отбыл тюремный срок из-за ее неудач?

– Вполне возможно.

Он идет за призрачным подозреваемым. Как правило, адвокат защиты пытается указать пальцем на другого возможного подозреваемого, чтобы вызвать обоснованные сомнения в обвиняемом. Если возможно, что кто-то другой организовал преступление, то возможно, что подсудимый невиновен. Поэтому сомневайтесь.

– И, насколько вам известно, где находился мистер Шейвер во время похищения мисс Ловелл?

– В камере суда.

Он кивает, довольный собой. Я бросаю взгляд на присяжных, чтобы получить быструю оценку. Им не нравится его самодовольство. Тем не менее, они открыты для рассмотрения фактов. Умные присяжные.

Смигел не сдается.

– Ранее вы утверждали, что у вас романтические отношения с мисс Ловелл. Это правда?

– Да.

Смигел начинает расхаживать перед свидетельской трибуной, продолжая свой адвокатский отрыв.

– По вашему опыту, романтические чувства вызывают конфликт интересов на рабочем месте? Скажите, ваши чувства к мисс Ловелл могут исказить вашу оценку обвиняемого или подстрекать вас указывать пальцем на обвиняемого без каких-либо веских доказательств?

Эдди вытягивается по стойке смирно.

– Протестую. Домысел и наводящий вопрос, Ваша честь.

– Поддерживаю. Позвольте свидетелю ответить на один вопрос, мистер Смигел.

– Прошу прощения, Ваша честь. – Он взмахивает рукой в воздухе, призывая меня ответить. – Могут ли романтические чувства затмить здравый смысл, доктор Уэст?

– Безусловно, – отвечаю я. – Позвольте мне ответить и на остальные вопросы. Когда речь заходит о Портер Ловелл, я становлюсь настоящим мужчиной. Признаю это. Я, очевидно, был влюблен в нее последние три года и слишком упрям, чтобы это заметить.

Женщина из присяжных глубоко вздыхает. Все могут посочувствовать тому, что я влюбленный болван.

– Но это не изменяет факта того, что я видел и знаю, – добавляю я. – Квентин Шейвер попросил о встрече со мной во время предыдущего судебного разбирательства, где он утверждал, что меня ждут неопределенные угрозы, если я, как экспертный свидетель, не объявлю его временно безумным. Затем он осуществил эти угрозы, когда Портер была похищена. Он подтвердил, что это он сделал с помощью доверенного лица, когда я столкнулся с ним.

Смигел внимательно наблюдает за мной.

– По вашим словам, все так. Психолог, который ради женщины, которую он любит, занимает позицию и нарушает этическую клятву, чтобы раскрыть сеанс пациента.

О, Смигел. Мы уже закрыли этот вопрос. Он думает, что, повторяя свою точку зрения, повторяя ложь, присяжные, которым становится очень скучно, будут колебаться.

Время для волшебного фокуса, чтобы разбудить их.

– На самом деле, по словам самого Шейвера. – Я лезу в карман пиджака и достаю оттуда упакованную в пакет карту Таро. Та-дам. Я поднимаю ее и переворачиваю, показывая записку, которую Шейвер засунул мне в карман во время нашей с ним драки. Я вкратце все объясняю.

Смигел практически переваливается через трибуну, чтобы попытаться вырвать пакет с уликой. Но я быстрее, и передаю его судье.

– Ваша Честь, я уверен, что помощник окружного прокурора хотел бы, чтобы это было признано доказательством. Я получил это послание от обвиняемого после моей третьей встречи с ним.

Смигел возражает, но судья О'Хара, после осмотра карты и записки, признает их уликами с оговоркой, что они должны быть оценены обеими противоборствующими сторонами.

Затем судья вмешивается в допрос.

– Что это за карта, доктор Уэст?

– Карта Таро «Пять Кубков», Ваша честь. – Я рассказываю судье О'Харе и присяжным о том, где она была обнаружена, и о признании Шейвера в том, что он передал мне карту через доверенное лицо. – До того, как мистер Смигел повел допрос в слишком быстром темпе, я собирался заявить, что нет, жертвой Шейвера была не мисс Ловелл. На самом деле, я был его предполагаемой жертвой.

Я встречаюсь взглядом с Шейвером. Его губы растягиваются в кривой улыбке. Его высокомерие не пошатнулось.

– Это мое, – произносит он одними губами. Я могу только предположить, что он говорит о карте. Он утверждает, что всегда возвращает карту в колоду.

– Не в этот раз, – отвечаю я.

Независимо от того, где я сижу, победив его по его собственным правилам, Шейвер все еще пытается запугать меня. Как будто фортуна, которой наделена эта карта, имеет какую-то власть надо мной. Но я с этим справился, не так ли? Я пошел по тропинке, пересек чертов мост, взобрался на гребаную башню. Я выиграл, придурок.