В меньшей степени, это так же помогает доверять клиентам. И таким образом я чту память о Мел в компании.

– Я хочу быть на стороне победителя, – говорит Шейвер, – и это значит быть на твоей стороне, доктор Уэст.

Погладь подольше мое эго, приятель.

– Ты не знал о телефоне Ренделл, – предполагаю я.

Он протяжно вздыхает. Я принимаю это за согласие.

– Слабых очень легко сломать. Я скорее отдам свою судьбу в твои руки, чем в ее.

Я это запомню. Нажимаю кнопку "Запись" и начинаю интервью.

Пробираюсь сквозь рутинные вопросы – дом, родители, отношения в семье, воспитание – на всё Шейвер отвечает предсказуемо. Должно быть, он вызубрил инструкцию, как стать безумным серийным убийцей.

Он отрицает любое насилие в семье. Говорит, что не наносил вреда животным в детстве. Он проявляет эмпатию и совершенно не показывает психопатических черт. Я искренне верю, что он может обмануть систему.

Последний вопрос.

– Зачем вы убили и изувечили Девин Тиллман?

Типичным ответом среднестатистического невменяемого убийцы был бы один из двух: отрицание или хвастовство.

Поскольку Шейвер по новой заявил о своей невиновности путем невменяемости, он не может с успехом отрицать убийство. Так что вполне логично, что он начинает вдаваться в детали, в подробности, чтобы вновь пережить убийство. Даже признаться в других убийствах, если так осмелеет.

Многие убийцы завышают число своих жертв. После того, как их поймали и посадили, количество убийств дает им власть в тюрьме. Также внимание прессы. Если собираетесь стать садистом-убийцей, то можете войти в историю.

Но вот тут-то и начинается самое интересное.

Шейвер отвечает:

– Не знаю.

Я заглядываю в свои записи.

– Что произошло вечером накануне убийства? – Я не буду преуменьшать, называя это инцидентом. Тем более в пользу тех, кто будет оценивать интервью позже, а не для Шейвера.

– Ты мне не поверишь, – говорит он.

– А ты попробуй.

Не моргая и не отрывая от меня глаз, он говорит:

– Я пытался ее спасти.

Ах. Вот и получил. Я ждал момента, когда Шейвер установит мяч для первого удара, раскроет, какой тип психопатии он пытается применить для своей защиты. Знаете, мне становится скучно, когда использую отсылки к гольфу.

– Пожалуйста, продолжай.

– Демоны съедали ее живьем изнутри, – говорит он. Он такой спокойный, такой рассудительный. Я убежден что, произнося эту речь, он верит собственной лжи. Он должен, чтобы передать этот уровень искренности с невозмутимым лицом. – Единственный способ спасти ее – освободить их, вырезать их.

Для широкой общественности внесем немного ясности: есть разница между психопатией и психозом. В то время как психопатия – это любое расстройство личности антисоциальной разновидности, психоз демонстрирует потерю реальности, как длительную, так и кратковременную, например, при кратковременном психотическом расстройстве. И обычно имеет главный стрессор, чтобы вызвать внезапное начало. Галлюцинации, бред, беспорядочное поведение – все симптомы. Удобно для Шейвера.

Видите ли, психопатия неизлечима. Но состояние психоза – не связанное с таким психическим заболеванием, как шизофрения (готов поставить на это деньги), можно лечить, корректировать. Есть шанс реабилитации с медикаментами и терапией и... сейчас будет самое смешное... в итоге излечиться. Вернуться в дикую природу.

Но как можно такое провернуть?

Придумать травму. Повреждение мозга.

Все что мне нужно сделать, это согласиться и не искать источник, и Шейвер получит сокращение срока и пребывание в милой психлечебнице, несколько рецептов, и досрочное освобождение, когда он будет признан вменяемым.

Но зачем мне это делать? Вот в чем вопрос, не так ли? Портер отстранили от дела, и единственной угрозой моей персоне была карта Таро на могиле моей покойной жены. Отправленная психопатом из-за решетки, который нападает на невинных женщин.

Я не вижу этого, мудак.

Я засунул руку во внутренний карман и охранник, о котором, признаться, я совсем забыл, делает шаг вперед.

– Просто карта, – говорю я ему, и держу так, чтобы он ее изучил. Затем опускаю ее на стол. – Шейвер, вы можете это объяснить?

Неуловимо. Берет карты в руки. Насколько далеко он хочет зайти?

Я наблюдаю за его лицом, ожидая увидеть, как раздуваются ноздри, расширяются глаза, узнавая, как подергиваются его губы, когда он пытается скрыть свое удовольствие от получения ответа от меня. Хотя вторжение в могилу Мелани и разозлило меня, я разыгрываю этот гнев в интересах Шейвера. Я хочу расколоть его, узнать его мотив.

– Это карта Таро, доктор Уэст, – просто отвечает он.

– Я вижу, – стучу по карте двумя пальцами. – Что я хочу знать, это что она значит для тебя?

Он подвигается вперед и тянется к карте, цепи царапают стол. Его пальцы благоговейно скользят по пластиковому покрытию.

– Когда я был мальчиком, в конце улицы жила старая цыганка. Дети смеялись над ней. Забрасывали яйцами ее дом. Прикалывались с дверным звонком, думаю, так называется это в Америке? Родители говорили нам держаться подальше, оставить несчастную старуху в покое.

Он переворачивает карту и передо мной появляется человек в плаще.

– Даже тогда, – продолжает он, – пока я не понял мир, я чувствовал ее присутствие. Знания того старого мира. Однажды она подошла ко мне, а дети разбежались, но я остался стоять. Она достала карту из кармана и приложила ее к моему лбу и сказала – Мужчина в плаще будет твоим спасением.

Я ощущаю, как меняется мое выражение лица, пока я смотрю на него. Я уверен, что выдаю свои догадки, поскольку он изучает меня так же пристально, как и я его, но мне все равно. Я полностью сбит с толку, является ли эта часть приукрашиванием его будущего заявления о бредовых состояниях, или это правда. В любом случае, я делаю быструю пометку проверить, жива ли еще эта женщина, а если нет, то, когда и как она умерла.

– Сколько тебе было лет? – спрашиваю я.

– Тринадцать. Возраст просвещения. – Его улыбка не коснулась глаз.

– Как ты думаешь, что она имела в виду?

Он пожимает плечами.

– Тогда, я не смог бы ответить. Только то, что я был особенным, и, вероятно, эта темная фигура в плаще, хотя мой юный мозг видел в нем супергероя в плаще, – усмехается он, – пришел за мной. – Он громко фыркает и садится прямо. – Или же Мрачный жнец.

А вот и раздутое чувство собственной важности, ребята. Наконец пролилась его истинная психопатия.

– Но он не мог быть Мрачным жнецом, если должен был спасти меня, – говорит Шейвер. – Я многие годы думал об этом, решив, что это метафора. Знаете, когда вы молоды, возникает этот определяющий момент? Что-то глубоко всплывает на поверхность? – Я киваю, чтобы он двигался к чертям дальше. – Для меня это была цыганка и ее пророчество.

– Вот почему ты стал изучать Арканы, – говорю я, подразумевая вопрос.

Он показывает зубы, не совсем улыбка или ухмылка.

– Да. Этот момент значительно повлиял на мою жизнь. Я научился читать карты, доверять их проницательности.

– И использовать карты Таро как инструмент для выбора.

Я огибаю линию безопасности здесь, делая вывод о процессе выбора жертвы. Но Шейвер достаточно умен, чтобы идти по ней. Он может дать мне правдивый ответ, не обвиняя при этом самого себя.

Он прищуривается.

– Я увидел Девин в картах, – отвечает он, следуя теме. – Я увидел ее боль. Ее страдания. Поэтому, когда она пришла ко мне, я не мог ей отказать. Я сделал для нее расклад, и тогда карты указали на демона внутри нее. Она вцепилась в свою кожу, умоляя об освобождении. А я просто...

– Сорвался? – предполагаю я.

Он медленно кивает.

– Я увидел себя... – он закрывает глаза. – Разрезающим ее плоть, вырезающим вокруг костей. Вскрывающим грудную клетку, чтобы добраться до ее сердца, потому что сердце – это то, что нужно освободить. Я чувствовал, как оно пульсирует в моих руках, но это было так, словно я смотрел со стороны, как во сне. Кровь... столько крови... на моих руках. Такая красная, как фигура на ее карте. Освобождение красного, освободило бы ее, и я не смог остановиться. Ее боль была заразительной. Я должен был это остановить.