Еще раз закат окрасил в пурпур пампасы, а сеньора Гальбергер все еще ожидала своих близких: и пропавших, и ускакавших на розыски. Один за другим уезжали люди с усадьбы, но никто не вернулся.

И теперь, устремив взгляд на окутанную мраком степь, она волнуется и плачет. Мрачная ночь представляется ей бездонной пучиной, поглощающей всякого, кто осмелится в нее погрузиться. Мгла сковала степной простор, и женщине кажется, будто невидимая рука набросила на пампасы густой покров, чтобы скрыть от ее глаз дорогих ей людей, быть может, уже заснувших вечным сном…

Так стоит она на веранде об руку с сыном, и оба напряженно вглядываются в бесконечную даль. Ничего не разглядишь в этом черном хаосе ночи, но мать и сын не покидают веранды. Сеньора в полном отчаянии. Не видать ей мужа и Франчески! Кто знает, вернется ли племянник… Раз и опытному и энергичному Гаспару не удалось найти пропавших, что может поделать мальчик – Чиприано? Наверно, всех их захватил какой-то могучий враг, и все они погибли, попав в одну и ту же ловушку!

Как ни томительны были часы ожидания, сеньоре Гальбергер предстояло нечто худшее… Но сначала ей довелось пережить минуту радости, мимолетную, как солнечный луч, последний перед грозой.

Внезапно собака, лежавшая у ног Людвига, насторожилась и с громким лаем бросилась во двор.

Мать и сын, перегнувшись через барьер веранды, устремили взгляд на черную равнину. Вскоре до их слуха донесся лошадиный топот, прозвучавший для них музыкой надежды.

К эстансии приближались всадники; с громким криком выбежала сеньора Гальбергер в сад и остановилась за воротами, у тына. Невдалеке чернели силуэты всадников. Людвиг еле догнал мать.

Увы, их было не четверо, а только трое!

– Это, должно быть, отец с Франческой и Гаспаром, – трепещущим голосом проговорила сеньора, – Чиприано, верно, разминулся с ними. Но и он скоро вернется…

– Нет, – покачал головой Людвиг. – Я узнаю белую кобылу Чиприано.

– Неужели отстал Гаспар?

– Не думаю, – печально ответил Людвиг, сразу сообразивший, что дурные предчувствия оправдались. – Едут двое взрослых мужчин, а вслед третий всадник – Чиприано.

Долго гадать им не пришлось. Всадники остановились у тына. Лунный луч осветил лицо передового: то был Гаспар, в его спутниках сеньора узнала мужа и племянника.

Окинув взглядом лошадей, она убедилась, что Франчески нет.

– Где Франческа? – воскликнула она. – Где моя дочь?

Молчанье… Гаспар поник головой, а сам Гальбергер застыл, как изваянье.

– Что это значит? – спросила сеньора, подходя к гаучо, а потом к мужу. – Где Франческа? Что вы сделали с моим ребенком?

Но муж не ответил ни словом, ни жестом, ни взглядом. Сеньора Гальбергер растерялась:

– Людвиг, что ж ты молчишь? Людвиг, дорогой Людвиг, отчего ты не отвечаешь! Ах, я знаю, знаю – она умерла…

– Не она, а он! – раздался над ее ухом шепот.

Говорил Гаспар, соскочивший с коня и приблизившийся к жене натуралиста.

– Он? Кто «он»?

– Увы, сеньора, – ваш супруг и мой хозяин!

– Может ли это быть… – И дрожащими руками сеньора обняла колени безмолвного всадника.

Мертвое тело, прикрученное к седлу, слегка покачнулось. Шляпа Гальбергера упала на землю, и бледный луч луны осветил землистое лицо и стеклянные глаза.

С диким криком отпрянула женщина и без чувств рухнула на сырую траву.

С диким криком отпрянула женщина и без чувств рухнула на сырую траву

Медленно тянутся часы. Снова близится к западу солнце, озаряя безбрежную равнину и зеленые пальмовые рощи. Великолепные олени и пятнистые косули неспешно бредут на водопой с обширных и спокойных пастбищ, почти никогда не оглашаемых конским топотом и лаем охотничьих свор. В Чако у оленей и косуль почти нет врагов, кроме темно-красной пумы и желтого ягуара, близких родственников льва и тигра – мощных хищников Старого Света.

Сейчас нам придется перенестись на лесную прогалину, расположенную в двадцати милях вверх по Пилькомайо, считая от становища тобасов, и, следовательно, милях в тридцати от усадьбы, еще недавно принадлежавшей Людвигу Гальбергеру. Не все домочадцы покойного остались в эстансии. Трое из них греются у костра, пылающего на прогалине. Один из них – сын убитого, другой – племянник. Нужно ли говорить, что третий – Гаспар-гаучо? С какой целью они покинули родной дом? Обстоятельства сами говорят за себя. Читатель уже понял, что друзья наши выслеживают преступников, убивших Гальбергера и похитивших Франческу.

Кто совершил злодеяние? Гаспар и юноши не могут ответить на этот вопрос и теряются в смутных догадках. Одно ясно – в черном деле участвовали индейцы. Следы, которые ведут вдоль берега Пилькомайо вниз по течению до притока, а затем сворачивают к месту преступления, оставлены индейскими лошадьми.

Но Гаспар не догадывается, к какому племени принадлежат эти индейцы. Впрочем, то была не единственная загадка, смущавшая следопытов. Среди множества отпечатков копыт они обнаружили следы подкованной лошади. Можно было предположить, что один из индейцев ехал на лошади, угнанной во время набега у белых колонистов. Но следы подков отпечатались на земле четырежды: самый старый след вел вверх по реке, самый, свежий – вниз по течению. К тому же он не обрывался на месте преступления, а шел дальше, по направлению к покинутому становищу.

Тот же след был найден на берегу притока, где совершилось убийство: он приводил к зарослям сумаха и продолжался по тропинке тапиров до роковой прогалины. Из всего этого явствовало, что всадник на подкованной лошади не только знал об убийстве, но даже принимал в нем участие.

Все эти подробности были открыты не юношами, а Гаспаром-гаучо. Но сделать из них выводы он не умел, так же как и его спутники.

После отъезда из эстансии трое путников только сейчас расположились привалом. А усадьбу они покинули незадолго до полудня, вскоре после похорон, состоявшихся рано утром: жаркий климат Парагвая не позволяет откладывать погребение.

Сеньора Гальбергер не задерживала мужчин дома. Она страдала не только как жена, но и как мать и сама отправила гаучо с юношами на поиски Франчески.

Нечего и говорить о том, с каким жаром принялись мужчины за поиски. Все трое готовы были пожертвовать жизнью, лишь бы вернуть Франческу.

До сих пор они придерживались следов похитителей, тщательно разбираясь во всех петлях и поворотах, «но плана действий еще не составили. Днем им было не до рассуждений. Но с наступлением темноты, когда поневоле пришлось прервать поиски, они улучили время для разговора. Между прочим, только сейчас они вспомнили, что следует позаботиться и о собственной безопасности. Негодяи, от рук которых пал Гальберберг, не остановятся и перед убийством его друзей…

И вот, устраиваясь на ночлег, путники действовали чрезвычайно осторожно. Костер они развели небольшой – лишь бы вскипятить мате, – да и тот разложили в ложбинке, чтобы не был виден издали огонь. К тому же как раз с той стороны, куда уводили следы убийц и откуда, следовательно, можно было ждать нападения, раскинулась пальмовая роща.

Прежде чем располагаться привалом, Гаспар тщательно осмотрел местность и, только убедившись в полной безопасности привала, принялся расседлывать коней, приказав предварительно юношам раскладывать костер.

Сидя у костра и поджидая гаучо, юноши разговорились о горестных событиях. До этого момента они не успели даже вдуматься в двойное несчастье. Людвиг не догадывался, кто были преступники; но у Чиприано были некоторые подозрения. Теперь он поделился ими с двоюродным братом.

– К убийству причастны тобасы, – заявил он.