Расплата с костром алым и болью настигла. Вершитель смеялся над потугами, а потом почувствовав, что связь между мной и Ростиславом ослабевает, взбеленился, стал тьму по углам собирать, из людей вынимал, награждая проказой или смертью. Проклятия сыпал, словно поле засеивал.

Старался погасить ведьмовской костер, в обычный его превратив. А иначе погиб бы Ростислав. Ведьмовской костер на заговоренном масле разжигается. Всю магию съедает, оттого ни трава не растет на этом месте, ни земля не обновляется. Пустота одна.

— Я посмотрел на вас с Владленой, в облике мальчика, испугался. Зашептал заговор, а он, видимо со злостью освобожденного бога смешался, да в проклятие вылился странное. Не пойду, как снять.

Слова эти, как удар плетью по телу оголенному.

— Существует ли единый бог? Теперь сомневаюсь. Это вершитель вел к тебе, чтоб от оков освободиться. Внешний источник своей силы искал, чтоб зацепиться, как за маяк. И чем чаще я с тобой и Владленой время проводил, тем больше силы и воли бог получал.

Дарк мое настроение, заметив, утешать начал:

— Ключи Вершителю нужны! Тогда снимет он проклятие свое. Я раньше думал, что у любой магии срок имеет, но если божество вмешалось, тут время не поможет.

— Зачем они богу? — взволновано спросила служителя.

— Чтобы между мирами живых и мертвых, людей и богов спокойно перемещаться. Чтобы в любой момент в человека превращаться либо животное, — Даркирий, поведав это, замолчал.

Раньше думала, что боги способны на такие вещи без усилий, но оказалось, что у мироздания свои законы. Не могут они меняться по чьей-нибудь воле.

Сон не шел, сколько не пыталась заснуть, мыслями к Владлене и снятию проклятия возвращалась. Сердце болело, душа металась в отчаянии, но самое страшное что выхода я не видела. Помочь божеству, которое не пожалело ради достижения призрачной цели собственных потомков, страшно. И что будет, когда он человеком станет, какие дела совершит. На благо ли они будут? Агафья учила, что Вершитель и его служители нейтралитет держат, как и молящиеся, но на деле оказалось все по-другому. Одни вели негласную войну против других.

Перевернулась на спину и стала звезды рассматривать. Вспомнился тихий летний вечер, когда Ростислав у Агафье засиделся. Выпили они тогда не мало, пьяница леший позавидовал бы. Язык у колдуна развязался, а слова, которые из уст сладким медом полились, душу радостью наполнили.

— Нравятся мне золотые волосы Катерины, которые с солнечными лучами в красоте соревноваться могут, и глаза голубые, как небо весеннее. Фигура взору приятная, губы алые…

— Полно, окаянный маг! Ишь прозрел он! Язык прикуси! И не смущай девчонку! — Агафья рассердилась, за шиворот мага схватила и из избы выставила, сплюнув под ноги напоследок, чтобы дорогу к ее порогу в ближайшие пару дней позабыл.

Долго потом ведьма разговоры вела о том, что у колдуна язык без костей. Что маг одну ложь говорит, словно сухие листья по дороге метет, и веры нет проклятому.

Время шло, а Ростислав в доме ведьмы не появлялся. Забеспокоилась старуха. Стала приговариваться часто и мужчину поминать.

— Не уж что переборщила?! — Сетовала на свои слова, которые мага по лесам и степям пустили побродить.

А когда явился с растрепанными волосами и порванной одеждой черный маг, взвилась пуще прежнего. Кричала да вон выставляла, а я ненароком замечала, что беспокойство Агафьи улетучилось, так, для порядка шумит тетушка.

Шорох со стороны, где лежал Даркирий, вырвал из пелена веселых воспоминаний. Мужчина поправил одежду, не взглянув в мою сторону, и отправился в лес. Забеспокоилась, следом подорвалась. Но на ровном месте споткнулась и упала, ногу слегка подвернув. Пока растирала болящее место, служитель из виду исчез. Подумав, лечь обратно хотела, нога гудела неприятно. Но любопытство сон, как рукой, сняло.

Осторожно пробираясь через терновые кусты, услышала голоса. Разговор доносился со стороны, куда Дарк дежурить Ростислава отправил. Спор велся на повышенных тонах, оттого интерес вызвал жгучий. Мужчины под осиной расположились. Начало я не слышала, но беседа обо мне велась.

— Зачем целовал?

— Тьма повелела. А когда понял, что оторваться не могу, испугался. Словно привязался к ней, мог птицей обернуться и смотреть часами над тем, как она набивным куклам косы плетет или с Влади в прятки играет. Бывало в углу спрячусь в облике сестры ее, а когда найдет, обниму, приласкаю. Но со временем начал понимать, что чем дальше от Катерины, тем слабее притяжение. И понял главное, что чувствами к простой деревенской девочке не зря воспылал. На то причина имелась, которая имя носит Вершитель. Он эмоции подогревал, чтобы поскорее от оков освободиться.

— Тьма говоришь? Вершитель? А может, ради забавы колдовской приходил в дом Агафьи? — Даркирий не унимался, моему сердцу боль причиняя. А Ростислав отрицать очевидного не стал.

— Да. Когда первый поцелуй на Катерину не подействовал, не поддалась она влиянию колдуна, во мне гордость взыграла. Я второй раз попробовал, заодно и общению с черными магами научил малышку. Но снова оплошал, вместо глаз завороженных, страх и обиду увидел. Ох, злость сердце мое обуяла. Стал время от времени наведываться к ведьме лесной. Агафья гостю сперва не обрадовалась, а потом примечать стала. Скучно жилось женщине, помнила дни развеселые, когда людей одним взглядом губила, молода была и сил полна ведьма. Но речь не о том.

Со временем понимал начал, как меняется девочка, девушкой становится. Коса, словно пшеничный колос, ниже колен золотом отливается. Глаза, как полевые васильки, манят и завораживают. Окунулся во взгляд, ко мне прикованный, потерялся в глубине драгоценных очей. Головой тряхнул, прогоняя чувство странное, которое к Катерине влекло.

Подарками девушку осыпал, а она нос воротила. Не по душе дары черного мага оказались. Избы спалил, да пепел к ногам бросил. Плакала. Деревенских подружек злых уму разуму научил. Плакала.

Заметил интерес к себе после разговора с Агафьей, которая утверждала, что голову я вскружил невинной дитятке. Угрожала расправой, коли обижу. Смех один. Что простая ведьма черному колдуну, который бога в теле собственном заточил, сделать может?! Но недооценил старуху, как и Вершителя. Не на шутку он разыгрался, перед памятным костром.

Ростислав замолчал, но я знала, о чем маг вспоминает. В ту ночь, словно я, ни я была, сама к колдуну потянулась. Волю страсти дала, распустила косу. Покраснела за поступки совершенные в прошлом.

Рядом сова аукнула, вздрогнула. Сильнее за дерево спряталась, боясь внимание лишнее привлечь. Одну руку в кулак сжала, другой выступивший пот со лба стерла. А между тем колдун рассказ свой продолжил:

— Тетушка не простая у девчонок была, как и сами племянницы. Поведала Агафья мне тайну одну, чтобы попытки привлечь девушку оставил. Заключенная в девушках сила черным пламенем отливалась, колдовское начало носила, оттого не поддалась Катерина на очарование магическое. — Ростислав вздохнул, голову запрокинул, на небо засмотревшись. — Не знаю, правду ли ведьма открыла, что девушки — дети тьмы, их души пропитаны темнотой и несут в себе бездну. А Марьяна предсказала задолго до встречи с Кати, смерть в костре ведьмовском от рук предвестника темного.

Дарк задумчиво посмотрел на звезды, повторяя движение мага, словно хотел отыскать ту самую звезду, что Ростислава привлекла, и сказал:

— Помнишь, у черных колдунов поверье есть: если первый поцелуй и ночь украдешь, то дева твоей станет. А если не поддастся, то учесть к магу перейдет. Сгниет душа черная от неразделенного чувства.

Ростислав глаза на служителя перевел, а в слух прошептал, как молитву:

— Кто с тьмою поцелуется и тело в ее черный омут окунет — век под венцом тьмы ходить будет.

Лес зашумел, ветер разгулявшийся крону деревьев к земле клонить начал, словно шаман из древних легенд, бурю призывая.

— Но то слова, которые мало что значат теперь, — не унимался колдун. — После того, как почувствовал горький привкус лжи на губах Катерины, с лесной ведьмой разговор непростой затеял. Было накануне утра, когда взвилось пламя и мое тело поглотило.