Разум выводит результаты каждой стадии проекцией в воздухе лаборатории, чтобы каждый мог оценить и проверить. Похоже на все предыдущие, лучше, и больше они смотрят на саму трубку – в прошлые разы органика сползала жженым куском; в этот держится крепко.

– Да, гораздо лучше, – соглашаются они с Дхавалом одновременно.

– Без примерок мы дальше не продвинемся. Доработаем потом.

– Совместимость и так почти на шестидесяти пяти, – фыркает Чи, и он справедливо считает свою работу безупречной.

Этого недостаточно, и Жан повторяет:

– Доработаем потом. Этого мало.

Они еще какое-то время рассматривают и обсуждают результаты – каждый ведет свои записи, Ремидос об органике, Дхавал об общем строении, Чи о пластике и металле. Жан наблюдает за прибором, и тот перестает хныкать.

Когда они выходят из лаборатории медотсека, прибор идет за ними сам, без толчков манипулятора. Возможно, ему настройками запрещено оставаться одному. Они посылают Разуму свои выводы и гипотезы, записывая в общее знание; они были тысячи раз в каждом переходе своего дома. Они не сразу замечают, как прибор перестает издавать звуки, как идет всё медленнее. Манипулятор едет медленнее с ним и подает сигнал, отстав. Только тогда они оборачиваются.

Прибор еще не был в этой части станции, и у Ремидос есть гипотеза о том, что в нём ведется постоянная запись – он запоминает места.

Стены в этой части станции прозрачные, от потолка до пола пропускающие свет.

Прибор идет медленнее шаг за шагом, останавливается совсем и прижимается к пластику окна.

За стеной виден сад.

В саду нет ничего необычного – небо, деревья, цветы, но прибор вглядывается так старательно, словно от этого зависит его существование, словно темная материя проникает и в него; тоже. Возможно, его датчики иначе воспринимают прозрачный пластик, но – это трусливая гипотеза.

Их создание смотрит на небо.

– Дж'эан, – мычит оно, прислоняясь к прозрачному пластику.

Это уродливое, комканое подобие слова, вылетающее из полупустой мокрой щели.

Создание говорит, и оно зовет Жана по имени.

Ремидос становится гадко так сильно, что подгибаются ноги, что она сама прислоняется к прохладе стекла. Амун подхватывает её за локоть, не давая упасть. Амун смотрит на неё с усмешкой.

– Он хочет наружу, – Жан понимает.

Так и есть, конечно, так и есть, и Ремидос заставляет себя стоять прямо.

Никто из них не может её осудить – она знает об органике больше прочих.

– Я не уверен, что на улице правильная пропорция кислорода и других газов, – говорит Дхавал с сомнением. – В помещении баланс точно соблюден, точно подходит существу, раз оно выжило.

Ремидос кивает на взгляд Жана, соглашаясь с инженером – органика очень хрупка, в прибор вложено слишком много сил и надежд, чтобы рисковать им так. Жан нажимает различные участки руки, отдавая распоряжения Разуму, хмурится, подтверждая команду, и поясняет:

– Я возьму кислородную маску и пойду с ним.

Дополнительные манипуляторы появляются через секунды – Разум заботится о них. Быстрым касанием шприцов к шее все получают успокоительные инъекции – даже Жан, он подставляет шею торопливо. Только после этого ему выдают кислородную маску – маленькую, модифицированную, как раз размера прибора.

Жан на миг прикрывает глаза – всего на миг, но он человек, даже ему нужно решаться. Поэтому Ремидос всё еще не умеет с ним спорить. Дхавал переминается с ноги на ногу, и ему делают вторую инъекцию. Жан подходит к стене и прикладывает ладонь, открывая. Стена отъезжает в сторону, и они чувствуют легкую прохладу и слегка изменившийся состав воздуха.

Прибор стоит на месте – то ли ему нужно много времени на обработку информации, то ли – просто не понимая, что случилось. Он тянется рукой – отростком – туда, где был пластик, и падает, не найдя опору. Он не визжит. Он встает и смеётся.

Этот звук нельзя назвать ничем, кроме смеха, и от этого жутко. Создание падает через несколько метров, выбежав на улицу, но будто не замечает этого – оно встает, смеётся и бежит снова, жадно касаясь травы и деревьев. Жан идет следом, внимательно следя за прибором и держа наготове кислородную маску – но вряд ли она понадобится.

Ремидос выходит за ними, от яркого солнца и непривычного чувства у неё жжет глаза.

Утром она находит белую полосу на своем левом запястье.

Капсула для создания должна стать космическим кораблем. Она уже вычищена изнутри – манипуляторы постарались, отдирая куски органики от стен – и её гладкие металлические своды радуют взгляд Чи. Внутри яркими полосами размечены места для необходимых приборов-дополнений: серым – аппараты связи, зеленым – жизнеобеспечения, синим – для простейшего научного анализа.

Установлен пока только один – занимающий явно больше предназначенного места куб с рядами растений и жидкостей, и Дхавал поясняет:

– Генератор кислорода, пока опытный образец. Подобные есть на космической станции древних. Мне нужно уменьшить его в несколько сот раз, чтобы уместить сюда, – Дхавал не выглядит расстроенным, это его стихия.

Ремидос не многое понимает в космических аппаратах, и видит вместо этого другое – место, где было создано их существо. Она вспоминает, как готовила этот проект, как загружала и проверяла с Разумом все начальные настройки, и не понимает – как. Как это могло произойти.

– Что насчет ракеты? – Гонзало спрашивает.

– Еще не идет речи о ракете, с ракетой проще, – отмахивается Дхавал, проверяя что-то в генераторе кислорода. – Древние запускали в космос сотни ракет.

И двигатели, и ступени придуманы до них, и капсула для существа – прибора, их надежды, их глаз и органов всех других чувств, больше, чем они могут уловить – единственное, что важно. Жан обходит очищенную капсулу по периметру – на самом деле, он тоже не слишком разбирается в космосе.

– Зэмба, ты связывался с космонавтами? – он спрашивает.

– Конечно. Я отправил им размеры нашей капсулы, они посмотрят, на чем это запустить, – Зэмба хмыкает и качает головой. – В целом, они очень скептичны.

– Неважно.

Жан вздыхает, ему с каждым днём все труднее дается самоуверенность.

Они продолжают осматривать капсулу, и не то чтобы сильно уверены в успехе. У них больше нет выбора. Чи рассказывает им о материале, который будет задействован для внешней оболочки, когда вдруг звучит сирена.

Команда давно не знает, для чего был создан этот звук, но знает инструкции – бежать; без паники; Разум высвечивает красные стрелки вместо зеленых, указывая путь. Стрелки ведут в сад.

Снаружи нет стен, нет указателей, но дорогу найти просто – они слышат сигналы и жужжание растерянных манипуляторов. Манипуляторы кружатся вокруг чего-то на земле, и Ремидос знает, не видя. На земле лежит их прибор. Касим прибегает первым и отшатывается, Гонзало – вторым – но встает перед ним, не ближе.

Когда добегает Ремидос, она понимает, почему.

Прибор лежит в непривычной, скорченной позе, и трава вокруг него пропитывается его густой, темно-красной субстанцией – той, что, по гипотезе Ремидос, заменяет ему все жидкости охлаждения, смазки и проводники. Его отросток – его нога – сломана, испорчена так очевидно, что безнадежно, что Дхавал отшатывается, добегая, что Чи отворачивается и жмурится, что Ремидос смотрит и не может отвести взгляд.

– Он упал, – тараторит Касим, просматривая запись Разума. – Пытался забраться на дерево, но что-то случилось, и он лежит здесь, и манипуляторы даже не трогают его, и…

– Уйди, – Жан обрезает.

Из ноги прибора видны мягкие, белесые, покрытые склизкой жижей трубки, отдаленно напоминающие людские экзоскелеты. С них свисают куски органики – плоти, мяса, гниющих кусков будущего распада. Это органика, и Ремидос берет себя в руки и произносит:

– В медотсек. В капсулу для регенерации.

Манипуляторы жужжат взволнованно, кружатся, не слушаясь команды, и не касаются прибора, даже когда Ремидос прикладывает к виску пальцы, усиливая сигнал. У них нет времени – даже встроенный сканер показывает отчетливо, повреждения всё необратимее с каждой секундой – и Жан опускается на колени и берет прибор сам.