– Хватит?

– Да-да, – бросил он. – Больше не нужно.

– Вам что-то не понравилось? По-моему отличная работа, да, ребят?

Группа рабочих, которые в этот момент занимались делёжкой пачки сигарет, покорно кивнули.

– И не будем мы ничего переделывать, и аванс, – бригадир обтёр руки о штанины, набираясь храбрости, – аванс мы не отдадим. Столько работы!

Том с улыбкой остановил подсчёты потраченной краски и побелки, достал из кармана кошелёк и отсчитал необходимую сумму.

– Вот, будем считать, что вы всё закончили.

Рабочие окружили бригадира и с интересом наблюдали за передачей денег.

– Но… – молодой парень окинул каждую купюру расчётливым взглядом и всё же произнёс, – … второй этаж. Мы даже не принималась. Там голые стены… неправильно это.

– Больше не нужно, как-нибудь в другой раз, – неспешно, словно греясь на солнце, произнёс хозяин дома. – Только помогите мне передвинуть этот стол, и вы свободны.

Огромный предмет мебели, будто вырезанный из цельного ствола дерева, достался Тому от отца, и мужчина им очень дорожил. Спустя столько лет столешница, кажется, до сих пор пахла дешёвым табаком и готова была унести в вечность прикосновения его рук, покрытых мозолями. Сбитые края напоминали о том, как часто эту громадину передвигали из одной комнаты в другую под ворчание матери, которая больше всего любила свободу. Она бросала мужу «я ведь однажды сожгу это произведение искусства!», а он улыбался, глядя, как она бегает за рабочими, прикрывая дверные косяки от случайного удара.

«Любовь», – подумал Том про себя, прикоснулся к холодному дереву столешницы и нежно постучал.

В ту же секунду, будто эхом, такой же стук раздался в коридоре. Том обесточил дом, когда уезжал в последний раз, и электронный дверной звонок не работал. Кто-то нарочно постучал ещё сильнее.

Бросив беглый взгляд на плакат в коридоре, мужчина торопливо открыл дверь, и ключи со звоном упали на пол. В темноте придомовой территории было сложно разглядеть столь позднего гостя и, поднявшись, Том прищурился. Без приглашения женская фигура неуверенно шагнула в дом, и тёплый блеск её глаз показался мужчине ужасно знакомым. Он точно это уже где-то видел. В растерянности Том пропустил гостью вперёд, и она остановилась посреди коридора с невнятной улыбкой.

Нужно сказать, что новоиспечённый судья Фроззи никогда не умел разговаривать с женщинами: всё это выглядело как каламбур из вычитанных научных фактов и комплиментов. Он не любил их взглядов, будто познающих тебя изнутри, и улыбок, способных скрыть даже скорбь. Том не был исключением из тех мужчин, которым некомфортно рядом с женщинами, чья природа, как они считают, слишком отлична от мужской.

В этих размышлениях он захлопнул дверь и, щёлкнув рубильником, включил электричество. Два огонька глаз резко потухли в свете люстры, когда хозяин дома и гостья одновременно моргнули, привыкая к освещению. Когда Том широко открыл глаза, женщина стояла к нему спиной и рассматривала плакат. Он нескромно обвел её фигуру глазами, трепетно касаясь каждой линии тела, и ощутил, как в мгновение его дом стал Домом, в котором любят.

– Достаточно, что я люблю её, – ответил отец на вопрос Тома «О какой любви ты говоришь, если вы с матерью разбежались?».

«Достаточно», – повторил повзрослевший сын про себя.

Том не знал, с чего начать разговор. Он принялся перебирать в уме воспоминания, чтобы подсчитать, когда они виделись в последний раз. Но Надин не выдержала первая. Облокотившись о стену с плакатом, она будто бы скатилась вниз и опустилась на корточки, закрыв лицо руками. Том прекратил вести в голове бессмысленные подсчёты и безмолвно стоял рядом, заменив цифры на унизительные прозвища, чтобы придумать, как назвать себя в данной ситуации. Он будто бы смотрел на себя стороны и видел взрослого мужчину на пороге собственного дома, который молча смотрит, как любимая женщина тихо плачет. «Думаю, подойдёт…»

– …идиот, – вырвалось наружу.

– Я увидела твою машину возле Суда сегодня днём, – её голос преодолевал вакуум любви, прежде чем попасть к Тому.

Он кивнул. Для этого он и потратил время, чтобы пешком добраться до дома после долгой поездки на окраину страны. Он оставил машину возле Суда не из самых разумных соображений, а лишь для того, чтобы Надин узнала о его возвращении в Город. Только ради этого.

– Я не надеялась, что они вызовут тебя: слышала, что ты консультируешь сейчас на другом конце страны. Я и не думала, что они вызовут тебя… в этот дом… Почему?..

Он вновь кротко кивнул.

– …ты здесь… – она подняла красные от слёз глаза, и Том не выдержал, быстро подошёл ближе, опустился на корточки и чуть коснулся плеча, перед этим аккуратно убрав прядь каштановых волос.

Надин смотрела прямо, продолжала беззвучно плакать и задавать свой главный вопрос. Её грудь вздрагивала от приступа слёз всё чаще и чаще, пока она смотрела на молчаливого Тома, который так и не находил в себе ни слов, ни действий. Просто сидел напротив, не замечая, как начинают затекать ноги, и смотрел вперёд, как-то сквозь.

Он точно знал одно, что эта женщина ни с кем не позволяла себе быть слабой, кроме него, ведь именно их дружба подарила ей спокойствие в студенческие годы, дала силы, которые она так усердно направила на учёбу и семью. Дружба с Томом сделала Надин достаточно смелой, чтобы молоденькой девочкой уехать из дома и тайно выйти замуж за почти первого встречного. Это ведь он всегда учил её, что нужно делать то, что велит сердце, а не жить по своду обязанностей.

– 18 лет, – сквозь слёзы пробормотала женщина. – Том, ведь нам было 18, когда мы встретились на первом курсе…

Кажется, это был вопрос, но мужчина никак не мог разобрать её интонации.

– 18, – он не нашёл в себе большего, чем просто повторить вслух.

– Том, – она взглянула на недоделанную лестницу и вдруг с подозрением посмотрела на мужчину, сглотнув приступ слёз. – Этот дом… Почему они пригласили именно тебя?..

– Ты же знаешь, в Министерстве не предлагают ни одного шанса для отказа. Если бы я мог, я бы отказался… Но я не могу…

– Но всё же почему они вызвали именно тебя? Ты ведь консультант с отличной репутацией, – Том встал, размял ноги и отступил на шаг в глубь гостиной, – обычно они выбирают тех, кого не жалко, на чьё решение можно хоть как-то повлиять.

Он смотрел на Надин задумчиво, пытаясь прочесть мимику. Возле её глаз залегли глубокие морщины, которые только украшали лицо. Кажется, в ней всё было создано друг для друга. Её в меру широкие брови изогнулись в маске недоверия, но он читал в них страх. И отражение своей любви. Губы были чуть приоткрыты, чтобы легче дышать, и он ловил каждое их движение.

Когда Надин поднялась и гордо поправила свои густые распущенные волосы, Том испугался. Он не знал, приедет ли она к нему домой, когда увидит машину возле здания Суда, но уже тогда боялся, что наступит момент, когда ей придётся уйти. Это приближалось стремительно, и Том, струсив, внезапно шагнул вперёд и обнял Надин как-то неловко, что на миг её тело даже расслабилось от прикосновений, но только на миг.

Как бы он хотел, чтобы тогда в Университете она так же быстро всё поняла, как и сейчас. Так же воскликнула, вспыхнула, эмоционально говорила, но тогда дело было лишь в его любви к ней, а сегодня – в её любви к сыну. Несравнимо.

– Ты наш единственный шанс, Том, – она с силой сжала его ладонь, и он продолжал чувствовать её аромат так близко. Видимо, она пользовалась всё тем же парфюмом, что и в юности. – Они бы подкупили остальных, но только не тебя! Ты скажешь своё слово! Я тебе верю!

Он задумался. Министерство, правда, не смогло повлиять на него при помощи денег, но у них были другие способы влияния на людей, о которых они много знали. То есть на всех. Там работали и их бывшие одногруппники, которые прекрасно помнили о университетской влюблённости Тома.

– Чтобы ты знала, денег я не взял, – он отвёл глаза и уставился на маленькую царапинку в полу.