Лиз выглянула из-за двери шкафа, в который пыталась убрать свой плащ, и изобразила непринуждённую улыбку.
– Спасибо за подробности, всё в порядке.
Няня медленно развернулась и пошла к стоянке, загребая песок высокими сапогами. Её плечи возбуждённо поднимались и опускались, и она на ходу продолжала о чём-то говорить. Девушка прислушалась, но ветер быстро уносил звуки в океан. Хлоя очень редко говорила о своей семье, и последние слова смутили Лиз.
Где-то наверху хлопнула дверь, и Лиззи, наконец, оторвала взгляд от фигуры няни, уже давно пропавшей в сумерках. Она поёжилась от холода и бегло ввела код сигнализации на планшете, хоть её дом и был единственным в радиусе десятков километров, его охрана подразумевала обратное.
Когда Алан с рабочими устанавливали очередные «доспехи» дома, Лиззи громко хохотала, стоя у них над душой.
– Да от кого нам защищаться?!
Молодой человек из бригады подхватил её веселье.
– А вы не слышали, что в соснах вокруг вашего дома живёт лесной человек? Так вот от него…
В коридоре повисло молчание, и Лиззи взглянула на мужа, который смерил работника мрачным взглядом.
– А по-моему это смешно, – попыталась разрядить обстановку девушка и шутливо пожала плечами. – Пфф, лесной человек! – Она весело хихикнула.
– А по-моему нет, – голос Алана стёр с лица весельчака улыбку. Он молча уткнулся в инструкцию к сигнализации, продолжая чувствовать на себе холодный взгляд хозяина дома. – Охрана – это серьёзное и важное дело, Лиз, прошу, не мешай нам. Побудь с Дорой.
– С ней няня, им ведь нужно привыкать друг к другу, – недолго думая, ответила девушка.
Мужчина стоял спиной к жене и смотрел под ноги. Его широкие плечи вздымалась с каждым глубоким вдохом, которым он пытался себя успокоить, и Лиз напряглась.
– Думаю, нашей дочери нужно привыкать и к матери тоже, – изо всех сил мужчина попытался придать своему голосу мягкость. – Она совсем малышка.
Алан указал рабочим на коробку с проводами, которая стояла у стены, и повернулся к жене. Закатное солнце выделяло её стройную фигуру на фоне океана, и мужчина трепетно коснулся взглядом любимых линий женского тела. То лето выдалось особенно жарким, и Алан тылом ладони вытер пот со лба, собираясь с мыслями.
– Я тебя услышала, Ал.
Он дышал в ожидании пощёчины, когда подол её сарафана слегка колыхнулся, и девушка шагнула в сторону мужа. Мужчина так боялся посмотреть ей в глаза, что зажмурился, когда ноги, обутые в лёгкие сандалии, остановились рядом.
– Не буду мешать.
В тот момент она улыбалась, но он об этом не узнал. Лиз казалось забавным, что Алан затеял всю эту возню с охраной дома, но она прекрасно понимала, что это важно. Хотя бы для него.
В доме стало тихо, когда на окнах опустились последние жалюзи. Лиз продолжала слышать шум моря и быстрым шагом прошла в гостиную.
Большую комнату заливал искусственный свет и музыка, которую оставила Хлоя. Что-то инструментальное с отзвуками флейт и бубнов, кажется, так называются эти инструменты.
– Бубны, – повторила Лиз и улыбнулась. Как забавно!
К слову, это был один из немногих каналов с повторяющейся изо дня в день музыкой. Было ещё что-то про спорт, кулинарию и онлайн-шоппинг, но Лиз не любила ни то, ни другое, ни третье. Ей по душе был звук шторма, истерии моря, и, будь её воля, она бы никогда не закрывала эти плотные шторы. Наверху спала её дочь Ни, чей сон беречь было необходимостью и обязанностью, и Лиз с глубоким вздохом выглянула в окно, приподняв тяжёлую ткань.
– Доброй ночи, – тёмные волны разбивались о берег белой пеной.
Всё в этом доме было сделано во благо безопасности: охранная сигнализация, отсутствие новостных каналов, расположение вдали от автомагистрали и соседей. Целый день Лиз проводила в доме, перебирая книги или играя с дочерью, и только с вечерними сумерками выходила на берег и провожала далёкие огни уходящих кораблей. Девушка тихо прикасалась кончиками пальцев к воде без страха намочить подол платья или новый костюм, и задумывалась о том, как медленно и вальяжно тянется день. Алан называл это «безопасным» общением с внешним миром и считал важным для счастья жены.
Море было главной стихией и страстью Лиз Соло: ещё в самом детстве она украшала стены комнаты фотографиями и вырезками из журналов с морскими пейзажами, скупала постеры кораблей и мечтала, закрывая глаза от отцовского поцелуя на ночь, как однажды останется с морем наедине, покачиваясь в такт, танцуя под ветром, облизывая солёные губы.
И в ней взрастили невозмутимую целеустремлённость. Маленькую Лиззи с прекрасными голубыми глазами и белокурыми барашками волос научили верить и трудиться для достижения своей цели – именно этому советовали обучать детей те книги, что прочитали её родители, готовясь к своему первенцу. Меньше нежности, безостановочной любви, больше похвалы за поступки, больше гордости и восхищения. Последнее лучше всего получалось у отца, и Лиз всегда знала, что её мечты сбудутся, потому что он восхищался и ими.
Она получила всё то, чем были завешаны стены в её комнате. Большую белоснежную спальню с видом на песчаные дюны, балкон, где девушка читала по вечерам и завтракала утром, лазурные шторы, переливающиеся на солнце, и само солнце, которое сквозь стеклянные потолки попадало в каждый уголок её дома и согревало сердце. Но одно омрачало всё данное – она привыкла трудиться ради своей цели и теперь будто оказалась в точке невозврата, навсегда выиграв гонку, но так и не успела познать что-то важное в том неимении, которое ненавидела.
Сон Лиз прерывался каждое утро прикосновением маленьких нежных ладошек. Тихий голос шептал «мама», возвращая к будням, и девушка медленно открывала глаза, снова привыкая к новому дню и своей роли. Голубые глаза испытующе смотрели на неё из-под длинных ресниц, и, казалось, читали мысли.
– Здравствуй, – каждое утро Лиззи хлопала ладонью по прохладному матрасу, и маленькая девочка забиралась на большую двуспальную кровать.
Лиз запускала руки в её кудрявые волосы и закрывала глаза, вдыхая запах моря. Маленькая Дора опускала голову на подушку и пристально всматривалась в лицо мамы, пытаясь понять её настроение. Ребёнку, действительно, это было очень важно. Пожалуй, важнее всего. Если мама еле заметно улыбалась, то девочка принималась шёпотом рассказывать о своих, чаще выдуманных, снах, получая в ответ снисходительную улыбку, быстро слетающую с губ. Потом девочка спрашивала, поедет ли она сегодня с няней в Город, на что обычно не получала ответ. Но этот вопрос продолжал волновать её каждое утро.
Лиззи неосознанно завидовала тому, как часто малышке удаётся бывать в Городе, но она никогда не стремилась нарушить договор с мужем. В самом начале отношений Алан взял с Лиз Соло слово, что она не будет покидать Дом у Океана, который он ей обязательно построит, и девушка согласилась. Он исполнил её мечту, она – его. «Ты моя мечта, и я хочу, чтобы ты провожала закат у воды, гуляла в лесу, писала картины, в общем, наслаждалась жизнью, ни о чём не беспокоясь. А Город, – Лиз до сих пор помнила, как его передёрнуло от этого слова, – всего лишь скопление человеческих эмоций, которые могут тебе навредить… Ты моё главное сокровище, и я не хочу тебя терять. Поверь». Она поверила, тогда, да и сейчас, эта жертва не казалась ей существенной.
Но так как Алан редко бывал дома из-за своей работы, няня один раз в неделю брала Дору с собой в длинную поездку в Город. Девочка каждое утро уверенно загибала пальцы на руках в ожидании счастливого дня и ради этого научилась считать до семи, а в дальнейшем счёте просто не видела смысла.
– Не пригодится, – бросила она, оставляя няню над книгами в жуткой растерянности.
В долгожданном путешествии девочка прижимала свой вздёрнутый нос к окну машины и, закусив губу, провожала взглядом живописные заповедные зоны, шумные улицы города с вечно спешащими людьми и, наконец, дожидалась манёвренной остановки автомобиля няни у высокого дома, где жил папа.