«Я к ней не лез…»

Мик охнул, получив удар в бок: Кэл просто взмахнул крылом и сбил его с ног, как карточный домик. Недаром крылья считались главным оружием ангелов. Ими можно так огреть противника по голове, что его человек еще пару суток будет страдать от мигрени.

Мик перекатился на спину, сморщившись от боли. Его собственные крылья жутко хрустнули, когда он упал на них, в груди звенело от толчка. Он открыл глаза и тут же увидел над собой нависшего Кэла, словно чудище из страшного сна. Мик прикрыл лицо рукой, сквозь пальцы смотря на одноклассника. Он не видел, но знал, что его грудь и крылья сейчас пульсировали от боли, то становясь полупрозрачными, то снова возвращаясь в прежний вид. Это у людей начинает идти кровь, и появляются синяки. Их хранители в это время теряют частички своей сущности.

– Ты меня понял? – голос Кэла вернулся в прежнее, спокойное состояние. – Мы поговорим еще раз, если до вас так и не дойдет. Я имею в виду, тебя и Джека. Ах да, – он улыбнулся, но улыбка его совсем не красила, лишь добавляла жестокости лицу, – он же тебя не слышит. Тем хуже. Для вас.

Он подло пнул его в бок напоследок, а затем резко сорвался с места и взлетел вверх. Мик зажмурился от порыва ледяного воздуха, окатившего его, и услышал удаляющиеся голоса:

– Зачем ты это сделал? Почему ты не можешь быть выше этого?

– Успокойся, он не понимает по-другому. Я всего лишь хочу тебя защитить.

Фисифа ответила, но Мик уже не разобрал ее слов. Да и какая разница?

Он медленно поднялся на ноги, опираясь руками о холодное, жесткое облако. Тело болело сразу в нескольких местах и казалось еще слабее, чем обычно. Мик никогда не мог достойно ответить Кэлу, поэтому зачастую даже не пытался. Джек костлявый и легкий, как крыса, а Мик являлся его точной копией, и ничего с этим не поделаешь. Таких Кэл и Дейв сметали без усилий, одним ударом. Без сомнений верилось, что им ничего не стоило переломать им все кости при желании.

– Чтоб твой человек сдох, – прошептал Мик, смотря в ту сторону, в которую улетели его одноклассники.

У него не хватало сил и смелости даже на то, чтобы выкрикнуть пустое ругательство. Он мог только трусливо шипеть.

Начало января. Крошечный провинциальный городок, затерянный на западе страны, покрылся снегом и льдом. Ветер носился по нему из стороны в сторону, засовывая голову в трубы, распахивая окна, и завывая. По ночам становилось так холодно, что Джек просыпался и натягивал на себя второй отцовский свитер. Грелки у него не было – всё забрала мисс Мэри, которая перед сном еще разжигала камин в своей спальне и сейчас спала в поистине королевских условиях. Она знала, как много людей умирало зимой, простуженных от холода.

И ей будет все равно, если племянник не доживет до весны.

Ледяные порывы ветра очень больно толкали Мика в растянутое крыло, и ему было непривычно холодно. Ангелы не чувствовали температуру в полной мере, но сейчас он был побит, зол и расстроен, и мир словно подкинул ему еще один «сюрприз» в виде чувствительности к погоде. Он дрожал от холода, чувствуя, как тяжелеет в груди. Взмахи крыльев отдавались болью в лопатках.

А ведь день начинался так неплохо. Дождь, похожий на мелкий град, который тянулся весь вечер и всю ночь, к утру закончился. Сквозь вечные серые облака даже показался неясный силуэт белого солнца, запечатанного за плотными слоями туч. Сегодня выходной, не нужно идти на уроки, и можно было в полной мере насладиться отдыхом, найти себе занятие или выбраться на прогулку. Встретиться с друзьями в парке, праздно шататься в магазине пластинок, забиться в угол читального зала библиотеки или сидеть в кафе, медленно-медленно пить коктейль и рассматривать посетителей. Кажется, люди проводили свой досуг подобным образом.

Но не Джек Ронтер.

Вернувшись домой, Мик застал своего воспитанника в точно такой же позе, с точно таким же выражением на лице и ничуть не изменившимися мыслями в голове, как в ту минуту, когда он улетел от него. Джек растянулся на узкой, плотно заправленной кровати, неудобно повернув сползшую с подушки голову. Тонкие пальцы, сцепленные в замок, лежали на груди. Глаза были прикрыты, светлые ресницы слегка подрагивали. Он не дремал, просто пытался спрятаться от мира.

Комната, которую ему выделили, была создана точно специально для него. Тесная, неуютная, заставленная старой мебелью, от которой давно было пора избавиться. Небольшое окно, которое отлично продували сквозняки, с мутными стеклами и узким, кривым подоконником. На противоположной стене висело единственное украшение – маленькая, блеклая фотография родителей Джека, которых давно не было в живых. Здесь ощущался кислый запах плесени, а когда становилось теплее, из-под пола вылезали пауки.

Именно такую комнату Джек и заслуживал, по правде говоря.

Ангел медленно прошел от двери до кровати и остановился, сверху вниз смотря на своего человека. Качнулся с пяток на носки и обратно. Джек не шевелился. Зимой он постоянно болел – недостаточно сильно, чтобы взять больничный, но недостаточно легко, чтобы это не доставляло ему дискомфорта. Впрочем, его бледная, сухая кожа, запавшие глаза с темными кругами вокруг и потрескавшиеся губы были его неизменными атрибутами, в любое время года.

Отцовский свитер давно растянулся, тут и там торчали петли. Еще он был ужасно колючим, и сам ангел порой ежился, не в силах снять с себя то, что было на его человеке.

– Привет, неудачник, – хмыкнул Мик.

Джек никак не отреагировал на приветствие – связь между ним и его ангелом была так слаба, что Мик с трудом разбирал его мысли. А уж повлиять на его поступки, дать совет, поговорить – то, чем и должен заниматься хранитель, – было ему почти не по плечу. Кэл как всегда все верно сказал.

Но и что теперь, расстраиваться ему из-за этого, что ли? Мик уже давно привык относиться к Джеку как к глухому и слепому питомцу. Поговорить и покричать можно, только смысла никакого. Правда порой…

Ангел слегка тронул Джека за плечо, и его рука прошла сквозь человеческую плоть. Но веки подростка вздрогнули, он поднял их и медленно, тяжело вздохнул. Тонкие губы разомкнулись, голубые глаза – единственная приметная деталь в его внешности – недовольно оглядели комнату, будто он надеялся, что окажется в другом месте. Мик хлопнул его по плечу еще раз.

– Как насчет прогулки, неудачник? – поинтересовался он, слегка приподняв правый уголок губ в подобие улыбки.

Серый Город оправдывал свое название. Его прежнее, настоящее, имя давно стерлось из памяти старожил, и никто из ныне живущих здесь не смог бы сказать, как назывался и каким был этот глухой городишко когда-то. И тем более об этом ничего не было известно Джеку Ронтеру и его тетке.

Серый Город действительно был серым: все дома выстроены из камней цвета тусклого серебра – когда-то белых. Угольные дороги плутали, криво поднимались и опадали, и уводили за собой всё дальше и дальше, в бесконечный лабиринт улочек. Пепельное небо нередко закрывали тучи стального оттенка, и на черную землю лился платиново-прозрачный дождь. Серый Город словно постепенно растворялся в воздухе, превращаясь в тень, призрак настоящего города.

Его точно нельзя было назвать местом, куда стоило переехать в поисках новой жизни.

Но мисс Мэри считала иначе. Мисс Мэри вообще мыслила не так, как остальные люди. Вполне возможно, в ее глазах эта глухая дыра была идеальным городом, чтобы начать все с чистого листа.

Тетка Джека, старшая сестра его матери, ненавидела людей, шум и яркие краски. В любое время года она носила плотное, темно-синее платье с высоким воротником и длинной юбкой, остроносые туфли и шляпку с сеткой. Черные волосы стягивала и убирала наверх, от чего ее вытянутое лицо вовсе начинало походить на веретено. Мэри Фабстон никогда не улыбалась, но зато всегда и во всем находила недостатки. Не извинялась, не беспокоилась о чувствах других и думала в первую очередь о себе. Она также не терпела, когда Джек обращался к ней «тетушка», и принимала только обращение «мисс Мэри», стремясь показать, что не имеет с ним ничего общего. Джек втайне считал, что именно она свела в могилу его родителей, а теперь постепенно подталкивала к готовой яме и его.