Спустя почти два часа я все еще сижу в пустом коридоре, допивая десятую кружку противного кофе. Карен так и не появилась из операционной, где скрылась, кажется, вечность назад. Мне обработали мои сбитые руки, наложили пару швов на лбу. Я даже не заметил, что порезался. Мне кажется, что все мои чувства отключились в тот момент. Закрывая глаза, я все еще вижу разбитое лицо Бена Пэриша. Я практически убил его, но оставив его там, я определенно поспособствовал его кончине. Должен ли я чувствовать вину за это? Наверно, но я не чувствую. Становлюсь ли я плохим человеком от этого? Не знаю. Но точно знаю, что он заслужил то, что с ним произошло.

— Лиам Хендерсон?

Поднимаю голову и вижу перед собой офицера полиции. Коренастый мужчина с залысинами на висках и тонкими усами. На поясе закреплена кобура с пистолетом и дубинка. Я киваю ему, и он садится рядом со мной на скамью. От него пахнет луком и пережженным кофе.

— Чем могу помочь? — спрашиваю я.

— Мне нужно снять у вас показания. Вы были на месте аварии недалеко от Спринг Хилла?

— Да.

— Вам знаком некий Бен Пэриш?

— Да.

— А кем вам приходится Софи Пэриш?

— Это моя невеста.

Офицер кивает и, достав из кармана записную книжку, начинает что-то быстро записывать. А потом снова вонзает в меня свой соколиный взгляд.

— Знаете ли вы, что Бен Пэриш умер во время пожара? Его машина взорвалась после того, как слетела в овраг?

— Вы меня в чем-то обвиняете?

— Ни в коем случае, просто пытаюсь разобраться в ситуации.

— Тогда слушайте и записывайте, если хотите. Бен Пэриш годами мучил и избивал свою жену. А когда она от него сбежала, то не смирился с этим и продолжал искать ее повсюду. Но не от великой любви, знаете ли. И когда он ее, наконец-то нашел в этом городе, то решил похитить ее. А потом по своей дурости сам же чуть не убил ее. Так что я считаю, что он получил по заслугам. Я там был и еле вытащил оттуда Софи. Сейчас она на грани жизни и смерти и может потерять ребенка, который достался ей слишком дорого. Так что если хотите меня арестовать, то, пожалуйста, — я протягиваю ему свои руки, — а если нет, то проваливайте.

— Прошу прощения, — офицер выглядит сконфуженным и поднимается на ноги, — не думаю, что у вас будут проблемы с этим. И очень надеюсь, что ваша невеста выживет. До свидания.

Я ничего не отвечаю, лишь киваю ему и отворачиваюсь, давая понять, что разговор окончен. Слава богу, в этот момент выходит Карен. Выглядит она не лучшим образом, но чем ближе подходит, тем четче я вижу ее улыбку.

— Как она? — спрашиваю я, подбегая к девушке.

— Все в порядке, она жива и ребенок тоже, — кивает Карен, улыбаясь, — были небольшие осложнения, она потеряла много крови, но все обошлось.

Я уже не слушаю, что она говорит. Я стискиваю ее в объятиях, так сильно, что ей наверняка больно. Но я только сейчас понял, что все это время ожидания, я дышал с большим трудом. А теперь могу спокойно вздохнуть полной грудью.

— Спасибо, большое спасибо.

— Не мне говори спасибо, а хирургам, что с ней работали. Я просто была рядом с Софи.

— Я могу ее увидеть?

— Она в реанимации, придется немного подождать, но я могу отвести тебя к сыну. Сейчас он находится в боксе, который поддерживает его жизнь. Там он будет находиться, пока не наберет нужный вес. Но никаких угроз его здоровью нет. Так что не волнуйся.

— Тогда пошли, — говорю я, а у самого сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Я не перестаю улыбаться, пока мы петляем по узким коридорам. Когда мы приходим в детское отделение, в котором лежат новорожденные, на меня надевают халат с завязками на спине на подобии хирургического. Карен тоже надевает такой и протягивает мне медицинскую маску. В таком снаряжении мы подходим к небольшому боксу, в котором лежит мой сын. Я даже представить не мог, что дети могут быть такими крошечными. И вокруг него столько всевозможных трубочек, что, кажется, нет ни единого свободного места на его теле, к которому не был бы прикреплен датчик. Я подхожу к нему ближе, сажусь на стул, заботливо поставленный Карен, и пытаюсь сдержать слезы. Я испытываю огромное счастье, видя, что ребенок, которого я уже давно считаю своим, жив. Но к этому чувству примешивается и боль за него, и злость на Бена Пэриша, который подверг такому испытанию моего сына и Софи.

— Ты настоящий боец, малыш, — шепчу я сыну. Его глазки закрыты, и я гадаю, какого они цвета. Возможно, такие же лучистые, как у его мамы.

— Уже придумали имя? — спрашивает Карен, я и забыл, что она все еще здесь.

— Нет, никак не могли договориться. Мы думали, что у нас еще много времени…

— Ничего страшного, когда Софи очнется вы выберете подходящее, — Карен улыбается и, похлопав меня по плечу уходит, оставляя меня наедине с сыном.

— Да, малыш, мы все это представляли совсем по-другому.

Софи предложила мне присутствовать на родах несколько недель назад. Конечно, для меня все это было в новинку, но я согласился. Я решил, что должен быть с ней рядом в такой ответственный момент. Разделить с ней боль и счастье впервые увидеть нашего малыша. А получилось все так, что она еще даже не видела сына. Жизнь любит преподносить подарки и самое пугающее, что они чаще всего не слишком нас радуют.

Я остаюсь с сыном еще ненадолго, а потом незаметно для себя засыпаю. Усталость делает свое дело и полностью опустошенный, я отключаюсь. Мне ничего не снится, я просто провожу какое-то время в бездне. И просыпаюсь от того, что меня кто-то трясет. Протираю глаза, не сразу понимая, где нахожусь. Но увидев сына, все воспоминания мигом возвращаются. Я поднимаю голову и смотрю на Карен, возвышающуюся надо мной.

— Что случилось?

Я сразу думаю, что наверняка с Софи что-то случилось. Но расслабленное выражение лица не говорит, ни о чем плохом, и я расслабляюсь.

— Ты, кажется, неплохо выспался, — смеется она, а потом добавляет, — как и Софи.

— Она очнулась? — я тут же вскакиваю на ноги.

— Тише ты, не кричи, пойдем, — она выводит меня в коридор, где я избавляюсь от этого бесформенного халата и маски. — Она еще очень слаба, но уже в сознании и она звала тебя.

Мне хочется бежать к ней. Нужно убедиться, что она, правда, в порядке. Ощутить ее тепло и увидеть эту согревающую улыбку. Только тогда я смогу снова стать полноценным. Без Софи мне сложно представить свою жизнь. Теперь моя жизнь в ней и сыне. Они мое будущее.

Карен открывает дверь палаты, и пропускает меня вперед. Я тут же вижу Софи, лежащую на белых простынях и накрытую темно-синим шерстяным одеялом. Выглядит она уставшей. Кожа на лице кажется прозрачной. Губы пересохли и потрескались. А на виске небольшой порез заклеен пластырем. Я сажусь на краешек кровати и беру ее ладонь в свою. По сравнению с моей рукой ее выглядит такой хрупкой и тонкой, но она уже не такая холодная, и это меня радует.

Софи открывает глаза и улыбается, заметив меня. За моей спиной раздается тихий щелчок, и я понимаю, что Карен решила оставить нас наедине.

— Хочешь пить? — спрашиваю я, и Софи кивает. Беру стакан с водой с небольшой прикроватной тумбочки и подношу его к ее губам. Она отпивает немного и облизывает губы. Сердце кровью обливается, видя ее такой ослабевшей. Я бы с радостью поменялся с ней местами, перенял бы ее боль на себя, но, к сожалению это не возможно.

— Ты его уже видел? — тихо спрашивает Софи, сжимая мою ладонь. — Нашего сына.

— Да, дорогая, — подношу ее руку к губам и целую. — Он в порядке. Думаю нам нужно простить ему его торопливость. Он так хотел попасть в этот мир и познакомиться с нами.

— Да, он тот еще торопыжка, — тихонько посмеивается она, но потом ее лицо становится серьезным. Софи слегка приподнимается на подушках, и я вижу, что ей больно это делать. Я встаю и помогаю ей устроиться удобней. — Что случилось с Беном?

— Не волнуйся о нем, больше он не причинит тебе вреда, я обещаю.

— Он умер? — спрашивает она с надеждой в голосе, и я даю ей ее.