— Мам, я хочу выйти замуж.

— Нет, — засыпающая было мать широко распахнула глаза, оторвала голову от подушки. — За кого? Опять? Рано тебе. Рано. Не отдам. Не пущу.

— За Хораса, — успокаивая, Эльза погладила ее мягкую кисть, — он же нравится и тебе, и папе. Хорошая партия. Я выйду замуж, перееду к нему и тебя с собой заберу.

— Вот еще, — уже более миролюбиво фыркнула мать, снова откинувшись на подушку, — как я в чужой дом перееду, когда своя семья есть?

— С маленьким мне поможешь на первых порах, — Эльза притворилась радостной и возбужденной, словно идея и впрямь выходила чудесной со всех сторон, — а потом, может, и второй появится, опять помощь нужна. А потом еще что-нибудь придумаем.

— А няньки тебе на что? — теперь, когда Ольга перестала волноваться, ее глаза опять закрылись. Она по-детски причмокнула губами и, похоже, провалилась в дремоту.

Эльза поднялась, вышла из спальни и тихонько притворила за собой дверь. Даже если мама упрется и откажется от помощи, замуж все равно выходить надо. Ее с детства готовили к тому, что любовь к мужу придет постепенно, пусть и не в первый год брака, поэтому ничего ужасного тут нет. Страх в другом кроется. Надо из этого дома бежать. Может, хоть тогда ее бесконечный кошмар прекратится…

Димитрия могли сколько угодно вычеркивать из родовых книг и игнорировать упоминание его имени в разговорах со знакомыми, но он с лица земли не исчезал и никуда по факту не девался. И Эльза знала это лучше всех прочих. Ее постоянно преследовал его запах, даже если брат и не появлялся в поле зрения. Она чувствовала — он где-то рядом, он наблюдает за ней. Незримое присутствие, мучительное напоминание о постыдной тайне, связывающей их теперь. Иногда казалось, что она видит его силуэт у ограды, если вдруг среди ночи проснется и решит, не зажигая света, подойти к окну, как привыкла делать, скучая по Алексу. Порой, выезжая из дома или возвращаясь, Эльза была почти уверена, что кар Димитрия стоит в дальнем конце улицы. А еще…

С детства она привыкла молчать о поступках брата. Молчала — потому что успела убедиться: от Димитрия ее никто не защитит. Родители не могли с ним ничего поделать, и он с ловкостью обходил все их преграды в виде железной двери или других наказаний, на которые ему всегда было глубоко плевать. Однажды Димитрий чуть не убил младших, и никто не мог остановить его, пока он сам не передумал. Кто остановит его теперь?

Чтобы меньше бояться, Эльза сама придумала для себя выход. Все происходит не с ней — и точка. Она, настоящая Эль, ничем не отличалась от своих сверстниц: прилежно ходила на свидания с мальчиком, которого родители прочили ей в мужья, притворялась веселой и заинтересованной, собиралась с семьей за ужином, чтобы поделиться пустячными новостями, пилила брата-близнеца за то, что тот совсем отбился от рук и редко бывает дома. Хороший щит, крепкий, и им легко отгородиться от нежелательных вопросов и тем, на которые слишком сложно говорить.

О том, что происходит с другой, ненастоящей Эль, она старалась не думать. Та была нервной и дерганой, шарахалась от каждой тени, и в любом неясном силуэте ей мерещился старший брат. Как и в детстве, она стала засыпать с фонариком под подушкой, надеясь защититься хотя бы им. Глупая. Когда Димитрий все-таки появился в ее спальне, Эльза поняла, что фонарик здесь не поможет.

В ту ночь она проснулась, как от толчка, хотя на самом деле ее разбудил запах. Сквозь сон Эльза почувствовала присутствие старшего брата и тут же вскочила. Не сказать, чтобы сильно удивилась его появлению — с тех пор, как отец уволил амбала-охранника, пробираться в дом стало проще — но перепугалась достаточно. Слишком сильно довлели над ней образы прошлого, когда Димитрий точно так же прокрадывался по ночам и вселял в сестру ужас. Будто бы прошлое вернулось, и они снова стали детьми, одинокими в пугающей тьме на двоих. Конечно, повзрослевшая Эльза понимала, что рано или поздно брат все равно бы пришел, не зря ведь преследовал ее в последнее время… но почему так рано? Она надеялась, что успеет придумать, как избегать его и дальше. Чего он хочет от нее? Убить? Лучше б так, к этому варианту она, по крайней мере, морально готова.

Неизвестно, сколько он стоял там, в тени, в углу у самой двери. Димитрий умел ходить бесшумно, и от мысли, как брат шел по коридорам мимо комнат прислуги и безмятежно спящих родителей, шел со своей привычной холодной улыбкой на губах, а в его голове творилось нечто лишь ему одному понятное, Эльзу пробирала дрожь. Собственное сбившееся дыхание загремело в ушах, она невольно вжалась в подушки, когда брат шагнул к ней. Когда с едва различимым хрустом пружин под его весом просел край постели, Эль отдернула ноги, прикрытые одеялом.

— Боишься меня?

Голос у него был не злой и не насмешливый, не предвкушающий и не обиженный. Спокойный голос, констатирующий увиденный факт, и от этого Эльзу словно по рукам и ногам сковало. Тяжело дыша, она боялась даже моргнуть, пока безотрывно глядела на окутанную полумраком фигуру брата, сидящего рядом.

— Не бойся, — он мягко усмехнулся, — сегодня я постараюсь тебя не обижать. Я хочу поговорить с тобой, сестренка.

— Нам не о чем говорить, Дим, — Эльза набралась храбрости и впустила немного больше воздуха в легкие, чтобы дышать не так напряженно. — Я знаю, что тебе нужно и зачем ты пришел.

— И зачем?

— Кусай, — видя, что брат и впрямь не собирается нападать, она совсем осмелела и села на кровати. Демонстративно вытянула руку: — Хочешь снова делать мне больно? Давай. Кусай, я же знаю, чего ты хочешь.

Ведь нет никаких сомнений, Димитрию нужно именно помучить ее, а то, зачем он приходил в прошлый раз… это было не с ней и это ей показалось. Привиделось, как страшный сон.

— Больно? — вот теперь в его голосе зазвенели металлические нотки, сильные пальцы брата резко сомкнулись вокруг запястья Эль, будто наручники защелкнулись, и она тихонько охнула. — Все гораздо хуже, сестренка. Я хочу сделать тебе приятно.

Губы Димитрия, на удивление мягкие и теплые, коснулись пальца Эльзы. Поцеловав один, переместились на второй, третий… Он вел себя, как любовник, а не как брат. Как тот, кто трепещет в ожидании большего, но пока вынужден довольствоваться малым. Так делал Алекс, когда хотел Эльзу, но пытался сдержаться: нежно целовал ей руки, чтобы не впиться в рот требовательно и жадно. Она очень хорошо помнила те свои ощущения, и теперь воспоминания больно кололи в грудь. Даже у Алекса ей не попросить защиты. Не позволяя опомниться, Димитрий перевернул ее руку и с неожиданным порывом прижался к ладони щекой.

— Помоги мне, Эль. Я не знаю, на сколько еще меня хватит.

Таким он был всегда. Делал ей больно — и потом плакал в уединении своей комнаты от собственной боли. Издевался над ней — и тут же просил помощи. Сердце у Эльзы по привычке дрогнуло.

— Чем помочь, Дим?

— Не сопротивляйся, — брат поднял голову, и Эльза увидела, как лихорадочно сверкают в полутьме его глаза. Как у безумца. — Никто не пострадает, если не станешь бояться меня. Если разрешишь…

— Разрешу что? — от догадки во рту у нее пересохло.

Вместо ответа Димитрий осторожно, самыми кончиками пальцев потрогал ее губы. Лицо его находилось очень близко, и Эльза ощущала дыхание на своей щеке. По спине снова побежали мурашки. Собственное тело подсказывало ей что-то такое, о чем разум боялся помыслить.

— Помнишь, как мы были детьми? — проговорил Димитрий. — Ты любила меня, Эль. Думаешь, я этого не знал? Из них всех ты единственная по-настоящему меня любила. Я убить тебя хотел, а ты меня жалела. Ненавидел, а ты даже ненависть эту мне прощала. За что? Чем я заслужил твою доброту? До сих пор не пойму.

— Ты мой брат, — ответила она, едва шевеля губами.

— А что, если я люблю тебя… — он помедлил, — …не как брат?

Руки его, до этого нежные и осторожные, вдруг грубо стиснули ее плечи, Эльза дернулась в попытке вырваться, откинула голову, рот Димитрия прижался к ее шее, горячий язык лизнул кожу, а внизу живота отозвалось что-то непонятное и пугающее. Она упала на спину, отбиваясь от брата, он навис сверху, легко удерживая ее в стальной хватке. Повел носом от ключицы Эльзы к щеке, и все мышцы его сильного тела мелко дрожали от напряжения.