— Да. Я сказал все, как ты просила.

— Слово в слово?

— Конечно, дочь. Я же сразу объяснял тебе, что ничего из этого не выйдет…

— Что ты ему сказал? — только не плакать. Это какая-то ошибка. Ее тюфяк-отец наверняк что-то забыл или перепутал, и Виттор не понял намек, который Северина хотела до него донести. У них же был уговор. Небольшое соглашение, услуга за услугу, только и всего.

— Говорю же, произнес все слово в слово, — поморщился отец. — Что Виттор должен нам помочь. Что мы дадим за тебя хорошее приданое, если он согласится женить на тебе своего старшего сына. Что ты лично его об этом просишь. — Он вдруг встрепенулся. — Как будто твоя просьба повлияет на него больше моей. Дочь, будь моя воля, я бы не стал тебя за этого мальчишку выдавать. Про него говорят такое…

— Да понятно, что не стал бы, папа. Это мне сразу было ясно, — Северина в панике прошлась до двери и обратно. Этого не может быть. Если отец не врет, то почему Виттор не отреагировал? — Про меня тоже теперь всякое говорят, что с того? Мы с ним единственный вариант друг для друга, и вы, наши родители, должны это понимать. Твой друг чем-то объяснил свой отказ?

— Да, — отец глянул на нее коротко и недовольно, — Виттор сообщил, что в его семье… — он мотнул головой, собираясь с духом, — …в его семье нет и никогда не было использованных девок. В общем, поменьше проводи время с Эльзой. После того, что ее отец позволяет себе говорить о моей дочери, мы с ним не друзья. Руки ему первым не подам ни в общественном месте, ни наедине.

Северина слушала его, остолбенев от шока. Нет, ее тюфяк-родитель определенно что-то напутал. Все-таки не зря есть пословица: хочешь, чтобы было сделано хорошо — делай сам. Исправлением отцовских недоработок она и занялась, поехав якобы в гости к Эльзе. Поболтав с подругой, Северина дождалась, когда ее отец вернется домой, а потом без зазрения совести подловила его в коридоре.

— Вы обещали, — зашипела она прямо в идеально вылепленное равнодушное лицо Виттора, которого схватила за рукав, презрев все нормы приличия. — Вы обещали, что поможете мне, если я помогу вам с Эльзой.

— Ты как со мной разговариваешь, девчонка, — он стряхнул ее руку. — Радуйся, что ты с твоей-то репутацией до сих пор вхожа в мой дом.

— У Эльзы репутация была бы не лучше, если бы я не помогла вам, — вопиющее чувство обмана и несправедливости сдавливало Северине грудь. — Теперь я хочу замуж за вашего сына. И если не поможете, я…

— Что — ты? — холодной улыбкой оскалился Виттор, и она в который раз подумала, что они с Димитрием делают это одинаково. — Что, пойдешь и расскажешь моей дочери? Давай. Иди. Расскажи, как ты ее обманула, я тоже с удовольствием послушаю. Хороша подруга, ничего не скажешь.

Северина открыла и закрыла рот. Она не хотела терять Эльзу. Даже если правда выплывет, и подруга вернется к своему человеческому парню, уж ее-то, Северину, ни за что не простит. И останется она и без Эль, и без Димитрия, одна-одинешенька на белом свете.

— Молчишь, девчонка? — рассмеялся ей в лицо Виттор.

— Вам что, жалко согласиться? — как побитая собака, втянула голову в плечи она. — Димитрий же вам не нужен. Вы же его не любите. Эльза говорила…

— Ты что, не поняла? — с высоты своего роста он наклонился и навис над ней, в упор глядя в глаза. — Я понятия не имею, о чем ты толкуешь.

Вот тогда-то Северина, наконец, поняла. Она поняла, как сильно недооценила своего бывшего союзника.

— Скоро я получу доступ к управлению своими счетами, — мечтательно произнес Кристоф, провожая взглядом рыболовецкий сейнер, на закате идущий в порт, — куплю корабль с командой и отправлюсь через океан в Дикие земли.

Эта мысль не отпускала Криса с того вечера, как Ласка привела его в таверну и познакомила с рыбацким людом. С того вечера вообще многое изменилось. Город теперь принадлежал им двоим: его наземная часть, где любые двери открывались перед благородным лаэрдом, и подземная — вотчина замарашки с площади трех рынков, доступная лишь таким, как она. Два абсолютно разных, непохожих, противоречащих друг другу мира постепенно сливались воедино, и, гуляя по улицам с Лаской, Крис все больше в этом убеждался. Тогда ему казалось, что это именно слияние, а не столкновение, которое обычно случается с несовместимыми по природе вещами и ведет к неизбежной катастрофе.

По вечерам они любили бродить у реки, сидеть в каком-нибудь тихом уголке набережной на парапете, болтать ногами и беседовать ни о чем, и на этот раз тоже не изменили привычке. Закат расплескивал сиреневое и багровое по небосклону, в чистом прозрачном воздухе далеко разносились крики птиц, охочих поживиться рыбой. Крис так загляделся вдаль, что не заметил, как Ласка, которая примостилась рядом с ним и усердно давила пальцем муравьев, имевших неосторожность пробегать возле ее ноги, нахмурилась и оставила свое занятие.

— А как же я?

— А ты будешь ждать меня из путешествия, — Крис с улыбкой приобнял ее и удивился, когда она сбросила его руку.

— Вот ыщщо. Я что тебе, жына, чтобы ждать?

— Не "ыщщо", а "еще", не "жына", а "жена", — поправил он терпеливо, — повтори.

С тех пор, как Кристоф учил Ласку говорить правильно, речь у нее стала почище, но все равно не дотягивала до совершенства.

— Не жена я тебе и ждать не буду, — буркнула рыжая и отвернулась, сделав вид, что разглядывает что-то невыносимо интересное в опускающемся на реку вечернем тумане.

— Ну тогда поплывешь со мной, — миролюбиво предложил Крис и поцеловал ее в плечо, — ты ведь тоже нигде не была, кроме своих подземелий. Посмотрим на мир, познакомимся с новыми людьми, узнаем много интересного, — Он прикрыл глаза и с наслаждением втянул носом воздух. — Я уже чувствую этот ветер свободы. А ты?

Ласка скорчила скептическую гримаску.

— Да это канализонкой со слива тянет, — она сложила руки на груди и нахохлилась. — И не поеду я никуда. Сдался мне твой мир триста лет. Чаво я там не видала? Может, там мужики с двумя хренами водятся?

— Да вроде нет, — растерянно пожал плечами Крис, — о таком я не слышал.

— Может, у девиц по две ракушки?

— Да чего ты зациклилась? — рассердился он. — Кроме этого других чудес света быть, что ли, не может?

— А ты чрезчур благородный, чтоб в свободе понимать, — в тон ему ответила Ласка и ткнула его в грудь указательным пальцем, ноготь на котором успела недавно обкусать. — Свобода она вот тута должна быть, а не в кораблях и не в чужих землях.

С тех пор, как они стали много времени проводить вместе, такие ссоры между ними случались: вспыхивающие на ровном месте и так же внезапно угасающие. Ни разу ни одна не продлилась дольше пяти минут, вот и теперь, когда Кристоф отвернулся, решив, что теперь их навсегда разделяют непримиримые противоречия, цепкая Ласкина ручка скользнула ему пониже пояса, а холодный нос уткнулся в шею и часто-часто зафыркал.

— Я замерзла. Погрей меня, — протянула она голоском капризной маленькой девочки, и только глаза у нее были в тот момент странные: грустные и очень взрослые, как у человека, знающего, что такое потеря.

Ласкины пальцы умели совершать простые, но очень действенные манипуляции, и вскоре Крис повернулся, нашел ее губы, позабыв о причине спора в тот же миг. Когда недавняя ссора начала стремительно перерастать в нечто более приятное, он спрыгнул с парапета вниз, на узкий карниз между черной речной водой и серой стеной набережной, и протянул руки, чтобы поймать Ласку.

— Не пойду, ты приставать будешь, а я — девушка благородныя, — она надула губки и кокетливо похлопала ресницами, а затем бесхитростно скользнула к нему в объятия.

Он крепко прижал ее к себе и снова начал целовать всю, от кончика влажного озябшего носа до теплых белых грудок, которые показались в проеме расстегнутой куртки. Теперь их могли увидеть только в случае, если кому-то вздумалось бы в вечерний час пройтись вдоль реки, остановиться в этом самом месте и перегнуться через парапет, чтобы посмотреть вниз, но они уже столько укромных уголков в округе перепробовали, что не сомневались — никто не потревожит.