— Ты еще не канцлер, — напомнил Алекс. — А я тоже кое-что о тебе знаю. Когда ты проникаешь в мой разум, знай, что это и обратный процесс. Я хорошо изучил тебя за прошедшие годы, Дим. И уверен, что сейчас ты пришел сюда, чтобы сказать мне "спасибо".

— Спасибо? — брови Димитрия приподнялись от удивления. — Тебе? За что?

— За то, что я остановил тебя, — спокойно пояснил его собеседник. — Что ты испытал, когда это понял? Облегчение? Радость? Я думаю, у тебя просто гора с плеч свалилась. Ян никогда не останавливал тебя, правда? Даже когда ты очень этого хотел, когда ты нуждался в его помощи, он никогда не шел против твоих намерений. Да? Ты уже давно смирился с тем, что тебя никто не остановит. А я — остановил.

Сиятельный наместник стиснул челюсти, и на его скулах заиграли желваки.

— Не заговаривай мне зубы, Алекс, — процедил он. — Я все равно казню тебя. И все равно найду Эль.

— Я буду останавливать тебя, сколько потребуется, — покачал головой тот, — но до нее ты не доберешься. Да в глубине души ты и сам не хочешь ее найти, правда? Это то, о чем ты говорил мне, когда я приходил к тебе в темпл. Ты не ждал ее обратно. Признайся себе, тебя ведь пугает перспектива, что ты ее найдешь, Дим. Ты ничего странного в этом не замечаешь?

Красноречивое молчание наместника только подхлестнуло узника.

— Ты можешь меня казнить, но сам пожалеешь об этом решении, — с жаром продолжил Алекс. — А вот я жалею лишь о том, что не сумел остановить тебя раньше. Что тогда, в первый раз, я не знал того, что знаю теперь.

— И чего же? — хмыкнул Димитрий.

— На тебя наложили проклятие. Тобой управляют, — заметив, что собеседник собирается снова рассмеяться, Алекс вскинул руку в знак предупреждения. — Ты согласишься со мной, если хорошо обдумаешь мои слова. Просто спроси сам себя: часто ли ты действительно хочешь делать то, что делаешь? Чего ты больше всего на свете боишься? Хотя нет, не чего. Кого. Кого, Дим? Мы ведь с тобой знаем ответ. Ты ничего в жизни не боишься так, как самого себя.

Димитрий молча изучал знаки, начертанные на ладони Алекса, но в диалог вступать не спешил. В глубине его зрачков плясало что-то темное.

— Проклятие имеет защитные силы, ты вряд ли сам смог бы его распознать на себе. Но я могу доказать, что говорю правду. Те, кем владеет темный бог, видят окружающий мир в искажении. Им очень сложно смотреть и на себя. Могу поклясться, ты не сумеешь посмотреться в зеркало…

— Я смотрю в зеркало каждый день, Алекс, — отчеканил наместник, его ноздри слегка раздувались. — И спокойно вижу себя там.

— Это потому что твоя настоящая личность почти сгорела. Но я уверен, есть какое-то отражение, в которое ты еще боишься посмотреть. Оно существует. И то, что ты все-таки боишься на него глянуть, означает, что проклятие так и не ослабело над тобой. Ты должен перебороть себя, Димитрий. Ты должен заставить себя посмотреть на себя так, как боишься. И тогда ты все поймешь. Клянусь, если ты сможешь это сделать, ты поймешь, что я прав.

Димитрий мягко сделал шаг назад, его глаза замерцали в полутьме.

— Что ты знаешь о борьбе, Алекс? Я больше не желаю бороться. Сегодня я пришел посмотреть, раскаиваешься ли ты за покушение. Похоже, что нет. Видимо, помилование здесь невозможно.

Он развернулся и пошел к проему в стене, ведущему к лестнице, и тогда Алекс бросился к решетке, вцепился в нее руками и крикнул ему в спину:

— У нас с Эльзой есть ребенок, которого она скрывала все эти годы. Она родила из-за того, что ты с ней сделал. Эта маленькая девочка — твоя племянница. Ее ты тоже заставишь страдать?

Наместник чуть замедлил шаг, но затем тряхнул головой и легко взлетел по скользким ступеням наверх.

Ощутив, что в спальне уже никого нет, Северина сделала знак замолчать служанке, и осторожно посмотрела за дверь. Так и есть, пусто, ведьмак ушел. Интересно, каким образом? Не иначе, тем же, как и явился — сквозь стену. От облегчения ее ноги подкосились. К счастью, девушка вовремя успела подхватить госпожу и усадить на ближайший стул.

— Я все сделала правильно, благородная лаэрда? — с тревогой спросила она, вглядываясь в помертвелое лицо Северины. — Я ничего не забыла сказать?

— Нет, — выдавила та, — ты молодец. Вот, поищи там.

С каким-то особенным удовольствием она приказала девушке взять с туалетного столика ожерелье с каплевидной жемчужиной — подарок Димитрия. Узрев украшение в натруженных ладонях служанки, Северина заставила себя улыбнуться.

— Это тебе награда за труды. Если управитель или кто-то еще вздумает обвинять, что ты его украла, — смело отправляй их ко мне, я докажу, что это не так.

От радости девушка даже потеряла дар речи. Ожерелье, доставшееся сыну от Ольги, было дорогим, на вырученную за него сумму небогатая служанка могла существовать без бед до конца своей жизни. Но награду Северина считала справедливой — от правдоподобности того непринужденного диалога зависела ее собственная жизнь.

"И жизнь ребенка".

Служанка выпорхнула в дверь, а Северина осталась, не зная, то ли плакать ей, то ли смеяться. Страх, которому прежде она запрещала разыграться, чтобы не спутать себе же карты, теперь навалился со всей силой. Какой же жуткий брат у Димитрия. Когда смотришь ему в глаза… там ведь нет ничего человеческого. И Северина стояла с ним в этой комнате, один на один, беззащитная, балансирующая словно на острие ножа, и вряд ли кто-то когда-либо узнает, чего ей стоило удержать лицо.

"Я безумна, — подумала она, прокручивая в голове каждый шаг плана, — я свихнулась, раз решилась на такое. Боги, но как же мне нравится эта игра"

Мимолетный шок прошел, и Северина легко вскочила на ноги, собираясь переодеться. В ее теле вновь забурлил адреналин. Десять минут на переживания — и хватит, впереди новый акт пьесы, и так уж получилось, что в нем ей отведена ведущая роль. Может, все-таки, сказать Яну или кому-то еще? Попросить охрану? Поколебавшись, Северина решительно отмела сомнения. Ее триумф не будет полным, если придется его с кем-то разделить. Она не сможет доказать друзьям, что изменилась, ее достижений не заметят, весь масштаб ее жертвы не оценят и не поймут. Северина слишком много лет провела незаметной, никому не нужной и недооцененной девочкой, только боги знают, на какие шаги ее это толкнуло, и теперь уже взрослая лаэрда очень боялась повторения своих кошмаров. Она хочет принести пользу. Одна. Сама. Чтобы начать уважать себя снова.

И она ее принесет.

Невысокие каблучки туфель звонко стучали по коридорным плиткам, а копна блестящих волос энергично подпрыгивала на спине, когда Северина отправилась на выход. Проходя мимо малой гостиной, она зацепилась взглядом за мужскую фигуру и замедлила шаг. Ян сидел за столом, тяжело навалившись на него грудью и обхватив руками голову, а перед ним красовалась полупустая бутылка виски и стакан. Северина остановилась на пороге, запах ее духов поплыл по комнате, Ян повел носом и повернулся.

— Уходи, — пробормотал он заплетающимся языком, пытаясь разглядеть ее из-под тяжелых век, — хватит мне сниться. Пошла прочь.

Последние слова он подкрепил характерным движением руки, но от широкого размаха сам чуть не свалился на пол.

— Что ты делаешь, Ян? — вздохнула Северина.

И она еще хотела звать кого-то с собой на подмогу. Да на что эти мужчины вообще способны в критический момент? Димитрия ничто не интересует больше, чем его собственный наверняка очень богатый внутренний мир, Алекс наслаждается каникулами за решеткой, а Ян… он, видимо, решил, что немного отдыха и расслабления именно теперь ему не повредит. Северина сложила руки на груди и притопнула ножкой, наблюдая, как ее собеседник подливает себе еще.

Тот бросил ей хмурый взгляд.

— Лечусь собственным лекарством, — Ян отодвинул стакан и принялся загибать пальцы: — я им Сиятельство лечил, я им Алекса лечил, а теперь, вот, и себя врачевать приходится.