Она опустила голову, втиснутую в черно-белый орех гермошлема, и долгим взглядом обвела, прилизанные временем, лунные холмы. Почему-то вспомнилось определение земной соседки, данное ей полудиким африканским племенем догонов: «Луна суха и безжизненна, подобна высохшей крови». Руслана опустила глаза на свои руки, обтянутые неуклюжими перчатками. Чьей крови? Человеческой? На этот вопрос догоны не отвечали. Они хранили свои тайны, добытые неведомыми способами, точно так же, как притихший Олег, спускающийся с груды, натасканных ими, камней, хранил свои. Хотя, как казалось Руслане, раньше у него от нее никаких секретов не было.

Барбикен кашлянула в микрофон. И напряженная тишина разорвалась с сухим треском, словно чрезмерно натянутый кусок парусины. А поверхность Луны внезапно всколыхнулась, и воздух в середине скафандра ответил ей каким-то, ощущаемым не ушами, а всем телом, резким вскриком.

— Эт-то что такое? — выдохнула Барбикен.

Тресилов, не реагируя, пошел в обход модуля, осматривая его. Молчание затягивалось.

— Олег, ты что-то знаешь? — полуутвердительно спросила Руслана, наблюдая за командиром. Даже сквозь скафандр она ощущала его внутреннее напряжение, явно отразившееся затем и в его голосе.

— Я знаю одно, — ответил через минуту Тресилов, поворачивая к Барбикен черный провал светофильтра, — что мы спасены. Спасены, черт возьми! Но ты, кажется, не рада этому?

Руслана прислушалась к себе. Странно… Она действительно так и не ощутила никакого радостного подъема. А местами даже наоборот. Пустота, пустота сочилась в скафандр. И только пузырящаяся тревога иногда больно покалывала мозг, шипучей жидкостью перетекая в тело. Нервы! Проклятые нервы! Нет, нельзя, никак нельзя сорваться в последний момент! Теперь все будет хорошо. Очень хорошо. Но… Олег явно что-то знает. Руслана в мельчайших деталях вспомнила сегодняшний разговор за завтраком. Нет, на тест это совершенно не походило. Ладно, потом разберемся. Сейчас гораздо главнее другое…

— Олег, — тоскливо спросила Руслана, — а они успеют? Пока виток сделают, пока то да се. Пока призем… Прилунятся. И, возможно, где-то вдалеке, а не здесь. Пока доберемся… Время-то идет. И воздух…

— Не ной, — хмуро отозвался Тресилов. — Вверх, лучше, посмотри.

Руслана откинулась всем телом, чувствуя, что ранец системы жизнеобеспечения опасно нарушает ее равновесие, и пошарила глазами по небосводу. А затем пораженно чертыхнулась, хотя, по идее, ей нужно было начать танцевать от радости. Хлопать в ладоши, подпрыгивать, исступленно топтаться в первобытной ритуальной пляске дикого африканского племени. Тех же догонов. Но пораженный мозг отказывался делать это. Он оцепенел от изумления.

Желтое пятнышко вынырнуло из лучей солнечной короны и пошло по крутой дуге, явно направляясь к месту неудачной посадки лунного модуля «Тайги». Медленно, очень медленно, но оно увеличивалось и росло. Набухало. Точно так же, как, при ускоренной киносъемке, набухает прозрачной и теплой водой, брошенное в нее, сухое янтарное зернышко. Правда, вода в этот раз была хоть и прозрачной, но непроницаемо-черной.

— Черт возьми! — повторила Руслана. — Как же это? Как он это делает?

— Серега же говорил, что аппарат — неизвестной конструкции, — бросил Тресилов каким-то замогильным голосом. И Барбикен краем пораженного сознания отметила, что особой радости он, кажется, тоже не испытывает. — Видишь, как легко маневрирует. И топлива не экономит. Не-е-ет, — протянул Олег Анатольевич, — на счет секретности я его понимаю.

Руслана развернула к нему свой скафандр.

— А где же Сергей Михайлович?

— Не чудите, Руслана Андреевна. Что он его за собой на привязи таскать будет? Серега на следующий виток пошел. Через определенное время появится.

По-прежнему пользуясь самым краешком сознания, Руслана отметила нотки неуверенности, проскользнувшие в голосе командира.

А желтое пятнышко уже приобретало форму, металлически поблескивающего, сфероида — Руслана, почему-то вспомнила лунных «крыс» — и продолжало увеличиваться. Вот оно почти замерло, развернулось, отчего на некоторое время стало напоминать шарик, выпавший из шарикоподшипника, и начала медленно приближаться к месту аварии, одновременно снижаясь над лунной поверхностью. Вокруг него разливалось какое-то желто-зеленое, с красными проблесками, мерцание. На посадки обычных лунных модулей, которые раньше видела Руслана, это было совершенно не похоже.

Не было ни огня дюз, ни струй пыли, растекающихся по дну кратера, ни толчков о шершавую поверхность, отзывающихся в скафандре приглушенными, растянутыми во времени, ударами. Огромное металлическое яйцо на полминуты зависло над, перепаханным «таежниками», слоем пыли и мягко опустилось на нее, поддерживаемое четырьмя выпуклостями, напоминающими собой деформированные ракетные сопла. Мерцание тупого конца «яйца» на мгновение окрасилось переливами оранжевого цвета и исчезло. Будто его не было. Осталось только бесконечное пространство тишины, нарушаемое неровными ударами двух человеческих сердец. Бились они, кстати, в разном темпе.

— Олег, — прошептала Руслана, — ты помнишь, как мы познакомились?

— Что? — не понял Тресилов.

— Девяносто восьмой год, — нервно и почему-то шепотом выдохнула Барбикен. — Борт самолета «Ориент Авиа». Неопознанный летающий объект, сфотографированный Астановым… Он был очень похож вот на это… — она не смогла подобрать слова для определения космического аппарата, опустившегося на неприветливую лунную поверхность. — Только тот меньше был, а так…

Тресилов ничего не ответил, и они продолжали молча смотреть на поблескивающее тридцатиметровое «яйцо», странным образом очень даже шедшее окружающему пейзажу. Гладкая поверхность отражала свет Солнца таким образом, что казалось, будто аппарат высокомерно стряхивает с себя поток лучей. Словно пепел дешевой сигареты, случайно оброненный собеседником на дорогой костюм. Впрочем, «яйцо» занималось не только этим.

Внезапно в его нижней части отпал кусочек скорлупы, образовав собой покатый трап, упирающийся в лунную поверхность. «Сейчас появится Оаннес», — подумала Руслана и попыталась схватиться за эту мысль, чтобы заставить сознание вновь заработать четко и логично. «Почему — Оанесс?» — спросила себя Барбикен, уже зная ответ на этот вопрос. Потому, что этот герой шумерской мифологии, вышел из яйца. «Он был действительно человек, но только казался рыбой, так как он был одет в кожу морского животного», — вспомнились Руслане строки византийца Фотия. И поэтому когда в открывшемся проходе возникла человеческая фигура, затянутая в ярко-зеленое… трико, Барбикен совершенно не удивилась этому. Поскольку трико казалось таковым только издали.

Когда человек, перед тем на минутку замерши на трапе, в конце концов, гибко шевельнулся, ступил на Луну и упругой спортивной походкой начал приближаться к экипажу «Тайги», Руслана поняла, что он затянут в очень тонкий, плотно облегающий фигуру, скафандр. Его зеленоватая поверхность мерцала какими-то маленькими правильными многоугольниками, издалека действительно напоминая рыбью чешую. Барбикен внезапно ощутила всю громоздкость и неуклюжесть собственного скафандра. Собственную техническую отсталость и историческую усталость. Такое чувство, наверное, испытывал неандерталец при встрече кроманьонцем.

Голову «кроманьонца» защищал идеальный по форме и непроницаемый от зеркального блеска, шар гермошлема. Впрочем, находилась ли в нем действительно человеческая голова, было непонятно. «Мы слышали голос, но не видели лица», — снова вспомнила Руслана, наблюдая за приближающимся… Астронавтом? Пришельцем? Гостем из будущего?.. И легкое чувство зависти к непринужденной походке этого самого гостя, по сравнению с обезьяноподобным передвижением «таежников», снова кольнуло грудь. Да, Запад явно обогнал Россию в смысле техники.

Молчание в эфире становилось неприличным. Только Тресилов надсадно пыхтел, торопясь навстречу астронавту. Но тот свернул к Руслане.

— Ну, здравствуйте поближе, Руслана Андреевна! Так и будем молчать? Почему не вижу цветов и не слышу бравурных звуков марша?