— Как? У нее дракон, ты не забыла? Это же верная смерть!

— Значит, подгадаю время, когда она будет одна, — не унималась Астрид.

Виррок лишь головой покачал. Упорство — это хорошо, пока оно не превращается в упрямство.

— Тебя схватят, свяжут, снова кинут в темницу — ты ничего не успеешь сделать, — возразил он. — Нам нужен план.

— Нам? — недоверчиво переспросила наездница.

— Нам, — повторил Виррок, заглянув ей в глаза. — С драконом у тебя появится хоть какой-то шанс… хотя бы попасть в замок. Но нужно все как следует обдумать.

— Какая тебе выгода мне помогать? — резко кинула Астрид, заставив Виррока бессильно сжать кулаки. Да что с ней такое?! Почему стала грубой и злой, почему ненавидит, хотя совсем недавно глаза теплились такой любовью? Неужели то клеймо предателя отвратило ее настолько, что пути назад уже нет?

— Астрид, — вкрадчиво начал он, потянувшись к ее руке, — я ведь все тот же Виррок, которого ты знала. Ничего не изменилось…

— Все изменилось! — наездница резко одернула ладонь, не дав коснуться себя, подскочила с места и выбежала из хижины.

Вирроку показалось, он увидел в ее глазах слезы — первые с момента смерти Гермунда. «Надеюсь, теперь ей станет легче…»

Весь остаток дня Виррок потратил на то, чтобы придумать план. Идеи возникали в его голове одна за другой: одни он отбрасывал сразу, другими, обдумав, делился с Астрид. Но наездница отметала все, находя в них слабые стороны. У нее было свое мнение — надо идти напролом, стучаться в ворота и вызывать Сендру на поединок. Отважная дочь Скаридов будто не понимала, что этим заведомо обрекает себя на гибель — куда ей одной справиться с опытной наездницей и огромным зверем? Но, потеряв все, Астрид не желала отступать.

Их, конечно же, искали — над ущельем пару раз пролетал дракон. Но, то ли полуразрушенная, поросшая мхом и даже кое-где кустарником хижина оказалась совершенно незаметна, то ли никому и в голову не пришло, что в ней могут прятаться беглецы. Наверное, поверили Бердис, решили, что предатель уже отправился в Фэрнарское королевство… А сердце Виррока было привязано к упрямой рыжей Астрид.

Все это время они будто играли в семью, налаживая свой скромный быт в лесной хижине. Все это требовало определенных общих усилий: начиная от попыток разгрести в комнате мусор и заканчивая необходимостью выследить, поймать и приготовить еду. А потом сидеть друг перед другом, лакомится скромной трапезой совершенно молча… и чувствовать, как лед между ними постепенно тает.

— Завтра утром, — отрезала Астрид ближе к ночи, закутываясь в плащ и отворачиваясь от Виррока.

— Я так и не нашел лазейку… — начал он, прислушиваясь к завываниям разгулявшегося за скрипучими ставнями холодного ветра.

— Не важно. Можешь не идти, если боишься, — фыркнула наездница.

Виррок молча посмотрел на тугой сверток, из которого торчали рыжие косички. Астрид пыталась задеть ляфера, а ему хотелось обнять ее, крепче прижать к себе и уткнуться носом в макушку. «Никуда я тебя не отпущу, глупая, — твердо решил он, — придумаю способ».

Однако, придумывать ничего не пришлось. С самого раннего утра на остров обрушился настоящий ураган: ветер обезумел, гнул и ломал деревья, хлестал потоками колючего ливня, то и дело переходящего в град. Низкое серое небо нависало над взбесившимся стальным морем, яростно кидавшим свои воды на прибрежные скалы. Горная река в ущелье вышла из берегов, гудела, бугрилась грязно-желтыми волнами, но, к счастью, не достигала хижины — иначе разом бы ее смыла.

Внутри стало очень сыро и холодно: капало с крыши, затекало в щели под покосившимися рамами и дверью. Сухих дров почти не осталось, а те, что Виррок натаскал утром и разложил сушиться у огня, все равно оставались влажными. Астрид даже не выходила на охоту — в такую погоду все зверье попряталось, а она рисковала вымокнуть до нитки, едва шагнув за порог. Оставалось лишь сидеть в тишине и полумраке, прислушиваясь к тому, как беснуется за стенами стихия и скрипят доски хижины.

Молчание, дополненное голодом, постепенно становилось тягостным.

— А что, если сейчас — лучший момент? — вдруг встрепенулась Астрид. От вынужденного бездействия и затянувшегося ожидания она сидела, как на иголках. — Они не заметят в такую грозу…

— Сиди, — одернул ее Виррок, — ты же просто не дойдешь по лесу в такую погоду! Смоет, заблудишься, ветка упадет… А им что в каменном замке? Ворота такие же крепкие. А лететь я в такой ветер не смогу.

Астрид плотнее закуталась в плащ.

— Все-таки полетишь?

— Если ты снова не откажешься стать моей наездницей.

Астрид усмехнулась, опустив взгляд, добавила после короткого молчания.

— Как-то ты не похож на того самовлюбленного высокомерного дурака, что заявился к воротам школы.

— А ты не похожа на замызганную грязнулю, от которой пахло гарью, и которую я принял за бродяжку, — ответил любезностью на любезность Виррок.

— Да уж, — тем же тоном, уже невесело улыбаясь, продолжила Астрид, — теперь я предательница, позор рода, дрянь, попытавшаяся убить собственного дядю и сбежавшая с ляфером…

— Тебе есть дело до мнения чужих людей? Той же Сендры и Бердис? — перебил ее Виррок. И подумал, что зря упомянул свою бывшую наездницу.

Однако Астрид просто пожала плечами.

— Не знаю. Слухи быстро множатся, вскоре так будут думать все, а о коварстве Сендры никто не узнает. Но то, что я теперь совершенно бесполезна — наездница без дракона — это правда, которую не изменить.

Виррок опустил взгляд. Он понимал, что прошло еще слишком мало времени, чтобы она смогла хотя бы представить для себя другую пару. И даже не важно, что они с ней связаны — ведь оба сейчас не верили даже богам, только себе.

— Астрид… — начал Виррок тихо, потянувшись к ней… и в этот момент раздался оглушающий треск и грохот!

Хижина заходила ходуном, что-то попадало на голову — и беглецы быстро сообразили, что с крышей беда. Побросав плащи, они выскочили на улицу, под холодный ливень, и в густых вечерних сумерках различили, что это высохшее дерево, не выдержав порывов ветра, завалилось на их укрытие. К счастью, оно было высоким, но довольно тонким — вдвоем, сжав зубы, то и дело скользя ладонями по мокрому стволу, они кое-как смогли его отодвинуть, сбросить на землю у порога. Но крыша оказалась сильно повреждена — и дождь уже заливал их единственную комнатушку. Дыру следовало срочно заделать, но ни досок, ни гвоздей не нашлось.

Виррок оглянулся на застывшую в растерянности Астрид, которая уже даже не замечала потоков воды, стекающих по лицу и волосам, и тут его взгляд упал на ставни. Да, они старые, перекошенные, в них полно щелей и разбивать их на доски опасно — развалятся. Но это хоть какой-то выход!

Отодрав их с одного окна, Виррок, то и дело поскальзываясь на мокрой крыше, ругаясь сквозь зубы, полез наверх. Кое-как, используя остатки настила, смог закрепить ставни над проломленным местом, а щели накрепко забил растущим вокруг мхом. Конечно, это было временное решение, а с потолка в хижине продолжало капать — но только в одном месте, и Астрид ловко подставила туда котелок.

Съехав вниз, неудачно приземлившись и едва не попереломав себе ноги, Виррок минуту стоял под ливнем, смывая с рук и лица остатки земли, а затем вернулся в дом. Зубы стучали, пальцы занемели, но он уже этого не замечал — главное, что удалось избежать наводнения в их убежище. Своим плащом он завесил окно, подложив снизу полено — чтоб ветер не раздувал плотную ткань — и, стянув мокрую рубаху, подсел к огню.

В полумраке за спиной зашевелилась Астрид, закутанная в плащ, но такая же замерзшая. Тихо подошла и устроилась рядом. Несколько долгих минут они просто сидели, глядя на пляшущие язычки слабого пламени, вспоминая недавнее событие, приходя в себя и пытаясь согреться. А потом наездница придвинулась ближе, не говоря ни слова укутала Виррока половиной своего плаща, невольно прикоснувшись к плечу ледяной ладошкой.