Великий Чертог Эребора переливался пронзительной, ядовито-зеленоватой лазурью в играющем свете факелов. Голубой топаз, рассыпаясь серебристыми бликами, венчал массивный перстень. Драгоценность величаво покоилась в огранке из чистейшего золота, украшая своим блеском королевскую руку. Торин хмурился, нетерпеливо постукивая пальцем по холодному белому мрамору трона.

"Где же Кили? Послы из Синих Гор скоро явятся, и он должен присутствовать!"

Гномы Эред Луин прибыли с рассветом, чуть позже начали подтягиваться родичи из Железных Холмов. Громогласное эхо Даина Железностопа сотрясало Одинокую Гору с полудня. Народ Дурина стекался в Эребор каждый год, едва выпадал снег. Битва Пяти Воинств отгремела долгих десять лет назад, но память о ней жила в сердце каждого гнома.

Сзади, по левую сторону от престола, раздались тяжёлые шаги. Король Под Горой тихо выдохнул. Глубокая складка меж густых бровей разгладилась, а напряжённые губы тронула лёгкая улыбка.

— Простите, дядя, — раздался громкий шепот. — Мне следовало явиться раньше…

— Следовало, — оборвал Торин, невозмутимо наблюдая за собирающимися в чертоге гостями. — Поговорим об этом позже, — упредил он давно заготовленные объяснения.

Наследный принц гордо выпрямился, хоть это и стоило ему больших усилий. Кили изменился за время, утёкшее со дня отвоёвывания Эребора. Широкие плечи ссутулились, приняв на себя непосильный груз, исчез лукавый блеск глаз, померкли весёлые шутки, обернувшись ехидными колкостями. Бледный, с заострившимися чертами, всё ещё юный гном казался старше своих лет.

Хмуро глядя перед собой, Кили делал вид, что ему интересно происходящее вокруг: приветственные речи, общие воспоминания о былом — всё это тягучим потоком лилось перед глазами, становясь призрачной дымкой. Гном тряхнул головой, отгоняя морок.

"Ещё немного. Соберись", — подумал он про себя. Каждый год памятный пир становился для него пыткой. По натуре живой и любознательный, Кили всегда не любил однообразную неспешность. Теперь же пришлось с головой окунуться в ежедневную рутину, исполняя обязанности наследника престола. Кили тяготила новая роль. Но не из-за того, что часто приходилось участвовать в скучных сборищах. Причиной была незатихающая боль, рвущая сердце.

"Это не моё место. Здесь должен стоять он. Брат. — Принц стиснул побелевшие губы, нервно убрав дрожащие руки за спину. — Фили".

Юному гному до смерти хотелось спуститься в свои покои, забыться тревожным сном. Каждую ночь он ждал его.

Свой кошмар.

Залитое кровью поле битвы, хриплые стоны умирающих вокруг друзей и врагов. Тяжелораненый Торин бьётся с Азогом, но Бледный орк убивает его. Их с Фили оттесняют от Дубощита, окружают со всех сторон орки на варгах. Красная пелена застилает глаза. Что это? Ярость? Кровь? Откуда-то сверху слышится громкий пронзительный клич. С неба на тёмных тварей падают орлы. Враги начинают отступать, свирепо огрызаясь.

— Брат, не умирай, — шепчет Кили, склонившись над распростёртым на земле телом Фили. Светловолосый принц лежит, облокотившись на зарубленного варга. Орк-наездник успел перед смертью всадить в гнома три стрелы. Одну в сердце.

Кили знал, что этого не было. Никогда не происходило. Всё было совсем не так. Рядом с братом он бился недолго, потом его оттеснила волна хлынувших в долину гоблинов. Торина он не видел вовсе и не знал что с ним, пока не кончилась битва. Фили же просто пропал. Исчез, растворился в водовороте боя. Кили искал брата без устали, несмотря на то, что был серьёзно ранен в плечо. Его насильно уложили в постель, напоив сонным молоком. Когда юноша очнулся, почти все тела павших гномов были уже погребены. Ему сказали, что среди мертвецов Фили не было. Он верил и поэтому надеялся, что однажды старший брат вернётся: ехидно ухмыльнётся в усы-косички, обнимет его, потрепав по вечно взъерошенной макушке, поддразнит младшего братишку и всё будет как прежде. С каждым годом эта хрупкая надежда таяла словно дым, испарялась, будто утренняя роса под беспощадными лучами восходящего солнца. Теперь только в лживом сне Кили мог видеть брата. Но со временем даже навязчивый кошмар стал являться реже. Молодого гнома это обстоятельство начало пугать больше, нежели приходящие в туманном бреду картины страданий и смерти. Ведь только так он мог вновь увидеть родное лицо, черты которого начинали постепенно стираться из памяти.

***

Хмель окутал главный чертог горячей пеленой. Эль щедро пенился, тёк рекой. Раззадоренные гномы всё меньше соблюдали приличия, ведя споры на повышенных тонах и столь же громогласно распевая песни.

— Гундбад должен снова стать нашим! — яростно выкрикнул один из воинов Железных Холмов, потрясая огромным кулаком. Шумная волна одобрения прокатилась по разгулявшейся толпе, и только одного гнома не взбудоражило всеобщее единство.

"Гундабад. Давно потерянная цитадель. Незаживающая рана на теле подгорного народа", — с холодной яростью подумал Торин, всё же поднимая кубок в одобрительном жесте.

Когда Эребор был восстановлен и, казалось, все горести стали утихать под слоем памяти, пришло письмо. Оно всколыхнуло Дубощита, заставило на миг поверить, что написанные в нём строки могут быть правдой. Однако поразмыслив, Торин посчитал послание ни чем иным, как вымогательством. Чёрная весть пришла именно из Гундабада. Обитающие там орки требовали выплатить баснословную сумму за пленника, томившегося в одной из подземных темниц. Этим несчастным, согласно посланию, был Фили.

Сухой шорох — с него всегда начинается кошмар. Этот приглушенный звук разрезает воспалённый разум, словно острый клинок живую плоть. Ужасные сцены смерти близких вспыхивают, сменяя друг друга. Подобно змее, впрыскивающей яд, обвивается вокруг шеи тугое кольцо страха. Сердце неистово бьётся, норовя сломать рёбра. Воздух тугими толчками наполняет лёгкие, но с каждым вздохом его становится всё меньше и меньше. Перед внутренним взором всплывают разрывающие душу образы: кровавые безжалостные пытки, пронзительные крики, переходящие в стоны и мольбы о пощаде. Эти кошмары, приходящие почти каждую ночь, мучают неизвестностью. Неизвестность же эта пронизывает все долгие годы плена разъедающей болью.

Резко дёрнувшись, Фили открыл глаза. Сероватый полумрак окружал его постоянно. Гном давно уже не знал, день сейчас на дворе или ночь. Чадящие вдалеке факелы отбрасывали скупой свет, крохи которого едва достигали его темницы. Воздух здесь был пропитан орочьим смрадом, прочно въевшимся в древний камень некогда принадлежавшей гномам твердыни.

Камень. Тёмный старый камень обступал Фили со всех сторон. В его удушающих объятиях молодой гном постепенно начинал задыхаться, сдавливаемый безумными видениями. Кошмары приходили почти сразу, стоило закрыть глаза. Отрывочные, сумбурные видения, обрывающиеся, едва он пытался связать их со своим прошлым.

Дядя. Брат. Их образы поражали яркостью. Казалось, если протянуть руку, то можно коснуться, как-то помочь, но в своих снах Фили всегда оказывался лишь беспомощным свидетелем леденящих душу пыток, итогом которых неминуемо становилась мучительная смерть.

Очнувшись, молодой гном старательно уверял себя, что приходящие кошмары — это чей-то жестокий замысел, направленный на достижение определённой цели. Какой именно, Фили старался не думать. Все силы сейчас уходили на то, чтобы удержать под контролем измученный разум, который всеми силами некто пытался затмить. Время стелилось нескончаемой тоскливой тропой, состоящей из навязчивых кошмаров и долгих часов борьбы с ними.

"Если бы Торин и Кили были мертвы, то меня бы здесь так долго не держали. Я всё ещё жив, значит зачем-то им нужен".

Эти слова Фили всегда повторял, когда его и без того ослабевший дух, истерзанный постоянными видениями зловещих пыток и казней родных, начинал метаться, словно дикий зверь в клетке. Тонкая нить надежды удерживала страдающего пленника орков от пропасти безумия.